Зима-весна-лето. Московские сказки.

последнюю монету, – сказала так старушка, да и исчезла, как сквозь землю провалилась.
А торговец только в усы смеется, больно напугала старая. День прошел,  не было больше покупателей. Вышел он из лавки и оказался в Черном лесу, а за ним как погонится маска Стерволины, все дальше и дальше загоняя его в лес. Вот так он и бродит по нему, не может выбраться, все наказ старой вспоминает, а кого встретит, так брошку эту продать пытается, а она все к нему возвращается обратно, впиваясь иглой в шею, потому что нет в Черном лесу честных людей, никогда не выбраться ему отсюда!
Моника закончила рассказ и обвела всех торжествующим взглядом.
– А почему ты не купила у него эту брошь? – удивился Луиджи.
– У меня нет денег, да и зачем она мне? Лесник говорил, что те, кто покупают у него эту брошь – теряют покой, она впивается в них и всю кровь высасывает.
– Какой кошмар! – воскликнула Розалина. – А эта старушка была Стерволина?
– Да, это была она. Тогда она была еще не такой злой колдуньей, – сказала Моника. – Но кто об этом знает?
– Ты знаешь, и мы знаем, – сказал Луиджи. – может она не такая и плохая?
– Не говори глупостей! – возмутилась Моника. – Вот увидишь ее один раз и все поймешь!
– А ты разве видела ее? – спросила Розалина.
– Никогда! Я не сумасшедшая, – замотала головой Моника. – Все, ночь пришла.
– Опять спать? – удивилась Розалина, – но я не хочу.
– Погоди, скоро захочешь, – Моника погасила очаг и кивнула на спящего Черныша. – Кот знает дело туго, когда есть возможность поспать, то надо спать».

– Пап, а разве леопард может быть плаксой? – Аня смотрела по телевизору передачу про жителей Африки. На экране могучими прыжками леопард настигал свою жертву, но она успевала вырваться, пару раз дав охотнику копытом промеж глаз.
– А почему не может? Ему, как и всем, тоже бывает больно.
– А я думала, что хищникам не бывает больно. Они должны быть сильные и ловкие, и ничего не бояться!
– Конечно, но это не значит, что у них ничего не может болеть. Вот, посмотри, видишь, он не стал догонять эту косулю.
– Да, он трет лапой свою морду. Думаешь, ему больно?
– Думаю, что очень больно. Мало радости получить копытом промеж глаз.
– Бедненький, досталось ему.
– Сам виноват, нечего было лезть к косули. Он же ее хотел съесть, а она тоже жить хочет, вот и защищается.
– А почему животные не могут не есть друг друга? Мы же не едим друг друга? – спросила дочь, передача закончилась, и все ее внимание перешло на меня.
– Ты задаешь слишком сложные вопросы. Человек долгие тысячелетия учился не есть себе подобных. А животные не могут по-другому, таков закон природы, закон джунглей.
– А кто его написал? Кто все это придумал? Нельзя было иначе, чтобы не надо было есть друг друга?
– Уверен, что нельзя. Каждый зверек, каждое дерево играет свою роль, несет свою тяжелую ношу. Но каждый стремиться быть как можно более многочисленным, такова основная задача любого живого организма. Пока в этой битве победили микроорганизмы и насекомые.
– А мы? Какая у нас цель?
– Вот тут мне стоит подумать, хотя нет. Ты уже слышала, есть много разных мнений на этот счет, верно?
– Да, к нам постоянно какие-то бабушки пристают, но я не понимаю, что они говорят.
– А мама что говорит?
– Мама просит их уйти, или сама уходит.
– Я тебе сейчас не буду рассказывать о развитии этой мысли. Для себя я определил роль человека в одном простом действии, но в этом оно не под силу другим зверям.
– Даже слону? Он такой сильный!
– Даже слону. Человек меняет нашу планету, меняет ее ландшафт, то есть строит, роет, возводит, объединяет реки.
– А зачем это нужно планете? Разве она просила его об этом?
– Конечно, нет, но если не будет ничего вокруг меняться, то не будет и развития, а без развития жизнь на планете застынет, а потом может и исчезнуть.
– Я ничего не поняла! Ты слишком сложно объясняешь! – возмутилась дочь.
– А вот поэтому тебе и стоит учиться, чтобы понимать, что говорят другие, чтобы у тебя были свои мысли. Как ты думаешь, зачем надо учиться?
– Чтобы что-то узнавать, – пожала плечами Аня. – Зачем же еще?
– А что толку от простого знания? Вот знаешь ты, что 2  х 2 = 4, что тебе это дает?
– Не знаю, я об этом не думала. Мне еще рано думать, я маленькая. Я должна гулять, играть, кушать мороженое! – глаза у Ани заблестели. – Может, съедим по мороженому, пока мамы нет?
– Ну, не знаю. Она скоро придет, – засомневался я.
– Не скоро, пока она со всеми наболтается, – с видом знатока ответила дочь.
– Ладно, уговорила, но только одно напополам, хорошо?
– Чур, мне большую половину!
– А вот если ты сможешь мне ее посчитать, тогда дам.
– Смогу! Я возьму, – Аня бросилась к холодильнику и вытащила «лакомку». – Я сейчас разделю!
– Давай, дели. Нас двое, как ты будешь делить?
– Пополам, – Аня разрезала мороженое на тарелке ножом на две части.
– И какая половика большая?
– Они одинаковые, – огорчилась Аня.
– Давай посчитаем, я тебе отдам две части из пяти моей половинки, поняла?
– Две части из пяти? То есть мне надо твою половинку поделить на пять частей, да?
– Именно, а две ты возьмешь себе.
– Но как это сделать? Как порезать?
– Помнишь, я тебя учил пользоваться линейкой?
– Эта такая пластинка с черточками?
– Да, возьми ее.
Аня убежала к себе в комнату и принесла яркую расписную линейку. Приложив ее к куску мороженого, она сначала померила один кусок, потом другой и сказала: «Этот кусок больше, я не ровно отрезала. Его и будем делить».
– Ты увидела, сколько он сантиметров?
– Да, увидела.
– Ну, давай думай.
– Значит так. Мне надо поделить этот кусок на пять частей, – стала рассуждать Аня, уже позабыв про мороженое.
– Давай быстрее, а то растает.
– Не успеет, – улыбнулась дочь. – Я его быстрее съем. Мне надо поделить его длину на пять и умножить на два. Потом отмерить и отрезать кусочек себе, да?
– Верно. Вот ты и применяешь знания – это и есть основная задача учебы, узнавать и уметь применять знания.
– А мама Светы сказала, что главное, чтобы отметки были хорошие, – Аня по-честному разделила второй кусок, отрезав ровно, как и договаривались.
– Ну, оценки. Оценка это лишь один из показателей, причем, часто, неверный.
– То есть можно получать плохие отметки?
– Надо стараться их не получать, иначе как другие узнают, что ты хорошо училась?
– А обязательно хорошо учиться? Можно же не все учить, а только то, что нужно.
– Нельзя, никто не скажет тебе заранее, что в жизни пригодиться. А учеба, она как отжимание, ты же уже почувствовала, что стала сильнее?
– Да, мне надо готовиться, а то я лук держать не смогу.
– Вот и мозг надо тоже качать, чтобы он был умнее и лучше соображал. Давай ешь, а то мне кажется, что скоро придет наша мама и нам влетит.
Едва мы успели съесть мороженое, как пришла жена. В руках она держала пакет, в котором лежал торт-мороженое.
– Ну и духота! Я подумала, что надо поесть мороженое, давайте, раскладывайте!
Аня подошла ко мне и прошептала:
– Я лопну.
– Не лопнешь, я тебе помогу, – подмигнул я дочери.
– Чего это вы шепчетесь? – спросила мама из ванной.
– Ничего, – ответила дочь. – Мам, я тебе большой кусок положу, хочешь?
– Да, я такая голодная! Тебе я сама положу, тебе много есть мороженого вредно.
– Хорошо, мама, – послушно ответила Аня, несколько раз икнув от съеденного только что мороженного.
– Что это с ней? – удивилась мама. – Обычно она требует самый большой кусок.
– Видишь, твои слова не прошли для нее даром, – ответил я.
– Ага, конечно. Налопалась, видимо, печенья. Вон, сидит, икает. Сейчас поедим, а потом гулять, нечего дома сидеть.
– Хорошо, мама, ик-ик, – ответила Аня, принимаясь за второе мороженое.

«На следующий день еще до восхода солнца они отправились на поиски феи Малины. Моника сказала, что она знает дорогу, но идти придется долго, чтобы их не выследили шпионы Стерволины, которые могут сидеть за каждым кустом. Тропинка уводила их в самую густую чащу, пропадая в ней навсегда и внезапно возникая как раз тогда, когда им уже казалось, что они заблудились. Несколько раз даже Моника теряла след, но Черный лес словно направлял их, подсказывая, куда следовало идти.
– А не такой он и страшный, – сказала Розалина.
– Ты тут ночью не была, – ответила Моника. – Когда светит солнце, то и лес кажется приветливым, но ночью ты увидишь его истинное лицо.
– А может, мы как раз сейчас видим настоящий лес, а ночью за нас говорят наши страхи? – спросил Луиджи, замечая, что в некоторых местах черный солнечный свет становился золотистым, а чем больше он смотрел на это место, тем светлее оно становилось.
– Ты говоришь так же, как лесник, – сказала Моника. – Но это ему не помогло.
После ее слов солнечный свет вновь почернел, а вдалеке послышались ухающие звуки, будто бы кто-то протяжно стонал. Все остановились, прислушиваясь, только кот стоял спокойно, нарочито глубоко зевая.
– Черныш, ты слышишь? – спросила его Розалина. – Как ты думаешь, кто это?
– Никто, – зевнул Черныш. – Это ветер.
– Нет не ветер! – воскликнула Моника. – Это стонут души заблудившихся в Черном лесу.
Кот ничего не ответил, а бесстрашно пошел вперед. За ним пошел и Марчелло, ему был не понятен этот страх, в далеких звуках он не услышал ничего пугающего.
– Куда вы? Не ходите туда! – крикнула им вслед Моника.
– Мы сейчас вернемся, – ответил Марчелло. – Мне бояться все равно нечего, второй раз я не окаменею.
Они ушли, а ребята остались их ждать. Страх, сковавший их, заставлял лес чернеть вокруг них, вот уже невозможно было разглядеть деревья напротив. Каждый шорох, каждый свист ветра отдавался звоном у них в ушах.
– Надо идти обратно, нас обнаружат и схватят, – забеспокоилась Моника.
– Ты боишься? – удивилась Розалина.
– Конечно, боюсь, глупо не бояться Стерволину!
Впереди затрещали сучья, Моника вскочила, быстро натянув лук, Луиджи достал кинжал, но лезвие осталось спокойным, а ручка отяжелела, заставляя руку опуститься вниз.
– Это Черныш! – воскликнула Розалина. Увидев, как первым бесшумно скользнула черная тень.
За котом появился Марчелло. Под его ногами  сучья трещали, разваливаясь в мелкую труху.
– Там ничего нет. Только ветер кружит возле камней, – пожал плечами Марчелло.
– Я же говорил, – самодовольно промяукал кот.
– Вам просто повезло, – фыркнула Моника. – Что стоим, идем, еще долго.
Они пошли вперед, доверившись чутью кота. Небо светлело, черные солнечные лучи становились все прозрачнее, лес преображался. То справа, то слева слышались странные звуки, пугая их, но уверенность кота придавала всем сил. Черный лес был теперь не таким страшным, и звуки, обидевшись на то, что их не замечают, стихли, подвывая сзади недовольным ворчанием.
Вдали показался каменный грот, вокруг которого тек серебряный ручей. Все замерли в кустах напротив, кот опасливо вжался в землю, готовясь к прыжку. Возле грота ходил большой леопард. Шкура его была яркая и гладкая, будто бы ее вычесывали десять парикмахеров. Под шкурой катались каменные валики мышц, каждый его шаг был преисполнен достоинства и грации. Леопард гордо смотрел перед собой, подолгу задерживаясь над своим отражением в воде ручья.
– Идемте, он нам ничего не сделает, – сказала Моника.
– Но он такой большой,  а какие у него зубы! – сказала Розалина, прячась за брата.
– Зубы, да, зубы большие, – усмехнулась Моника.