успевают понять, что всё это сейчас было. После чего вместе с шумом и пылью поднимается полная визга неразбериха, которая только способствует ещё больше запутанности происходящего и как итог, кафе пустеет и все теряются.
– Немного драматично, но зато есть своя интрига, и есть куда стремиться. – Сделал вывод дирижёр, глядя на Соли, разводящего свои руки перед До и Ре. А те вроде как сочувствуют, и не вроде как, втихушку радуются.
– Ай-яй-яй. – Покачал головой дирижёр при виде такой фальшивости товарищей Соли. – А не слишком ли минорно вышло? – задался к себе вопросом дирижёр. – Немного. – Вынужден был признать дирижёр. – И что делать? – спросил себя дирижёр. – Можно, конечно, изменить тональность, но как быть с седьмой нотой, Фаустом, ведь без него никак не обойтись. – Дирижёр попытался отстоять перед собой эту минорную тональность. И, наверное, он бы согласился с такой трактовкой своей музыкальной пьесы, но он в душе всегда был огромный оптимист, и не мог терпеть минорного настроения, так что ему пришлось пересмотреть эту свою музыкальную картину.
И тут как у него повелось с самим собой, он задаётся знаковым многозначительным вопросом: «А если?», – и этот вопрос всё решает, заставляя дирижёра пересмотреть собой же представленное представление. Ну а так как времени у него уже особенно много не было, то он сразу, на начальном этапе подхода Соли к столику, вносит свои кардинальные изменения.
– Простите. – Наткнувшись на столик, взволнованно, через затуманенность своих глаз говорит Соли. На что уже было приготовилась в своём задорном ключе ответить Ля, как к её и всех здесь людей неожиданности, в разговор вмешивается подошедший официант, до бесконечности похожий на Фауста. И этот официант, что за невероятное совпадение, слово в слово повторяет сказанное Соли. – Простите. – Говорит подошедший официант-Фауст и при этом так похоже на Соли, что первой не может сдержаться Ля и она со словами: «А ну, держите меня, я не могу!», – всей собой опрокинувшись на спинку стула, начинает заливаться столь зажигательным смехом, что никто не может остаться безучастным, и тут же вслед за этим начинает заваливаться назад в падении со стула. Но так как она всех предупредила о том, чтобы её держали, то она была удержана руками Фауста и при этом очень вовремя – ещё чуть-чуть и ей бы было не до смеха.
Ну а когда все вслед за Ля, спеша ей на выручку, перемешались за столом, то когда дело дошло до вопросов к Соли, и ему в итоге был задан резюмирующий его подход к столу вопрос: «И кто же вас не должен будет простить?», – то после того, как девушки поменяли свои места за столом, а Соли так и не удосужился протереть свои глаза, то он совсем не был уверен, кто задаёт ему этот вопрос – Ми или Си.
– Имеющий сердце, услышит. – Подвёл свой итог дирижёр.
После чего дирижёр разворачивается в противоположную от них сторону и в привычной для себя манере, разыгрывая только одному себе известную музыкальную партию, отправляется вниз по улочке, вдоль всё тех же уличных кафе и людей отдыхающими за столиками в них. Что по мере своего праздного гуляния начинает притягивать и уже самому хочется присесть за один из столиков и за ним отдохнуть. И дирижёр, пройдясь по невидимой партитуре от одного акта к другому, затем до следующего, после чего пальцами руки прошёлся по вставшей на пути его руки чей-то лысой голове, крайне вначале удивлённой, а затем возмущённой такими его действиями по отношению к своей голове, в итоге завернул в сторону одного стоящего в гуще зелёных насаждений кафе и занял один из свободных столиков, стоящих, ни в центре, ни с краю, а в самой глубине кафе.
А как занял, то откинулся всем телом на спинку стула, приподнял лицо навстречу лучам солнца, прикрыл глаза и принялся слушать, а не как можно было со стороны подумать, спать и своим поведением нервировать управляющего заведением Антона Спивака, у которого были диаметрально противоположные взгляды на то, как нужно отдыхать в его кафе. И у него даже для этого есть свой перечень правил поведения в кафе: со своими продуктами и напитками не приходить, яркими словами не выражаться, не скупиться на похвалы и чаевые, быть высококультурным и ответственным потребителем оказанных услуг, и само собой не спать, а проявлять активность в отдыхе.
Ну а чтобы посетитель слишком много о себе не думал, не зарывался и вёл согласно установленным правилам, то всё зависело от предупредительности персонала кафе и приметливости самого Антона, который с захода посетителя в его кафе всё за ним примечает и, чтобы ему без проблем отдыхалось, не даёт ему расслабиться и в момент посылает к нему официанта. И только дирижёр прикрыл свои глаза, как Антон подзывает к себе самого шустрого официанта и отдаёт ему команду. – Шурик, мигом лети к тому сонному типу и разберись с ним.
И Шурик, размеренным шагом вступая, летит к нему, чтобы звучно положить на стол перед дирижёром меню, и когда тот приоткроет глаза и вопросительно посмотрит на него, задаться весьма волнующим Антона вопросом: Что заказывать будете?
– Чайник зелёного чая, два чайных набора и что-нибудь кексовое к нему. – Незамедлительно следует ответ со стороны дирижёра, сразу же закрывшего свои глаза, как только он сделал заказ. Ну а Шурику ничего не остаётся делать, как пойти выполнять заказ.
– Значит, говоришь, сделал заказ на двоих. – С задумчивостью глядя на прикимарившего дирижёра, проговорил Антон, услышав сделанный им заказ. – Чует моё сердце, что здесь что-то не так. – Добавил Антон.
Ну а весь служебный персонал кафе, прекрасно знал о такой параноидальной привычке Антона, видеть в каждом посетителе кафе человека, как минимум, злостного неплательщика («Это потому, что Антон сам злостный неплательщик алиментов, а как говорится, рыбак рыбака, ага», – у Шурика была своя версия объяснения такого поведения Антона), в случаях же ответственного подхода к своим обязательствам по оплате чека, этот посетитель записывался им в скупца, а когда от посетителя поступали неплохие чаевые и их скрыть от Антона не представлялось никакой возможности, то тут ответ очевиден – выпендривается перед своей подружкой или он есть вражья гадина, иностранный шпион.
В общем, никто не обращал внимания на эти заскоки Антона, первого скупца и жадины в этой части живого пространства, и Шурик, с понимающим видом выслушав Антона, отправился выполнять заказ.
Что же касается дирижёра, то он не потому сделал заказ на двоих, что не любил пить чай в одиночку (и это тоже) и рассчитывал таким расчётливым способом подцепить для себя собеседника или слушателя, – не всё же ему быть слушателем, пусть кто-то и его послушает (во всём нужен баланс), – а у него была здесь назначена встреча, о которой он так и позаботился.
Между тем, из другой части городского пространства, навстречу этой встречи и значит, режиссёру, известному также под именем Калибровщик, выдвинулся человек не столь беззаботный и беспечный, как выше упомянутый Калибровщик. И если уж их сравнивать, что не часто бывает по причине их редких встреч, – а как оказываются вместе, то тут не обходится без сравнения (вообще, с кем бы Калибровщик рядом не оказывался, его сразу начинают с этим человеком сравнивать и при этом не в его пользу), – то чтобы не затягивать этот сравнительный процесс и так сказать, не принижать значение одной из сторон (а все сравнения, что по своей сути есть процесс оценки, ведутся лишь для того, чтобы выявить предпочтения или недостатки сторон и, исходя них, выбрать победителя или проигравшего), – а то потом последуют вопросы недоумения и выводы из них: «А на какой таким неравноценным людям встречаться? И если незачем, то выходит, что вы чего-то важного нам недоговариваете и, вообще, вводите в заблуждение насчёт этой встречи, которой незачем было состояться», – в одно словосочетание подведём итог: они были совершенно разные. Что же касается их ценности, то такого рода оценочные исследования не проводились, и не надо.
Правда, между ними было и нечто общее – они вместе и каждый из них в отдельности, любили пешие прогулки. Так что можно вполне предположить, что и этот человек выдвинулся к месту встречи с Калибровщиком (всё же странное имя для режиссёра) пешим ходом. Ну а когда между людьми есть хоть что-то общее, а любовь к пешим прогулкам, не просто хоть что-то, а достаточно значительная общность, то хочешь, не хочешь, а начинаешь опять сравнивать – в данном случае то, насколько это их общее у них разнится или наоборот, похоже.
Ну а тут одного сравнительного взгляда на Калибровщика и идущего ему навстречу Понтифика (а это и был выдвинувшийся на эту встречу человек) достаточно, чтобы понять, что Калибровщику при его небольшом росточке, если он, конечно, не хочет безнадёжно отстать от высокорослого Понтифика, придётся, как следует, поспешать. Но всё это физические характеристики, которые хоть и существенно влияют на любой ход, но всё же не это главное, и бывает так, что при длинных ногах и высоком росте, люди частенько остаются позади своих более низких и коренастых в плечах собратьев. И причин для этого была не одна, а масса – и не только тела, как правило, снижающая скорость и запас прочности хода.
И если, к примеру, Калибровщик мало обращал внимания на то, что о нём думает встречный прохожий, – он его чуть ли не замечал, – то Понтифик в своём подходе к пешему ходу исповедовал иные принципы. Он много обращал внимание прохожих от себя и как результат всему этому обращению – Калибровщик не мог пройти мимо людей незамеченный, а вот Понтифика мало кто мог заметить, даже попадись он прохожему навстречу. А всё потому, что Калибровщик слишком был занят собой, тогда как Понтифик всего себя отдавал окружающим, не давая им заскучать на своём пути, а уж если им вздумается зазеваться, то тут как говорится, пиши пропала их спокойная жизнь на сегодня и возможно, на ближайшие дни недели.
А всё потому, что Понтифик по своей сути очень беспокойный и ему до всего дело есть, и он только с виду такой неустроенный, неусидчивый и малахольный. А так ему мимо пройти тебя зазевавшегося, без того чтобы не поправить тебя и перенаправить твой ход мысли в здравое русло, нет никакой возможности.
– А у вас спина в нижней её части, не слишком чистая. – Так тихо, что вслух и не слышно, прямо в ухо прохожему вкладывает это предупреждение Понтифик, стоит тому засмотреться на испачканную спину, в той же нижней части, какого-нибудь забулдыги или просто человека небрежного. И прохожий, спохватившись памятью за часовой отрезок своего прошлого, припоминает, где он мог бы так неосмотрительно себя повести, а как вспоминает, то тут же предусмотрительно наводит у себя там, сзади, порядок, и как итог, приходит на свидание с очень серьёзной и аккуратной девушкой в полном порядке.
А вот приди он на встречу не столь аккуратно выглядяще, что непременно бросится его новой знакомой в глаза, когда она решит удостовериться, насколько идеален её избранник, бросив на него косой взгляд со всех сторон, – а там, о боже, белая от извёстки полоска, а это значит, что он чёрт те знает, где и с кем сидел (хорошо, что ещё не на корточках с семками в руках, а это уже другие выводы),
