как бы кольнёт чуточку, я и опомниться не успею, а оно уже ушло. То вдруг налетит целым торнадо, закрутит и не выберешься: задыхаешься, летишь по его воле, остаётся лишь подчиниться и наслаждаться.
Лёгкие прикосновения этого чувства случались, когда, к примеру, все близкие вдруг оказывались далеко, в отъезде. Редкие совпадения, но пару раз бывало. Муж в командировке, родители тоже куда-то отчалили. Я осталась только с Алисой. Телефон молчит. Меня никто не контролирует. Да, я привязана к дому, к дочери, но это вообще не паˊрит! Мне хорошо так, что я врубаю музыку, танцую, играю в бешеные игры с дочкой. Мы с ней хохочем, ходим гулять не по расписанию, приглашаем гостей и вообще всячески отрываемся. И где-то по периферии моего сознания пробегает «как хорошо, когда их всех нет!».
Однажды мы с мужем поехали на два дня в Питер. Он по рабочим делам, а я ему на хвост села, уж очень захотелось мне посетить город на Неве!
И вот Саша с утра на своём производстве, а я пошла гулять по городу, который знаю плохо, поэтому быстро заблудилась. А в глубине души мне этого и хотелось: заблудиться и идти, куда глаза глядят. Вот тогда-то на меня и налетел торнадо даже большей силы, чем несколько лет назад, в подмосковных соснах.
«Боже, как хорошо!» - я с трудом сдерживала себя, чтобы не закричать это прямо на улице в полный голос. Мне вдруг представилось, что я уже не увижу ни мужа, ни родню – никого из них, что в этом пока чужом для меня городе стану жить в новом для меня месте. Нет, не одна. С Алисой. Только её видела рядом, вернее, так: без неё не мыслила жизни. А все прочие, оказывается, стоило лишь представить свою реальность без них, не нужны.
Что это? Снова чуточку испугалась: я никого больше не люблю? Так ведь люблю же…
«Тебе просто с ними не очень хорошо», - деликатно ответило мне нечто. Нет, не внутренний голос. И не голоса в голове.
Сама себе ответила, когда крепко задумалась о причине. Мне с ними не очень хорошо. И деликатничаю с собой я сама, старательно обходя слово «плохо». Да ведь и не плохо же. Просто не очень хорошо.
После Питера это чувство поселилось во мне навсегда, больше я не забывала его, не теряла. И не прогоняла. Алисе тогда было года три, вот с тех пор я и мечтала, как мы с ней сбежим от всех – далеко-далеко!
Если бы не проза жизни, если бы у меня тупо было достаточно своих денег, то я, больше не задумываясь над тем, разлюбила ли я всех или нет, плохая я или хорошая, что мною движет, что случится со всеми брошенными, подчинилась бы тому желанию и уехала с дочкой на край света. Желательно, на край тёплый, в свой собственный домик с садиком, как на сказочной картинке – много-много цветов, чирикают птички, а мы с ней вдвоём и никто нам не нужен.
Казалось, осознав, что такое для меня счастье, что остальные близкие и родные – не такая уж радость, я должна была бы опечалиться и упасть духом. Но нет. Получилось загнать «открытие» под лавку и продолжить жить, снова приспосабливаясь к действительности, умея извлекать из того, что есть, радость и смысл жизни.
У меня появился секрет, важная тайна: знание о том, какой должна быть моя жизнь – абсолютно нереальная, безнадёжная фантазия. И это придавало существованию чуть горьковатый, но всё же сладкий привкус светлой печали и дарило тепло ауры несбыточной мечты. Конечно, продуктивнее, когда мечта «сбыточная», а представления о счастье не за гранью реальности, ведь тогда это становится жизненным планом, даёт и силы, и настрой, заряжает на достижение цели и победу. Но лучше уж так – смотреть на прекрасную радугу издалека, понимая, что по ней не пробежаться никогда, чем вообще сроду не видеть радуги.
Я сумела научиться жить и, если посмотреть со стороны, то полной, счастливой жизнью. Правда, пришлось заплатить за это умение довольно большую цену.
Впереди меня ждали очень непростые годы – прежде всего из-за болезни. Долгое время придётся сражаться с неведомым врагом, который периодически станет вламываться в жизнь, в гущу событий, всё путать и портить, срывать планы и рушить сделанное. Но некой невиданной силой я буду снова и снова подниматься, пытаясь жить, борясь всё с тем же невидимым страшным врагом. С переменным успехом так будет продолжаться годы и годы. Все 90-е.
Но, как говорится, это уже совсем другая история. Не про детство, не про юность и не про то, что вспоминается с ностальгией по наивно-отроческому прошлому. Память о 90-х – это память взрослого человека о его взрослых победах и падениях.
Когда я задумывала писать эти воспоминания, то решила, что расскажу историю до самого конца ХХ века. Но, уже работая, поняла, что 90-е – совершенно отдельный рассказ. Возможно, этот период мною, как сказал бы психолог, ещё не отрефлексирован окончательно, я им «не переболела». Завалы не разобраны.
Там было много счастья – залежи, горы сокровищ! Но там же огромное количество ужаса, болезненных осколков, рвущих душу и плоть, тысячи скомканных носовых платков, до сих пор не высохших от слёз. Огромная жизнь с 1990 по 2002. Пожалуй, те двенадцать лет «весят» полноценных сорок. То ли смогу проработать их с тем же успехом, то ли не хватит сил, духа или просто времени. Может быть, когда-нибудь сумею, если успею, написать и про эту дюжину.
Зато рассказала о том, что зовётся детством и юностью, и нынче видится через розовые очки даже при наличии прекрасной памяти на дурное. Но розовые очки приклеились и отодрать их не получается. Видимо, с определённого возраста они прирастают к носу и становятся частью физиономии.
Может, что и забыла. Наверняка забыла! В таком случае, забытое уже не вспомнить, ведь я провела очень кропотливую работу по разбору сундуков на чердаке. Если что и теперь упущено, то, как говорится, с концами. Или его и стоило забыть, точнее, не стоило того, чтобы помнить? Или спряталось слишком глубоко. Да и бог с ним!
Чем старше становлюсь, тем яснее осознаю, насколько детство и юность предопределили всю мою взрослую судьбу, переломали данный изначально (природой?) характер, совершенно очевидно изменили заложенное во мне нечто, что в итоге так и осталось неразгаданным даже для меня. Что-то важное, так и не понятое во всей этой суете.
Однажды меня потрясли слова немецкого философа и психолога Эриха Фромма: «Несчастная судьба многих людей – следствие несделанного ими выбора. Они ни живые, ни мертвые. Жизнь оказывается бременем, бесценным занятием, а дела – лишь средством защиты от мук бытия в царстве теней».
Вдруг отчётливо поняла, что это и обо мне. Да, я, как могла, боролась, вроде бы делала свой выбор, но, если начистоту… Выбирать приходилось не между путями-дорогами – ясными, очевидными, желанными или неприемлемыми, а среди топких опасных тропок где-то уже в чаще леса, почти завязнув в болоте, в которое меня силком завели другие люди – сильные и властные надо мной. И вот там, далеко от точки, когда можно и доˊлжно было сделать настоящий, свой собственный выбор, я сбегаˊла с немилой мне дороги – но куда? В бездорожье, в растерянность, в одиночество, в отвержение – чтобы не утонуть, не сгинуть, чтобы серые волки не съели. Несвоевременный выбор, выбор, когда почти или совсем поздно. Выбор не для души и радости, а для того, чтобы выжить.
Когда-то в детстве у меня было намного более верное ощущение своего места в жизни, чем стало уже несколькими годами позже. Понимание с годами таяло и дальше, а на его месте росло абсолютно парадоксальное чувство некой неуместности себя в этом мире, пугало вдруг пришедшее новое знание: я – ошибка.
За долгие годы пребывания в этом убеждении потеряла себя, предала поневоле свою суть, потому что больше не чувствовала её. Опять и снова я отвергала свои пристрастия и потребности, как второсортные. А жила будто бы для демонстрации правильности всего происходящего. Демонстрации – кому? Это стало моим вторым «я» - притворство. Чтобы всем угодить, во-первых, а во-вторых, продемонстрировать, что у меня всё отлично, лучше, чем у других! Эдакая рекламная фарфоровая улыбка каждому – с одновременным уверением «я такая, как вам нравится, как вы хотите». В этом мне виделась безопасность бытия, этого требовало моё чувство самосохранения. Не быть, а слыть, быть не собой, а тем, кем надо. Только бы похвалили, не порицали, не осуждали, не ругали, не осмеяли, не презирали.
Мною правило желание не существовать, а производить впечатление. Вместо меня только функция с моим именем, которой можно лишь то, что дозволено функции.
Прожив подобным образом боˊльшую часть жизни, опомнившись и всё разобрав по косточкам и полочкам, проанализировав разобранное, я всё же не успела научиться жить по-другому. И не стала собой. Не всякое сломанное можно починить, кое-что нужно выбрасывать на помойку. Оно уже никогда не заработает, там всё к чертям перегорело, оплавилось, а запчастей таких больше не выпускают.
Итоги подводить? Они просты, как лист картона. Жила (почти прожила) не свою жизнь, всё время жила «кому-то», хотя никому, в сущности, это не было нужно. Иногда получалось проявить себя, проявиться, будто бы на мгновение попав в нужный пазл собой, своей сущностью, почувствовать от этого кайф, взлететь, возлюбить жизнь до умопомрачения, а потом непременно выпасть обратно, свалиться опять не туда, больно удариться, потеряться, запутаться.
Одну безусловную заслугу у меня не отнять: я родила прекрасную дочь. Но какая же это заслуга, если радость для меня же? Значит, тоже «не считается».
Пришедшее понимание – а зачем? Нынче это так же своевременно, как кому-то осознать в пенсионном возрасте, что надо было с самого детства идти в балет – это единственное, чего хотелось, что радовало всю жизнь и к чему были способности! И дальше что? В петлю?
Бывает, когда уже не нужно. Но зато сам процесс написания букв, слов, предложений доставляет удовольствие. А произведённая большая работа по разбору завалов – прошлое, которое я записала ради удовольствия писать. Не более того.
Вначале всей писанины я посвятила эти воспоминания своему поколению – по той простой причине, что, скорее всего, только им обо всём рассказанном интересно читать, потому что близко и задевает. А вот понимания, настоящего, глубинного, мне хотелось бы получить от одного-единственного человека.
От Алисы. Только её мнение и понимание по-настоящему волнуют меня. Как мама я наляпала огромное количество непростительных ошибок! Если она сможет меня понять, то, возможно, многое сможет простить. Единственное, что важно.
«У Алисы есть мама?»
Да, есть. И она никуда не делась, когда Алиса выросла. Очень хочется верить, что дочка именно так и чувствует.
И главное: до слёз жаль непрожитого, неслучившегося. «Дела – лишь средство защиты от мук бытия в царстве теней...» Непрожитого жаль больше, чем на десятки лет незаслуженно забытого – случившегося, бывшего в моей жизни, но заброшенного в самый дальний угол памяти, как хлам.
ЧЕРНОВИК СУДЬБЫ
Всю жизнь
