эту ходячую инфекцию.
Но на этот раз всё пошло не так, как планировал Понтифик, и произошёл какой-то сбой во всей этой его отлаженной системе взаимоотношений с окружающим миром. И, идущая навстречу ему девушка, хоть на начальном этапе и выразила на своём лице отторжение от увиденного, но это её, тем не менее, не остановило, – может она была из службы интеллектуального контроля, своего рода этической санэпидстанции, – и она не только отвела свой взгляд в сторону, перейдя на другую сторону улицы, а она как будто специально, целеустремлённо смотрит туда, вниз, куда отправил бывшую часть себя Понтифик.
Ну а Понтифику в свою очередь и самому становится чрезвычайно интересно, на что это там так внимательно смотрит эта девушка. Правда, он сейчас находится в образе человека безрассудного и совершенно паскудного, которому на всё наплевать, и поэтому он сразу не может опустить свой взгляд вниз и разобраться, что же привлекло столь большое внимание этой девушки. И Понтифик начинает судорожно соображать, что же это может быть. И первое, что понимает Понтифик, так это то, что он перестал свободно мыслить и делать безответственные ходы, как в былую беспечную пору с мечтами и желанием весь мир изменить в лучшую сторону, слушая только сердце и всё делая от души, с налётом безрассудства, легко и свободно, без домашних заготовок, а стал вроде как основательным, всё больше следуя разработанным и выработанным правилам и алгоритмам, и как итог, стал математически просчитываемым и логически предсказуемым – вначале причина, затем идёт следствие, и так дальше до бесконечности.
И что же его навело на это понимание себя, то беглого прочтения стенограммы его размышления, будет достаточно, чтобы об этом догадаться. Вот она:
– А если у меня спина не слишком чистая, в самой нижней своей части? – озадачила первая пришедшая в голову Понтифика мысль. Но что-то в ней ему показалось странным, и он решил проигнорировать её. – Что ещё за чушь. – Понтифик отверг своё желание вытащить руки из карманов брюк и проверить ими чистоту своей спины – а по сторонам не было зеркальных поверхностей, чтобы на себя со стороны посмотреть и убедиться в голословности этих утверждений и не пойми кого.
– А может это та старая ведьма? – потемнел в мыслях Понтифик оттого, что ему вспомнилось столько ведьм, а они все априори старые, облезлые и ярко не симпатичные, и у него не было никакой возможности понять, кто из них что-то с ним нехорошее сделал. – Может молнию на брюках силой своей мысли расстегнула? – почти что догадался Понтифик, улыбнувшись столь большой коварности этих современных старых ведьм-феминисток, которые действуют не напрямую, а так наверняка, чтобы потом тебя можно было обвинить, как минимум в нарушении общественного порядка, а при удачном для них стечении обстоятельств, и в вызове устоям общества с его этикой благопристойности – аморальный тип в общем.
И вот когда Понтифик было уже согласился с тем, что он не всегда готов следовать общим правилам общежития, как его озаряет той самой мыслью о том, что он зря себя тешит такой своей непохожестью от всех остальных, и не желанием подчиняться всем этим прописным и не прописным правилам общежития, когда на самом деле всё не так, и он для себя сам уже давно прописал правила своего подчинения системе. – В отношении тебя система добилась много больше, чем с другими. Она убедила тебя в том, что ты независим от неё и даже находишься в сопротивлении к ней, тогда как на самом деле, ты стал её оплотом и защитником. – Понтифик даже похолодел от качества этих своих мыслей, которые и прибили его взгляд к земле. А там он видит свои туфли и то, насколько он оказывается, иногда бывает точен. И только он всё это замечает, как вслед за появлением женских туфлей в области обзорного видения его глаз, до него доносится голос носительницы этих туфлей:
– Вот это называется чистоплюйство в чистом виде.
Понтифик не спешит поднимать свою голову навстречу пронзительному взгляду подошедшей девушки – а что она так сейчас будет на него смотреть, он не сомневается. И от понимания того, что она стоит и ждёт его, Понтифика вдруг начинает наполнять, давно он такого не испытывал, той беззаботной и по-детски беспечной радостью, с какой он всегда смотрел на окружающих раньше, а сейчас призабыл. – Интересно, и как она себя поведёт, если я буду так стоять и не отрывать своего взгляда от своих туфлей? – смешливо задался про себя вопросом Понтифик. Но только он успел усмехнуться, как со стороны его собеседницы звучит вопрос. – Позвольте спросить. И что вы там такое особенное увидели?
– Провоцирует. – Мгновенно догадался Понтифик. – Хочет с помощью вопроса оторвать мой взгляд. Хе-хе. Ничего у тебя не получится, хитрюга. – Расплылся в улыбке Понтифик.
– Говорят, что со стороны лучше видней. Может, подскажите. – Еле сдерживаясь оттого, чтобы не закатиться в смехе и само собой, не поднять лица, серьёзным голосом спросил Понтифик. Ну а после такой дерзости и, пожалуй, неприкрытого оскорбления, любая девушка, даже такая как эта сочувствующая, – она может увидела всю не ухоженность и неустроенность этого человека, который так вызывающе крепится собой при виде очередной недоступности счастья, и решила его приободрить, а он вон что творит, – была в полном праве наплевать на него, но она опять удивила Понтифика, поступив не так ожидаемо.
– Самый тяжёлый груз это вы сами, так что мой прогноз такой, вы его, без посторонней помощи, на себе долго не пронесёте. – Сказала девушка.
– И я должен во всё это поверить. – Приподнимая лицо, спросил её Понтифик.
– Вы уже верите, если обратились лицом к вере. – Многозначительно сказала девушка.
– А не много ли…– Не много. – Не даёт договорить Понтифику, смотрящая на него пронзительным взглядом его собеседница. Тогда Понтифик берёт новое слово: «А не слишком ли…», – и опять неудачно. Его опять перебивают и всё по той же технологии. – Не слишком! – твёрдо перебивает Понтифика его собеседница. В результате Понтифик оказывается в небывалом для себя затруднении – он не знает, что делать и что хотя бы можно сказать. И он начинает перебирать в голове не столь категорически звучащие, подходящие словосочетания нейтрального качества, которые можно было полностью выговорить, не будучи перебитый ни разу этой, что за нахалкой с красивыми глазами, которые она и не думает отводить от него.
– Вот же прицепилась. – С усмешкой подумал Понтифик и как в наказание за свою выразительную открытость, получает замечание со стороны своей дотошной и всё примечающей собеседницы. – И не прицепилась, а попалась на расставленный вами же крючок.
Ну а от этих ей слов Понтифику становится как-то совсем необычно тепло в себе и он даже не расстраивается за то, что позволил себе быть настолько открытым, что был прочитан …– Да кем же? – задался вопросом к самому себе Понтифик, вдруг предчувственно почувствовав, что если ответ на этот вопрос он даст сам, то он ему вообще не понравится. И только он так интуитивно предположил, как тут же начал выдвигать одна другой хуже версии того, кем она может быть. Где все версии в основном сводились к одной. – Она, несомненно, ведьма, но только вначале своего ведьминого пути, раз она ещё молодая. – Умело аргументировал возраст ведьмы Понтифик. И теперь оставалось найти такие же достойные обоснования её ведьминой сущности. Ну а то, что он в ней увидел именно ведьму, а никого-то другого, то это ни у кого не вызывает вопросов – а кого же ещё? И хотя в глубине души Понтифика всё этому сопротивлялось, он скрепя зубами, нашёл-таки основания для себя так думать.
– Она умеет читать мысли, задаёт странные загадки, насквозь меня видит, и главное, кажется, она начинает сводить меня с ума. – Подвёл итог своему размышлению Понтифик, посматривая на теперь уже ведьму. А та как будто и вправду ведьма, и она многозначительно, краешками губ улыбается и, прищурив один глаз (явно в попытке сглазить Понтифика или заворожить), с таким подтекстом, что она знает ответ, задаёт вопрос Понтифику. – Что, за ведьму меня считаете? – И Понтифик, сам того от себя не ожидая и, не понимая, как такое могло с ним произойти, берёт и сразу же необдуманно переспрашивает её:
– А что, должен?
Та же на этот раз ведёт предсказуемо – так же как на её месте повела бы любая ведьма. Она не просто не скрывает, а наоборот, демонстрирует на своём лице улыбчивую многозначительность, которая прямо-таки указывает на то, что она не только не стесняется своей ведьминой сущности, но и чуть ли не считает это за достоинство, типа, кого хочу приворожу – например, тебя сукин сын, – а кого не хочу, – тебе, милок, на этот раз не повезло, ты не относишься к этой ненавистной для меня категории людей, – то того отпущу на все четыре стороны и плюс в одну приоритетную, нижнюю сторону.
А как только Понтифик так ею внешне убеждён в её коварной сущности ведьмы, она, как самая что ни на есть настоящая ведьма, опять начинает говорить загадками. – Всё зависит только от тебя. – Приблизившись в крайние близости к лицу Понтифика, глубинным голосом, на одном тёплым дыхании, заговорила находящаяся в ведьмином статусе девушка. – Во что поверишь крепко, то так оно и будет.
– А если не поверю? – тихо спросил Понтифик.
– Не говори о том, во что не веришь. – Чуть повысив в недовольстве голос, сказала ведьма. – А ты ведь веришь. – Спросила, не спросила Понтифика ведьма, оставив решение этого вопроса для него.
– И тогда получается, что я из тебя могу слепить всё, что захочу и во что поверю. – В задумчивости спросил, не спросил ведьму или себя Понтифик, посмотрев прямо в обращённые на него глаза ведьмы. И её глаза в ответ согласно прикрыли ресницы.
– Ты знала, что я всю свою жизнь искал свою с большой буквы веру. – Уже воодушевлённо сказал Понтифик. – Совесть. – Следует незримая поправка. И вновь ресницы её глаз согласно прикрываются, и теперь и не поймёшь, кто из них заворожен друг другом, хотя не без некоторых догадок с обеих сторон, где каждая сторона считает иначе, чем противостоящая сторона, которая себя ни в чём таком даже не подозревает. Правда, кому-то так и не терпится указать на свою правоту, и совсем скоро звучит её голос: «Я же говорила, сам себя, без помощи со стороны, не вынесешь», – и Понтифик, последовав вслед за взглядом своей ведьмы вниз, к своим ногам, обнаруживает там её правоту (вот только зачем было на ногу вставать, когда есть платок).
Но эта знаковая встреча, как и любая другая знаковая встреча, может только один раз случится или произойти – такого рода встречи классифицируются качественными характеристиками и выпускаются поштучно. А так как она уже случилась в своё время, то сегодня Понтифик на своём пути к месту встречи с Калибровщиком, окромя самых простых и обыденных встреч с людьми со своими частными заботами не встретил, и без особых на то задержек прибыл к месту назначенной встречи.
А как оказался на месте, то без труда нашёл тот самый столик, за которым занял своё место Калибровщик. И тут, в общем-то, нет ничего удивительного и, пожалуй, окажись на месте Понтифика кто-то другой и при этом совсем не знающий этого замечательного типа со столь
