В поисках перстня Пушкина

невидимого фронта, таинственным, но благородным рыцарем плаща и кинжала?

— Стукачем он был и мародером. Без чести и совести.

— Эка, ты меня удивил… Да тут сейчас таких, хоть греблю ими гати, фронтовики ряженые, отрастили на тыловых складах ряхи, как наш снабженец Каплин в главке… мать их всех въеб… — зло выматерился майор.

— Нет, майор, ты не прав. Наш полковник не складская крыса типа вашего Каплина — это уникум, личность универсальная. Его бы таланты, да на благое дело. Теслу бы переплюнул. Не ухмыляйся, я с ним учился в инженерной академии, знаю, о чем говорю. Но страсть к интригам и богатству погубили его талант. Засосала его жажда накопления. А тут ещё и война, блокада…

— Так он же был за Уралом, — не выдержал майор, — какая к херам блокада? Он-то каким боком к ней!?

— А таким, что по документам Боря, он же Барух Килькин был за Уралом, а на самом деле, в составе особого отряда, разрабатывал и ликвидировал здесь в Ленинграде иностранную шпионскую сеть, выявлял диверсантов, паникеров, каннибалов и прочий антисоциальный элемент. Расстреливали здесь они без суда и следствия, по закону военного времени, а ценное имущество расстрелянных конфисковывали в пользу государства. Но доходило в закрома родины далеко не всё, что-то оседало и в карманах членов той особой команды. Особенно продовольствие. За него можно было в городе достать практически всё или продать или обменять на золото и картины. Чем наш Килькин и занимался… в свободное от службы время. Отдавал он предпочтение золоту и камешкам. Большим специалистом на этом стал. Мог с одного взгляда отличить натуральный драгоценный камень от страза. И пока он мародёрил, его любовница сидела дома и от скуки объедалась. За год, она так разъелась, что уже с трудом сама поднималась с кровати. Не мудрствуя лукаво, он её пустил на колбасный фарш, и через своих стукачей реализовал ту колбасу на черном рынке. И процесс пошел. Однажды в желудке у одной из жертв, он нашел золотой перстень, представлявший из себя витое золотое кольцо, с крупным 8-и угольным камнем — сердоликом красноватого цвета. На самом сердолике была вырезана какая-то надпись на еврейском языке. Возле надписи размещены стилизованные изображения виноградных гроздей. Перстень не представлял для Килькина особой ценности, и он решил его обменять на муку. Случайно его увидела бывшая хранительница фондов Эрмитажа и потеряла дар речи. А придя в себя, объяснила чей это был перстень. Зря — больше её никто живой не видел. А Килькин стал обладателем перстня Пушкина. Он его сумел не только переправить в тыл, но и надёжно спрятать в тайнике в районе города Сталинграда. За ним он видимо и приехал в ваш город. Интересно успел он его забрать из тайника или перстень до сих пор там лежит?

— Кто его знает. Я его труп не осматривал.

— А можешь узнать, кто осматривал?

— Попробовать в принципе можно. Вот только, что нам это даст?

— Ты, майор, сказал нам? Я так понимаю, что мы с тобой оба в деле?

— Да. Хочется мне найти тот перстень. Интересно, сколько он может стоить?

— Я наводил справки. На аукционе Сотбис его можно было бы выставить за пару миллионов фунтов стерлингов. Только ты, майор губы-то сильно не раскатывай… Где мы, а где тот перстень.

— Это я понимаю. Мне интересно другое, сколько человек знает об этом перстне?

— Сейчас двое. Я бы и тебя не посвящал в это дело, но я один с ним не справлюсь. Так что держи рот на замке.

— Сложно, но возможно. Придётся использовать людей втемную. Для этого надо придумать, какую-то легенду, поставить дымовую завесу, иначе могут возникнуть вопросы.

— А ты, майор, соображаешь. Что можешь предложить?

— Подумать надо.

— Ну, так думай… Твоё здоровье.

Офицеры или уже подельники?… выпили, закусили и закурив несколько минут молча курили, пуская дым в форточку, раздумывая о чем-то своём. Майор обдумывал на несколько ходов вперед предстоящую операцию прикрытия, а полковник, размышлял — на какое время ему будет полезен ещё этот милицейский периферийный майор. В то, что со временем его надо будет убирать, он нисколько не сомневался. Туда ему и дорога. Но сначала пусть найдёт перстень и остальные припрятанные драгоценности. В том, что тот тайник существовал, полковник не сомневался, уж больно долго и много хапал Килькин во время блокады. Проверка его родственников по адресам ничего полковнику не дала, осталось отыскать его любовниц или тот дом, что он мог купить для того, чтобы заложить там тайник.

— Что молчишь, майор, надумал что-то? — так ничего и не придумав обратился он к своему подельнику.

— Надумал. Надо пустить слух, что у Килькина были с собой материалы из архива, с которыми он работал — в плане написания своих мемуаров. Эти материалы, как и черновики книги, необходимо вернуть в архив.

— И что это нам даст?

— Многое. Мне это развяжет руки и позволит почти официально и что самое главное не спеша, заниматься уже закрытым делом. Которое уже никому не интересно.

— Кроме нас с тобой, майор. Понимаю. Мы организуем такое прикрытие и даже дадим тебе, майор, для правдоподобия и официоза, несколько своих человек из конторы, которые работая в темную, будут полностью тебе подчинены. Если, что — где надо уберут за тобой и подчистят. Понимаешь о чем я?

— Понимаю, но надеюсь — до этого дело не дойдёт.

— Я тоже надеюсь, но не исключаю и утечки информации. Как говорили древние: " «Was wissen zwei, wisst Schwein — Что знают двое — знает и свинья». Так, что нам надо поторапливаться. Скажу тебе по секрету, майор, — Лаврентия Павловича уже нет в живых и мы накануне грандиозной чистки.

— Как нет в живых? Так, а кто же тогда руководит вашим ведомством? — опешил от такой новости майор Дурново.

— Двойник, майор, его двойник, которого скоро официально уберут. А с ним полетят и многие головы. Так, что нам сейчас лучше особо не высовываться и обеспокоиться о своём финансовом благополучии на пенсии.

— М-да дела… Пожалуй я пойду. Тут действительно надо поспешать. Давай, полковник, на коня и я погнал на вокзал. У меня через час поезд.

— Не суетись, успеешь. Возьми пять тысяч на непредвиденные расходы, — сказал полковник выкладывая на стол пять пачек денег в банковской упаковке.

— Отчитываться за них надо?

— Не надо. А теперь — наливай по последней, и разбежались. Машина уже у подъезда. Мой шофер тебя отвезет на вокзал.

4

Обратная дорога не отняла много времени. Ехали домой в свой город Сталинград, майор с капитаном только в купейных вагонах, не спеша и со вкусом, не пропуская вокзальных буфетов и вагонов-ресторанов. Куда спешить. Деньги в наличии есть, начальство проделанной работой осталось довольно, можно и отдохнуть душевно, а потом написать рапорт на отпуск и вплотную заняться поисками спрятанного покойным полковником Килькиным тайником с драгоценностями.

После очередного посещения вагона-ресторана, крепко подвыпивший майор наметанным глазом определил, что у них в купе кто-то был. Проверил наскоро оборудованный за обшивкой тайник — деньги и документы на месте. Но маячок на чемодане был нарушен, и вещи были сложены не в том порядке. Не откладывая дела в долгий ящик, майор пошел к проводницам. Две помятые временем тетки в грязной униформе и с прическами «я у мамы дурочка была», сидели в купе и делали вид, что пьют чай. Хотя по масляннистым глазкам на раскрасневшемся лице и выдыхаемым ими амбрэ чувствовалось, что дело не обошлось только чаем.

— У вас, красавицы, минута времени, чтобы вразумительно объяснить мне причину обыска нашего купе, — спокойно сказал майор, после того, как представился и показал свои документы.

— Да пошел ты, мусор, нахуй! — пьяно рыкнула одна из красавиц. — Что ты нам можешь сделать?

— Неправильный ответ, — сказал майор и ловким движением руки, захватил пальцами верхнюю губу красавицы.

И не просто захватил, а стал её выкручивать. Та дико завизжала от боли и ей на помощь поспешила вторая проводница. Но пока она медленно поднималась из-за заставленного стаканами, тарелками и бутылками стола, майор копнул её носком своего лакированного ботинка по коленной чашечке, и та, взвыв от боли, повалилась ничком на полку. Больше попыток помешать допросу она не делала. Зато первая проводница продолжала визжать и махать руками, пришлось майору и ей добавить. Когда проводницы поняли, что с ними никто шутки шутить не собирается, они успокоились и, превратившись в законопослушных советских граждан, стали отвечать на вопросы.

— Итак, гражданки воровки, продолжаем наш разговор. Вопрос тот же: Кто делал обыск в нашем купе? — повторил свой вопрос майор Дурново.

— Каемся, мы вас обшмонали. Но, не по своей воле. Нас заставила, это сделать директриса нашего вагон-ресторана. Она нас шантажирует. Да, если бы мы только знали, что вы из милиции… да разве бы мы посмели, — заканючили проводницы. — Давайте с Вами, товарищ майор, решим этот вопрос полюбовно. Денег хотите?

— Денег!? Ах, вы, сучво грёбанное. Вы мне ещё предложите дать вам в рот. Заткнулись обе. И отвечаем на очередной вопрос. Что вы знаете об этой директрисе вагон-ресторана и чем она вас шантажирует?

— Да что мы знаем, что мы знаем… да мало, что мы о ней знаем. Зовут её Иннэса Абрамовна, фамилия Илькина, лет ей по паспорту сорок пять, а по роже — все шестьдесят. Баба она в торговых делах, товарищ майор тёртая, я случайно увидела в душе у неё на спине наколку кабана-кобла. Похоже, что в своё время она топтала зону.

— Похоже, похоже, — машинально повторил майор, думая о чем-то своём. — Как она вас подцепила на крючок? Только не лепите мне фуфло, что вы запутались случайно с левыми пассажирами. Я больше, чем уверен, что если вас раздеть, то у одной из вас на жопе обнаружиться наколка голой бабы со скрипкой, а у второй розы оплетенной колючей проволокой или ещё какая-нибудь тюремная лабуда. Ну, так кто из вас, ковырялки, хочет облегчить душу? И прошу учесть — спрашиваю, пока без протокола.

— Если расскажем — замнешь этот случай?

— Вы рассказывайте, а там — посмотрим, — ничего не пообещал им майор.

— Лет восемь назад подсел к нам в вагон непоказной мужичонка и вот что интересно, ехал он в купе один. Заслала я ему постель, а он вместо благодарности, стал к нам приставать. Нам же его ласки, нужны, как зайцу стоп сигнал. Ну, для вида покрутили мы с ним шашни и послали потом по всем известному адресу. Обиделся он, пригрозил нам всеми карами небесными, если мы не одумаемся, и пошел в вагон-ресторан ужинать. А пока он там заливал свою сливу, мы его вещички и обшманали, но ничего интересного там не нашли.

— А, что нашли не интересного?

— Его документы, дореволюционную книгу Гюи де Мопассана, да пустой серебряный орлённый царский портсигар и какое-то эмалированное яйцо на серебряной подставке. И зачем ему портсигар, если он не курил?

— Так, твари, если вы и дальше будете так телиться, в час по чайной ложке, я вас начну пытать электричеством… Какая была у него фамилия и где те вещи, что вы похитили из его купе!?

— Фамилия у него была какая-то странная… то ли Тюлькин, то ли Кулькин, а украденные вещи мы сплавили одному знакомому барыге коллекционеру. Зовут его Джорж Иванович Макаров. Живёт он в Москве на Арбате в доме номер пять в квартире