решил победить?"
"Запросто".
Я засмеялся. Как выяснилось, напрасно... Палка плевалась больно. Пока у человека такие палки, мы ему не страшны.
- Это он в тебя пулей пальнул, - вступил в разговор гусь. - А вот на нас он их тратить не станет. Возьмет дубинку, да как начнет лупить - только вались и лапы кверху. И скорее жарить на сковородку тащит.
- И все-таки человеком быть хорошо, - заметил крот. - Радио, телевизор, компьютер, консерватория - все под боком. Жрачка регулярная. И почему я не человек? Вкалываю, как проклятый, нору рою без перерыва на обед, лапами изо всех сил работаю. И что я за это имею?
- И я никак не могу стать человеком, - призналась крыса. - Туда-сюда, туда-сюда шныряешь. Уворачиваешься, изворачиваешься, хитришь, ловчишь... И так веками. Трудишься до седьмого пота. И что? Как была крысой, так ей и остаюсь.
- Ладно ленивцы, - встряла обезьяна. - Но мы-то! Макаки! Мы почему не стали людьми? А ведь кому-то из наших удалось. Только вот непонятно как. Палка-копалка, слышала, помогла. Ерунда! Я вот копала, копала, так ничего и не выкопала. И человеком не стала. Тьфу!
- Человек, животное необщительное, некоммуникабельное, - в свою очередь сказал волк. - И вот вам пример. Когда я еще на воле гулял, довелось мне повстречать человека. Ну, думаю, сейчас приятно побеседуем, обменяемся новостями (меня, в частности, очень интересовало поголовье скота в ближайшей деревне), уже от предстоящего удовольствия бью хвостом о землю.
А он ни в какие разговоры вступать не желает. Враги, говорит, мы с тобой: зачем бабушку Красной Шапочки съел, и саму Шапочку загубил? Ну, история старая, давно бы и забыть пора. Но нет, талдычит одно: шкуру спущу с тебя, козла!
- Опять мы виноватые! - завопили козлы, бородками затрясли от возмущения.
- Я ему объясняю, - продолжал волк, - что не козел я. Но понемногу начинаю закипать. И у меня нервы не из канатов сплетенные. Он опять давай куражиться: котлет из тебя наделаю! из шкуры трусы пошью!
Очень меня задели его слова. Нет, с такими общий язык не найдешь, как ни старайся.
- Люди, люди! Порожденья крокодилов! - истошно завопил страус. - Повадились у меня перья щипать! Им, видите ли, шляпки надо украшать. Яйца крадут! Омлет из них хороший получается... Ну, ни скотство ли?
- Вранье! Мы людей не порождали, - возразил крокодил.
Вдруг заржал конь, встал на дыбы, выругался некрасиво.
- Вот вы все человека хаете, такой он, сякой... А мне человек - друг! И очень обо мне заботится, чего не скажешь об этих мерзавцах - комарах! Насмерть закусали!
"Комар, свирепый гном, крылатый кровосос с писклявым голоском и с мордою слоновьей..." - с трагическим видом продекламировала лошадь, крупная дрожь мощной волной сотрясла ее круп, и она скорбно поникла головой, все еще продолжая шевелить губами и прилипшими к ним травинками.
- Подумаешь, неженки какие! - недовольно отреагировал комар. - Мы же не ведро выпиваем, а только для поддержания организма в порядке.
- Вон отсюда! Убирайся! - неслись со всех сторон возмущенные крики.
- Я птица вольная, летаю где хочу, - гордо сказал комар.
- Ты не птица! Ты гад!
- Гад - это я, - с обидой сказал уж. - А он - подлец!
- Я не подлец, - пропищал комар, но поспешил скрыться.
И опять озлобленно заржал конь.
- И я, можно сказать, венец творения природы, должен терпеть этих мошек! Невыносимо сознавать такое.
- Это ты венец?! - изумилась корова. - Одумайся, дуралей. Венец - это я, корова! Согласна только с одним - дрянь эту терпеть нельзя! Иначе сожрут, и все мы, как один, вымрем. Останутся только гнусы, человек и северный мишка.
- Как же так! - раскричались птицы. - А мы, летающие и пожирающие эту гнусь? Разве мы недостойны венца? Или винца?
- А мы, - всполошились рыбы, - которым наплевать на гнусов с самой высокой... нет, с самой низкой колокольни?
- Что же это выходит, - недоуменно фыркнул конь. - Рыбы и птицы - венец?
Животные пришли в сильное возбуждение, вылившееся в ожесточенный спор, который никого не оставил равнодушным.
А в это время, когда увлеченные спором обитатели зоопарка забыли обо всем не свете, комары на славу отобедали.
4
На следующий вечер, лев обратился к собравшимся:
- Минутку внимания! Некоторые из вас знают, что жила у нас в специальном аквариуме рыба-кистеперка, весьма редкий и ценный экземпляр. Так вот...
- Я слышал, - перебил его барсук, - что они еще пятьдесят миллионов лет назад вымерли.
- Значит, не вымерли.
- Вы сказали - жила?
- Посмотреть на нее можно?
- Нельзя. Нету ее. С глубоким сожалением сообщаю вам, что кистеперка наша зоопарк покинула. Исчезла, так сказать.
- Как исчезла? Куда?
- В океан решила возвратиться... К Коморским островам. Там, говорят, ее родичи живут. В общем, бросилась в сточную канаву - и привет!
- И привет... - эхом откликнулись присутствующие, сожалея, что не могут увидеть такую диковинку.
- Что же, вольному воля, - подвел итоги лев. - Будем надеяться, что ей удастся добраться до цели.
- А вот я ни за что бы не уплыла, пусть даже к Коморским островам, - категорично заявила щука. - Ни за какие коврижки! И очень довольная, что здесь оказалась
Достал меня Иван-дурак! То ему подавай, это... Не нужны ему стали кафтаны красивые. "Не хочу, - говорит, - изюм с черносливом лопать, да квас пряниками заедать. Вина хочу заморского, еды здесь невиданной, машину навороченную, а не на печке-развлюхе разъезжать! На тачке людей сподручней давить, чем печью старой". Марью-царевну из избы выгнал, заявил, что ему скучно и томно с ней жить. Ощущений новых желает: кругосветное путешествие совершить, на пляжах знаменитых поваляться, седалище свое погреть.
Я ли не старалась! Чешуя дыбом вставала - все угодить хотела. Ведь у самого-то и так мозги слабенькие, а тут совсем с катушек съехал. "Бизнесменом, - кричит, ножками топает, - хочу стать!" И что придумал, негодяй! Меня в аренду за деньги сдавать.
Старая я стала, совсем с ним умаялась, а тут еще на других пахать заставляет. И сила волшебная во мне пропала совсем, только на одно желание и осталось. Вот я сюда и пожелала, от дурака-бизнесмена подальше. Здесь мне лепота, покой... Рыбешка всякая...
- Про дураков и я знаю историю, - пробулькала рыбешка, но не всякая, а всеми уважаемая и почтенная камбала. - Вот послушайте, что сестрица моя троюродная сказывала.
Жили-были в одно деревне два брата - оба дураки. Иван, младший, тот умом совсем плохой, а что постарше, Филимон, похитрей немного, но тоже дурень совершенный.
Раз Иван говорит:
"Рыбачить пойду, душа ивасей да стерлядей просит".
"Ну какие в нашем пруду иваси, - отвечает старший, - одни пиявки".
Не послушался брата Иван, взял уду и пошел на пруд, сел на бережку, горох во рту перекатывает, да на поплавок посматривает, ждет, когда рыба клюнет.
Повезло Ивану: вытащил он золотую рыбку. Та, как водится, в слезы. "Отпусти меня, Иванушка, - просит. - Три желания твоих заветных исполню. Чего изволишь?"
Иван долго не думал, ивасей кило стребовал.
"Это просто, - сказала рыбка, - вот получи килограмм. Говори второе желание".
И здесь Иван не задумался надолго. И попросил килограмм стерляди.
Тут же появился килограмм, точно отмеренный и в красивой упаковке.
" Ну, что на третье пожелаешь?" - спрашивает золотая рыбка.
Иван почесал голову, и попросил повторить заказ.
"Легко", - вздохнула рыбка. Заказ исполнила, махнула хвостом и в глубину ушла, обозвав Ивана на прощание дураком, кем он без сомнения и являлся.
Возвратился Иван домой, вывалил рыбу на стол и рассказал брату, как дело было.
"Болван же ты, Ивашка! - не стерпел старший брат. - А что же самогона огненного бочку не попросил?"
Не ответил ничего Иван, только голову повесил.
Тогда взял Филимон уду, побил ей Ивана, плюнул ему в глаз с досады, да с той удочкой сам на рыбалку пошел.
Но не повезло старшему. Долго он сидел, но ничего не высидел. Но вдруг высунула голову из воды золотая рыбка и сказала:
"Ужель думаешь, Филька, что я во второй раз попадусь на одну и ту же удочку? Взял бы хоть другую, дурак!"
Так и вернулся домой Филимон, угрюмый и с пустыми руками, но с удочкой, и опять побил ею брата.
Иван же на следующий день снова на пруд пошел, икры паюсной ему захотелось нестерпимо. А на пруду тишина. Золотая рыбка даже не высунулась. Только сказал своей подруге, тоже золотой, но с серебряными разводами: "Чего же высовываться, да на дурака смотреть? Наверняка злоумышляет что-нибудь".
Загрустил Иван. Говорит себе:
"Пора удочки сматывать. Все равно никого нет, одни пиявицы треклятые!"
"Пошто, злыдень, нас поносишь, без вины виноватых, судак ты отмороженный! - возмутились сосущие. - За это оскорбление тяжкое, ответ держать будешь".
Сказали, да как впиявились в него! Видит Иван - дело худо, всю кровь нечисть пузатая выпьет. А те все больше раздуваются от крови, хоть и дурацкой, а собственной, Иванушкиной. Завопил Иван, страданий не выдержав. Признал, что оклеветал пиявок незаслуженно, прощения просил истово, обещал исправиться.
Простили дурака пиявки. Сказали, чтобы проваливал и больше на пруду не баловал, да рыб золотых не трогал - достояние народное. А напоследок пригрозили, что почище вампиров всю кровь высосут у поганца, если потеху свою не оставит.
Совсем потерял от страха голову дурак, дунул домой, не оглядываясь. И с тех пор - ни он, ни брат его старший, рыбок уже не беспокоили.
- История занятная, - одобрил лев. - Кто еще чего расскажет? Есть желающие?
- Я желающий, - сказал осел.
- Ну, давай тогда.
- И-а! - выдавил осел.
- Это все?
- И-а! И-а! - с удовольствием повторил длинноухий.
- Что-то ты не очень речистый, хотелось бы поподробней.
- Это вступление.
- Так быстрей к основной части переходи.
- И-а! - тряхнул головой осел, и вновь заревел: - И-а! И-а! И-а!
- Здорово, но непонятно, - прорычал лев. - Слушай, осел, давай так договоримся. Ты устал, сегодня от тебя многого не добьешься. Отдохни, а завтра вечером мы тебя выслушаем первого.
- И-а! - согласился осел.
5
- Вообще-то я не осел, а человек, - начал свой рассказ следующим вечером осел. - Заколдовала меня злая волшебница Филомела. Вот придет красавица, поцелует меня в уста сахарные...
Все засмеялись.
- Да кому ты такой нужен!
- Какой такой! - взвился осел. - Вон, даже жирафа со слоном поладили. А как начинали! Я вам напомню:
"Куда тебе с таким шнобелем женихаться!" - говорила жирафа.
"Я же молчу про твою шею", - отвечал он ей.
Как та возмущалась, как кричала! А он ей так ласково:
"Молчу, молчу, у тебя прекрасная шея! Просто она такая же, как мой, как ты изволила изящно выразиться - шнобель".
А жирафа артачится:
"Но он у тебя в землю упирается, а моя шея к солнцу тянется!"
И долго у них в таком же духе продолжалось. Но повторюсь, ведь поладили, полюбили друг друга. Теперь их в один вольер перевели.
А я? Разве можно такого красавца с ними сравнить! Вы
