посмотрите, какие у меня уши - само совершенство! А как я пою, - да все в трепет приходят!
И он заревел. И все затрепетали.
- Я - вегетарианец и ем траву, а мясного и рыбного совсем не употребляю. Меня легко и дешево содержать.
Да любая красавица почтет за честь облобызать меня!
И совсем я не строптивый и не противная скотина, как меня часто называют ослиные недруги. Просто я очень люблю полакомиться колючками. Как только увижу их, так полностью теряю над собой контроль. Так и манят они меня, так и манят. И ничего в мире для меня больше не существует. Колючки, они прекрасны!
- Ты это... Хватит дифирамбы колючкам петь, - поморщился лев. - Мы собрались, чтобы развлечься, истории послушать, а не про твои кулинарные пристрастия. Тем более, что никто их не разделяет.
- Не скажи, лев, - возразил осел. - Кулинарные пристрастия - это очень важно. Вот недавно повстречал я козла, и он мне говорит:
"Задаю себе все время вопрос и не понимаю, почему козлов в огород не пускают? Мы же не бегемоты, не вытопчем все. А там капуста растет... Что скажешь?"
"Ничего не скажу, - отвечаю. - Не интересен мне твой огород. Предпочитаю простую и здоровую пищу".
"Это колючки-то - здоровая пища? - удивляется он. - Да, осел ты и есть осел!"
"А ты козел!" - ставлю его на место.
"И тем горжусь!"
"Да чем! Рогами козлиными?"
В общем, сильно мы друг на друга рассердились.
"Да, мы козлы! Ну и что? - раскричался козел. - Да, мы очень любим капусту. Ну и что? Только ослы ее не любят. Не возражай, это правда!"
"А я и не возражаю. Да, я осел, но не до такой же степени, чтобы есть капусту! И признайся, суп из чертополоха - это замечательно!"
"Вовсе не замечательно! - возражает козел. - Прекрасна капуста!"
И вдруг совсем не к месту добавляет:
"А как мы пляшем, какие коленца выделываем с нашими козлихами!"
"Ты что, серьезно думаешь, что наши ослихи хуже пляшут? - возмущаюсь я. - И потом: вкалываешь, вкалываешь на человека, поневоле запляшешь. А нет, так он тебя заставит... А поем-то мы как!"
"Представляю", - с ехидцей говорит козел.
А затем, когда мы поостыли немного, разговор на детские годы перекинулся.
"Помнишь, - спрашивает, - как мы с тобой в одну лесную школу ходили? Да что там в школу - в один класс".
"Помню, конечно, - отвечаю. - Я учился хорошо. Ты же совершенно ни в чем не бекал, ни мекал".
А он мне:
"Зато ты своими воплями всю школу с ума сводил".
Ну ладно, это уже личное... А расскажу я вам о приключениях, выпавших мне, человеку, злыми чарами в осла превращенного.
При этих словах все снова рассмеялись.
Когда же он закончил, сторож зоопарка, большой любитель послушать историй и сам любящий их рассказывать, так сказал ослу:
- Нашел, чем удивить. Среди людей полно таких вот метаморфозных ослов. Некоторым так это нравится, что они не торопятся возвращаться в человеческое состояние, а многие давно о нем уже забыли, так всю жизнь и живут ослами. И Апулея я читал... Так что, ты все выдумал.
- Ну, если только немного, - не согласился осел.
- Хватит литературы! - раздался голос. - Из жизни давайте чего-нибудь!
- Это уже завтра, - сказал лев. - Уже поздно, пора расходиться. Да, кстати, слон, тебя тут завхоз ругал.
- За что?
- Опять, говорит, этот ненасытный, метлу сожрал.
- Вот сокровище-то! Кормили бы лучше, тогда бы и метлы в сохранности были.
- А черенок зачем съел?
- Так говорю, - голодный был.
Лев вздохнул, а осел признался напоследок:
- А вообще, мне тут нравится: и кормят, и лечат, и ухаживают за тобой. Тепло, светло. Правда, эти паразиты - комары и мухи - порой донимают. Что же... гармонии в мире нет. Зато сколько новых друзей приобрел, с которыми на воле вряд ли подружился...
6
- Жизнь лягушачья не такая уж сладкая, - повела рассказ небольшая юркая лягушка. - Вот говорят: наедятся мошек, наплаваются и давай квакать до одурения. И забывают, сколько нас пострадало да погибло безвинно в нежном возрасте, когда мы были еще головастиками. И водоплавающие, и рыбы всякие - очень до нас охочие! Что ж теперь не квакать, спрашиваю я вас? Если бы вы столько пережили, уверяю, сами бы заквакали.
Да и почему же не поквакать? Напрыгаешься за день вдоволь, накувыркаешься, набьешь живот комарами да мухами - объедение! - и все в тебе поет. Как тут не квакать. Пусть и другие слушают, нам не жалко. А квакаем мы замечательно - звонко и громко, далеко слышно, хор у нас на диво слаженный.
Но и ухо надо держать востро. Не дай бог аиста повстречать. Тогда шансы на спасение минимальные, ноль почти, разве что мертвой прикинуться. И еще ежи, совы - всех не перечислишь. А если вдруг пруд пересохнет? Вот беда-то! Нам без воды никак нельзя.
И о человеке не забывай!
- Это верно, - перебила ее улитка. - Мне написала родственница из южного города Адлера, что какой-то малолетний прохиндей, пребывая там на отдыхе, снял ее с виноградного куста - и самолетом в Москву. Мало того, что она плохо воздушный транспорт переносит, он ее в городе к стволу тополя прилепил. Хорошо, знакомые твари определили ее в чемодан отпускника, летящего в тот же Адлер. Еле добралась до своих. Иначе могла бы до старости до родного куста не доползти.
- И мне знакомая бабочка рассказывала, - зачастила гусеница, - что ее какая-то зараза с капустного листа сняла, только она пообедать собиралась - и тут же в банку стеклянную бросила. Чудом потом упорхнуть удалось.
Кузнечики возмущенно застрекотали.
Лягушка, недовольная тем, что ее перебили, сердито квакнула и, немного помедлив, продолжила:
- Что тут скажешь... Действительно, мало кто из людей к нам с симпатией относится, а уж Ивана-царевича, лобзающего лягушку - и вовсе не встретишь. Отошли те времена. А жаль...
Она опять квакнула, теперь уже грустно. Затем вперилась взглядом в только ей видимую ммошку, резко прыгнула, рот захлопнулся, и мошка исчезла.
- Уф! - вздохнула лягушка. - Летом, конечно жарко, не терпится поскорей в воду окунуться. Но и мокрой все время тоже не охота оставаться... Вот так и снуешь с туда-сюда, наткнешься на какую букашку, закусишь ею, ну и давай квакать... И еще: предка моего портрет известный художник рисовал, правда, непохож он там на себя. Но портрет тот я сохранила, родичи от него в восторге.
А вот в учебных заведениях нам не везет: лапы отрывают и током мучают. Убивцы!
При последних словах тень омрачила ее морду, и она насупилась.
И опять вокруг возмущенно загалдели.
- Это неприятно, очень неприятно, - пророкотал лев и повернулся к волку. - А ты, серый, что все молчишь, только зубами скалишь, да зайцев зенками своими буравишь. Может, и у тебя есть что рассказать занимательного.
- У меня есть, что рассказать, - ответил волк. - Не знаю, занимательно ли это. Но все равно расскажу. Меня это очень занимает.
- Ну, расскажи.
- Вот ты, уважаемый лев, про зайцев упомянул. И скажу тебе откровенно - не лежит у меня к ним душа. Обида у меня на них тяжкая. Можно сказать, пострадал я из-за зайца.
- Ты?
- Да.
- А что случилось? Говори давай.
- Парламентера я съел.
- Как же так вышло?
- Просто вышло. Приходит ко мне однажды заяц в шкурке белой, парламентером представляется. Сам дрожит, а речь наглую держит:
"Эй ты, волк, недруг наш, зайцами одержимый и враг всему остальному лесному сообществу! Так дальше продолжаться не может! Ты - отвратительный хищник! Мы не можем жить вместе в одном лесу и на одной травке валяться! Вот тебе ультиматум: или ты с сегодняшнего дня перестаешь охотиться на лесный зверей, особенно хочу подчеркнуть - на зайцев, или тебе каюк!"
"Ишь ты, каюк говоришь, - отвечаю. - А я смотрю, ты зайчик-то упитанный, жирненький такой парламентер, аппетитный..."
Сознаюсь, не удержался я, съел его. И тут такой шум поднялся, такой переполох сделался! Ну, и началось. Только и слышно было со всех сторон:
"Вы не чувствуете угрызений совести, поедая своих лесных братьев?"
"Вы не сгораете от стыда?"
"Вас по ночам не мучают кошмары?"
"К вам не являются призраки, съеденных вами зверушек?"
"Нет!" - отвечал я всем твердо.
"Какой ужас!"
"Ну ты и волчара!"
"Спасибо, что напомнили, - говорю я им. - А ужас, это когда ты голоден и живот к ребрам прилипает".
А они опять за свое:
"Позор!"
"Таким в лесу не место!"
"Где же мне место? - думаю. - К человеку пойти?.. Вряд ли он разделит со мной свой ужин".
Короче, устроили мне обструкцию. Пришлось какое-то время пожить в уединении, пока все успокоится, вдали от общества.
Но меня это не сильно мучило. По натуре - я философ. Всегда думаю, размышляю о том, о сем. Вот, к примеру, задаюсь вопросом: почему волки самые красивые?
- Не скажи, - попытался возразить заяц.
- Ты что-то хочешь сказать, косой? - нахмурился волк.
- Да нет, это нервное, - ответил заяц и мелко затрясся.
- Вот тоже вопрос: почему зайцы такие нервные?
- Ну...
- Заяц, тебе есть еще, что вякнуть? Ты меня перебил во второй раз. Смотри, в третий - я рассержусь, и тогда у тебя точно возникнет повод нервничать.
Да... Вспоминаю... Была чудесная ночь, тихая такая и ласковая. Мерцали звезды и будили мысль, заставляли задуматься о вечном. Хотелось тотчас же обложиться книгами по философии, астрономии, или роман какой про любовь прочитать. Уыв! Библиотека наша, надо сказать откровенно, находилась в состоянии запущенном, скудном: подшивка "Юного натуралиста" за 1970 год, за тот же год "Веселые картинки". Большинство листов выдрано. Да кипа старых пожелтевших газет, в которых поселились тараканы. Еще две-три книги по политической экономии, изгрызенных мышами.
- Это клевета! - закричали мыши. - Мы терпеть не можем политическую экономию!
- Это правда! - признались тараканы. - Мы очень любим старые газеты. Но тоже терпеть не можем политическую экономию.
- Кончай, серый, оставь лирику, - скорчил физиономию лев. - К сути переходи. Не тяни.
- Извини лев, отвлекся немного. Вот я и говорю: была чудесная ночь, совсем такая, как сегодня... И я думал об еде: чтобы съесть на завтрак, на обед? Хорошо бы, конечно, деревенского петуха-крикуна, а то у меня от его воплей уши закладывало. И курочка не помешала бы, пожирней которая... Думаешь так, думаешь, представляешь в мечтах гуся, индюшку, жиром истекающую... А на ужин ягненка утащить. Слюна так и выделяется...
Раз вот так я думал об еде, а рядом заяц, тоже о ней думал. И я его сожрал, ну и соответственно на время перестал об еде думать. О зайце и говорить нечего: он уже никак не мог о ней думать.
Вот еще каким вопросом я задаюсь: почему я самый сильный?
- Что-о-о! - побледнел от возмущения лев. - Наглец! Самый сильный, смелый и красивый - это я, царь зверей! А ну-ка, пошел отсюда!
- Прошу прощения, почтеннейший, - струсил волк. - Здесь я ошибся. Конечно, ты самый сильный. Погорячился немного...
- То-то же, - смягчился лев. - Можешь продолжать. Но за своими словами следи.
Поникший было головой волк, перевел дух, шмыгнул носом и опять ударился в воспоминания:
- И о детстве
