МИЛЛИОН ДЛЯ ГЕНИЯ

свидания, господин Леонидов, до завтра, - сказал Силаев.
- До завтра, - неуверенно попрощался Леонидов, желая что-то добавить, но не нашелся,  а телефон уже издавал короткие гудки…
Она закричала так, что слышно  ее было на первом этаже. И на последнем этаже, и на всех остальных уже знали, что ее муж только что заработал миллион!
- Миллион!... Ну, что ты не радуешься? Леонидов, что с тобой?... Это шок, это пройдет, на выпей.
Она суетливо достала из бара бутылку виски, налив ему и себе. Он сидел, придавленный - какое-то чувство недосказанности осталось после разговора, поэтому молчал, переваривая каждое слово.
- Миллион! – продолжала она, - а может, нужно было сказать… два?... Или три!?... Нет, миллион тоже хорошо! Для начала совсем неплохо. Да? Леонидов? Ну, что ты молчишь?... Хочешь, я поеду с тобой? – внезапно спросила она. – Надену лучшее платье, которое ты мне подарил… сто лет назад, и поеду. Уже не думала, что оно когда-нибудь пригодится. Я буду твоей Лаурой,… как у Дали,… помнишь?
- Лаура была у Петрарки, а у Дали - Гала, - очнулся он, поперхнувшись виски.
- Ну, Гала. Не важно, пусть будет Гала.
- Нет, Галя, пожалуй, я поеду один, – но, спохватившись, добавил: - А тебя я возьму на премьеру – идет?
- Идет! Идет, мой Леонидов. Идет!… Миллион… На премьеру…
Наконец она, пританцовывая, удалилась, а он все сидел, сжимая в руке бокал, медленно вслух бормоча: - Миллион… миллион… сценарий… миллион рублей… миллион…
Вдруг взгляд его упал на большое окно. Оно было открыто, а на подоконнике сидела птица. Присмотрелся.
- Канарейка! – опешил он. – Откуда? Ты что тут делаешь? Потрясающе!
Птица какое-то время еще сидела и смотрела на него.
- Канарейка… миллион…
Посидела так, повертела хвостом и, поняв, что все самое интересное позади, улетела.

Глава 3

Пожалуй, случилось самое знаменательное событие в его жизни. До этого было все как у всех. Детство, юность. Потом с большим восторгом поступление в театральный институт, куда могли пройти по конкурсу лишь дети “заслуженных” и “народных”, где уже между собой выстраивали конкурс “народности” своих родителей. Но, повезло. Дальше бессмысленная учеба в институте, который теперь находился в новой стране, с новыми законами и правилами, где никакие “народные” уже были не нужны –  наступало начало девяностых. Потом семья, ребенок и годы-годы  бизнеса: торговли, контрактов и переговоров, поездок и отгрузок, приемок и сдач. Так пятнадцать лет! И, наконец, все остановилось в его жизни, все замерло.
Однажды, сидя в офисе у компьютера, заполняя бессмысленное время и пустоту экрана, он написал несколько строк, потом страниц, глав. И все завертелось, закружилось в жизни, изменилось и попросило чего-то еще, непознанного, неизвестного ранее, но столь желанного. Книга, вторая и третья, конечно же, никому не нужные и невостребованные издательствами. Но, не тут-то было... Видимо, годы бесполезного сидения в театральном институте не давали покоя, прося о чем-то еще:
- Ты получил уникальную профессию, ты все помнишь, так почему протираешь штаны в этом офисе, выносишь отсюда деньги, бросаешь их на ветер снова и снова? Ты способен на большее! У тебя все впереди, а ты еще даже не начинал! 
И он все бросил. Он не мог не оставить эту бессмыслицу, потому что в сознании горел огонек затаившегося счастья, трепетный огонек, который согревал, а в душе вибрировала незнакомая мелодия или пока лишь ее предчувствие. Но эта музыка уже заполняла всю его жизнь без остатка. И теперь, просыпаясь, он начинал каждый день с удовольствием, боясь что-то упустить, пройти мимо.
- Ты все пишешь?... Ну-ну…
Эта фраза стала единственной, которую изо дня в день он слышал от жены. Оно и понятно. Сын вырос, поступил в институт, а они,  такие еще молодые, особенно она, хотели чего-то большего. Но, что это – большее, они не знали. Только надеялись. Но уже делали это в разных комнатах и разных постелях. А постель с облегчением вздохнула - ей надоело таскать на себе этот охладевший груз, балласт, который хотелось сбросить и плыть налегке  в одинокую диванную старость. Да и черт с ней, с этой постелью. Ведь не в ней же дело... Книги!
Прошел год, прошел второй.
- Почему ты не напишешь киносценарий? – как-то раз спросил его друг, с которым они вместе учились в институте. Он прочитал его “творения” и теперь давал советы: - Такое просится на экран!
Друг был режиссером документального кино и скоро... очень скоро должен был снять первый фильм. Скоро – спустя почти двадцать лет после окончания института.
- Что с ним делать дальше? – удивился Леонидов.
- Как что? Отошлешь на киностудии, сейчас их сотни, наверняка кто-нибудь заинтересуется. Это настоящий “Экшен”!
- Что? - переспросил он друга, но тот уточнять не стал.
Сценарий был написан,  и теперь этот звонок! Как будто Ангел взял его за руку и теперь уверенно вел по длинному коридору киностудии в “святая-святых”...

Они поздоровались. Напротив сидел здоровенный дядька, который совсем не походил на киношника. Хотя, какими теперь они должны быть, он не знал. Помнил лишь мастеров старого кино, которое смотрел раньше. Но все так изменилось…
- Вот договор, ознакомьтесь и подпишите, - предложил Силаев.
- Да-да, договор…, - он смешался, тупо уставившись на предложенную бумажку. Сколько в своей жизни он прочитал договоров, его уже тошнило от такой формальности. Он не желал тратить время на эту мелочь. И обмануть его было невозможно. Ему заплатят деньги. Огромные деньги! И дело совсем не в них.
- Можно узнать подробнее, какое это будет кино? – спросил он, немного волнуясь. Силаев удивленно на него посмотрел.
- Понимаю, это дело режиссера, но я, как никто другой в материале, и сумел бы помочь…
- Вы не будете читать договор? – перебил его тот.
- Нет,… то есть,… я уже прочитал,… ознакомился…
- Тогда подпишите и дело с концом, - сказал Силаев.
- И все же, я могу услышать некоторые подробности? Какова концепция, замысел?
Силаев выжидающе молчал.
- Ах, договор, - вспомнил Леонидов. Он взял со стола ручку, небрежно подмахнув в нужном месте, отдал продюсеру его экземпляр, свой небрежно сложил и сунул в карман. 
- Формальности окончены? - спросил он, - мы можем поговорить по существу?
- Конечно, - спокойно ответил Силаев, - по существу.
И достал из сейфа две пачки новеньких пятитысячных купюр, положив их на столе. – Прошу, ваш гонорар.
Сказав это, замолчал, давая понять, что разговор окончен, с интересом ожидая реакции на две пухлые новенькие пачки. Леонидов оцепенел. Он заворожено смотрел на деньги, наконец, перевел взгляд на Силаева.
- У вас еще какие-то ко мне вопросы? – спросил тот.
- Да, - встрепенулся Леонидов, - конечно! У меня масса вопросов…
- Вы не будете пересчитывать деньги? – удивленно перебил Силаев.
- Я уже пересчитал, - в нетерпении воскликнул Леонидов и замолчал, мучительно соображая. Наконец произнес: - Вы знаете,… я начну с конца,… для меня самое главное в форме реализации сюжета – эзотерический финал…
- Какой финал? – нервно переспросил Силаев.
- Эзотерический, … ну, вы понимаете!
- Да-да, понимаю, отчего же не понять? - пробормотал тот и загрустил.
- Понимаете? Замечательно! От такого финала, пожалуй, зависит все. Вся история сводится именно к такому концу. Не технологии, не деньги или политические акции, не сцены насилия или перевороты - ничто не спасет общество! Переворот в сознании, смещение акцента, переоценка ценностей. Если, наконец, человек сбросит надоевшую обувь, пройдет босиком по мокрой траве, окунет ноги в волнах океана, будет ходить по мокрому песку, смотреть на солнце, просто жить, только тогда эта история оживет и засверкает. Привычные законы или, как теперь говорят, понятия, отойдут в сторону и зритель задумается. А задумается – значит поймет!
Леонидов внезапно остановился, взглянув на Силаева. Тот с удивлением и неподдельным интересом слушал его. Потом медленно произнес:
- Честно говоря,… я еще не читал ваш сценарий.
- Как? – Леонидов был ошеломлен.
- У меня слишком мало времени, - раздраженно ответил тот. Но, опомнившись, уже мягче добавил: - У нас есть люди, которые делают это лучше меня. Я всего лишь продюсер, - помолчав немного, добавил, - всего лишь хозяин проекта,… но режиссер мне обязательно подробно доложит обстановку,… то есть сюжет.
- А я могу поговорить с режиссером? – настаивал Леонидов. - Дело в том, что это мое детище, как вам сказать… мой ребенок,… и я хочу достойно передать его из рук в руки.
- Я не определился еще с кандидатурой режиссера, - устало ответил Силаев.
Потом он внимательно посмотрел на Леонидова, - да, не волнуйтесь вы так! Во-первых, вы прошли огромный конкурсный отбор – наши люди пересмотрели сотни работ, прежде чем остановиться на вашей! С чем вас и поздравляю! Во-вторых, мы профессионалы, и вы полностью можете довериться нам. Киностудия НИК-Пикчерс – это не детские игры!  Господин Леонидов, это будет настоящий блокбастер! – заверил он.
- Блокбастер? - непонимающе переспросил Леонидов.
- Да! Настоящий Экшен!
- А, понятно, - сказал он, услышав знакомое слово, – его друг, кажется, так называл этот новый жанр.
- Экшен! И вы можете не волноваться!... Так, вы будете пересчитывать деньги?
- Нет,… нет,… спасибо… я уже пересчитал.
Он положил две пачки новеньких купюр в сумку и встал.
- Мы обязательно пригласим вас на премьеру, господин Леонидов. Вы нам понадобитесь на презентациях и пресс-конференциях, о чем указано в договоре, который вы внимательно прочитали, - с улыбкой добавил он.
- А когда будет премьера? - спросил Леонидов.
- По плану – ровно через год! – уверенно произнес Силаев.
- Через год, - прошептал Леонидов.
Тот протянул через стол свою большую лапищу, и они попрощались.

Глава 4

Он снова шел по длинному коридору. Ангел, видимо, оставил его по дороге, заскочив в шикарный буфет или заглянув в съемочный павильон. Да, и не нужен был сейчас этот Ангел – свое дело он уже сделал. Леонидов тоже заглянул в какую-то открытую дверь.  Там стояли декорации неизвестного фильма. Увидел двухэтажное здание, с крыши которого головой вниз летел человек, и грохот автоматной очереди расстреливал тишину зала. Тот шлепнулся в болото, и брызги воды разлетелись во все стороны. Какая-то женщина, подойдя к двери и грозно на него посмотрев, перед его носом прикрыла ее. Теперь он шел по длинному коридору, ноги вязли в болоте, неизвестно откуда взявшемся на этом паркете. Он с трудом их передвигал, вокруг все падали и падали тела, а грохот автоматных очередей слышался со всех сторон. И если бы он упал, наверное, задохнулся бы в этой тине… Какая-то девушка, идя навстречу, мило улыбнулась, и он пришел в себя, нормально добрел до выхода, но все еще казалось, что ноги мокрые, обувь перепачкана, а вода хлюпает и чавкает в туфлях.

Но, выйдя на улицу, стало легко и приятно на душе – в сумке лежал МИЛЛИОН! С удовольствием небрежно махнул рукой, и сразу же два такси наперегонки устремились к нему, почуяв клиента. С радостью постоял в пробках, глядя по сторонам - город  радовал шумными улицами и площадями, мигающими светофорами и людьми, снующими в разные стороны. Солнце ему улыбалось, кинотеатры замирали, с уважением глядя вслед. Скоро он снова придет сюда, скоро будет премьера, и толпы людей выстроятся у окошечек касс, а на рекламных щитах