на естественную защиту своего верного дворянства, и мир оттого не рухнул, а главное чернь знала своё место!
Воля государя вот основной закон для каждого верноподданного! Государь издаёт законы, он же и отменяет их.
Права? Король милостиво дарует их самым родовитым, самым верным и разумным. Разве наши с вами права были ограничены?
Но как ими может распорядиться тупоумное стадо простонародья, гордо называемое «нацией» с легкой руки Марата и Демулена?! И это мы теперь видим!
Знаете, когда начались все наши неприятности? В самом начале этого века, около ста лет назад, когда король, забыв о своей древней роли представителя дворянства, перешагнув через его исключительность, заявил, что он представитель всех сословий...
Прежнее общество было устроено вполне справедливо и вы, как роялист тоже это понимаете, хотя мягкость характера и заставляет вас сопереживать плебеям, этот же ложно понятый гуманизм заставил вас как панацее радоваться этой убогой мёртворождённой конституции 1791 года!
Оседлав «любимого конька» темы сословно-расовых различий, маркиз не мог остановиться:
- Тысячи лет, со времен античности, существовало божественное предопределение: наверху общества находятся самые лучшие, самые талантливые, умные, способные люди страны, ведь «аристократия» переводится как «власть лучших», чего же более?
Чем меньше ума, достоинств и способностей – тем ниже общественное положение и меньше прав! Таким образом, наши сословные дворянские привилегии морально оправданы и объяснимы.
Откройте глаза, Арман, они иные, не такие же, как мы с вами, не только их физиономии и тела лишены изящества, но и умы и души примитивны и грубы, способности и таланты этого сброда, потомков туземцев, кельтов, также оставляют желать лучшего!
И в нравственном отношении они дикари. Кто еще способен носиться по городу с головами на пиках?
Начитавшись в юности Руссо, вам жаль задеть чувства образованных буржуа? Считаете, что они близки к нам? Но и это не так, так называемый «средний класс» не что иное, как потомки «выбившихся в люди» крестьян и прислуги!
Обычно спокойный де Розели решился его прервать:
- Вы сторонник идей де Буленвилье начала века? «Раса аристократов против нации граждан», так, кажется, называют эти идеи сейчас? Интернациональный союз дворянства Европы против плебеев? Вы из тех, кто убежден, что дворянство Франции это потомки германских завоевателей франков, а остальное население – потомки побежденных кельтов... галлов?
Вы серьезно считаете, что то, что у нас происходит, вовсе не «гражданская» война, а война двух чуждых рас, германской и латинской? Причем все основные таланты и интеллектуальные достоинства на стороне нашей знати, потомков германцев?
Впервые злые искорки исчезли из голубых глаз дЭспаньяка, он кивнул:
- Ну вот, когда хотите, вы всё прекрасно понимаете. Розели, вы никогда не жили в колониях, а у меня до августа 1791 была плантация на Сен-Доминго и 200 чёрных рабов ... «ниггеров», как их называют англичане и американцы, пока и их не взбунтовали наши якобинцы.
Уверяю вас, наши плебеи это белые негры, малайцы или индейцы, а наивные идеалисты вроде вас, собрались сесть с ними за один стол и назвали братьями!
А они же вас, гуманистов и отблагодарили своевременным изобретением гильотины.. Ха-ха! В этом есть своя логика! Без кнута от зверя и дикаря уважения не ждите.
То, что для них «равноправие», для нас глубочайшее унижение!
Их «свобода», угроза свободе нашего класса.
Братство? Помилуй Бог, с кем, с сыновьями провинциальных учителей, врачей и адвокатов, с детьми кучеров, поваров и сапожников?!
Всё именно так, Арман, аристократия и чернь это две разные расы, высшая и низшая и не стать им единым смешанным обществом никогда!
Коснувшись злободневной темы, д Эспаньяк говорил всё более отрывисто и резко, с очередным бокалом вина всё менее сдерживаясь в выражениях:
- Чёрт, я ненавижу этих животных всем сердцем и если ради нашей победы, победы утонченной христианской и монархической цивилизации над анархией и дикостью их народной Республики понадобится даже стать палачом и заменить Сансона, я не отступлю, и лично буду расстреливать их!
Розели слушал его с холодным отвращением, но не прерывал.
И помолчав, через секунду продолжал всё более страстно и резко:
- Мне вполне близок русский князь или английский лорд, но не французский конюх. С теми меня объединяет принадлежность к высшему обществу, общие интересы, воспитание, а с этим что общего? Но я сказал всё это не столько даже о простолюдинах в целом, их я более презираю, чем ненавижу, я говорил о наших апологетах революции конкретно.
Всё было веками продумано и логично, пока не вмешалась эта шайка, называемая энциклопедистами и просветителями во главе с Руссо и дикая чернь взбеленилась, свобода, и равноправие им вдруг потребовались! Права Человека, подумайте же, это самая наглая выдумка низкородного сброда, произведение своекорыстных адвокатов!
У них у всех есть одно прирождённое право, знать своё место, верно и покорно служить королю и своему господину, пахать землю или прислуживать, наконец!
Розели, Франция сейчас это Сен-Доминго, а наши санкюлоты это взбунтовавшиеся белые негры, да что там, они просто рабочие машины для обслуживания потребностей государства и наших с вами потребностей!
Не спорю и среди них есть недурные существа, готов сколь угодно их оценить, но только на своём, отведенном для них обществом и традицией месте.
Наконец он замолчал, ожидая возражений, но видя, что Розели больше его не прерывает, смерил собеседника выразительным взглядом, облизнув губы:
-К примеру, я очень люблю собак, но если пёс полезет за мой стол, я огрею его кнутом!
Нет же, теперь этому сброду понадобилось образование, равные с нами права, понадобилось заседать в парламенте и писать для страны законы, вместо того, чтобы чистить выгребные ямы, накрывать столы или пахать!
А я настаиваю, зверя нужно загнать в клетку и все благомыслящие люди со мной согласны!
Согласны и вы, Арман, и препираетесь со мной, только из самолюбия и упрямства, вы просто любите порисоваться, поиграть в либерала! Но... как нам не нравится избранная вами позиция нейтралитета, так и они не поверят в неё...и однажды за вами придут... тогда вы вспомните моё предупреждение...
Только теперь он, наконец, выдохся и, откинувшись на спинку кресла, взял очередной бокал.
Элен д, Эспаньяк мерила брата холодными чужими глазами:
- Сказать, что я разочарована, братец, ничего не сказать. Думала ты все же не так труслив, да-да, именно ужас перед этими хамами ты прячешь под маской миролюбия!
Дорогой, ты как всегда был прав, кажется, мы действительно зря пришли сюда, нам здесь нечего делать, пусть мой братец и далее любезничает с милыми его сердцу якобинцами, пока они его не отблагодарили гильотиной…это дело чести и совести», - девушка встала, взяла шляпу и спрятала под плащ пистолет, - прощайте, гражданин Розели.
Следом лениво поднялся и д, Эспаньяк. Розели наблюдал за ними, скрестив на груди руки:
- Боюсь, ты права, вам обоим не следует больше приходить сюда.
Мария пыталась вмешаться и помирить брата с сестрой, но Арман сделал резкий предупреждающий жест.
Когда за обоими захлопнулась дверь, Розели вздохнув, вернулся в гостиную.
- Она весьма изменилась, когда три года назад вышла замуж за д ,Эспаньяка, кажется она полностью под его влиянием, - Мария грустно покачала головой.
- Эта пара еще вовлечет нас в неприятности. Я не был в восторге от ее выбора, самоуверенный красавчик, ограниченный, высокомерный и жестокий, с его взглядами жить бы ему в средневековье. Подумать только, идеолог сословной ненависти и розни Буленвилье, его кумир? Да-да, идеи Буленвилье очень популярны в среде наших эмигрантов...
Что она в нем нашла? Разве изящную внешность? Или всё же родственную душу? Кажется, дело не только в нём, Элен и в детские годы не отличалась женственным поведением и вкусами и даже была склонна к жестоким выходкам. Она воспитана в строгих традициях верности трону, это так, теперь же она стала яростной фанатичкой, не удивлюсь, если она преклоняется перед ножом Шарлотты Кордэ…
Свет в гостиной доктора Розели потух лишь около полуночи.
Розели безукоризненно выполнял свой профессиональный долг, Мария была добра и заботлива к раненому, но общаясь с ним, оба невольно испытывали напряжение и скованность. Что-то говорило им, что д,Эспаньяк прав и спасённый ими человек действительно республиканец. В это утро между братом и сестрой уже не в первый раз состоялся разговор на волновавшую их обоих тему.
- Ничего не изменилось бы, если б я даже был уверен, что он республиканец», - сказал Розели сестре, - я в любом случае не оставил бы его умирать на дороге, как уже сказал д,Эспаньяку.
- Ты добрый, я знаю, - улыбаясь, Мари погладила руку брата, - и сильный, только сильный духом человек может позволить себе роскошь быть добрым в такое жестокое время и совсем не нуждается в защитной маске напускной суровости.
- Допустим худшее и он действительно республиканец. Поэтому, Мари, будь крайне осторожна и настрого предупреди прислугу. Следите за языком, избегать острых тем, Республика, революция, Конвент и всё прочее. Робеспьера, Сен-Жюста и других якобинцев не поминать, точнее либо хорошо, либо никак, обращаться только «гражданин». Наше дворянское происхождение само по себе не криминал, среди нашего класса тоже есть республиканцы. Но и докладывать об этом тоже не стоит. Он не должен догадаться о главном.
И с минуту подумав, продолжал:
- Последний визит д,Эспаньяка вывел меня из равновесия, - нахмурился Розели, - не желаю видеть эту парочку в нашем доме, да-да, и Элен тоже, хоть она и наша сестра, она также жестока и фанатична, как и он, и не питай особых иллюзий относительно её родственных чувств. Наши пути разошлись, как ни грустно.
Наивный идеалист, так назвал меня господин маркиз, как думаешь, насколько он прав? Сам набит до отказа сословным и расовым высокомерием, чванлив и чудовищно жесток.
Но Бог мой, я тоже потомственный дворянин, пусть никогда не был богат или приближен ко двору, я тоже роялист, и всё же, мне больно резали слух его человеконенавистнические декларации о «высшей» и «низшей» расе, о миллионах французов как о «скотах», о желании лично четвертовать, расстреливать и вешать…
- Ужасно, - Мария неприязненно передёрнула плечами, - у меня даже возникло жуткое ощущение, что он не просто наслышан о пытке этого несчастного, а сам лично приказал истязать его.. Мне кажется, у него нет сердца, он бы смог.. У тебя не возникло такого чувства, Арман?
Доктор Розели метнул на молодую женщину быстрый взгляд, но промолчал. Порывисто повернулся он к сестре:
- Любое живое существо, поверь мне Мари, и человек не исключение привлекает добро и гуманное обращение, а они – «террор»… И те и другие.
Как странно, противоположные идеи, но при этом как оказывается одинаковая логика. Поразительно!
И чем же, скажи мне, их «белый монархический»
С уважением, Андрей.