Главное – не натворить такого, чтобы в возрасте выбора ей сделалось всё настолько же постыло и безразлично, как мне! Вот задача. Но я решила, что знаю, как этого избежать: вспоминать, что делали мои родители, и действовать в точности наоборот.
Конечно, установка от противного – в общем случае неверная, ошибочная и даже вредная. Но ничего другого не придумывалось, откуда мне было взять иные идеи и умозаключения? Поэтому, думаю, юная мама приняла единственно верное решение из того, что у неё имелось в наличии, из чего приходилось выбирать. Мне было всего двадцать два года. И лишь два из них я медленно и мучительно вылезала из ошейника на родительском поводке. А рядом ни одного умного человека. С чего бы в голову пришло что-то более конструктивное?
ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ
Началось второе действие моей жизни (ведь вся жизнь, писал один гений, театр, а люди, как известно, актёры). Всего их пока что три, последнее ещё продолжается.
Второй акт – это взрослая молодость, от рождения Алисы и до 2002 года, до достижения мною абсолютного тупика и встречи с Женей, вытащившего меня оттуда. Пятнадцать лет – прекрасных и ужасных, дивных и чудовищных. Было всё и всякое. В своих воспоминаниях я остановлюсь на переломном во многих смыслах 90-м годе.
Хотелось бы писать сейчас только о хорошем, но нельзя не упомянуть некоторые вещи, слишком важные и серьёзные, чтобы их проигнорировать. А они никак не хорошие.
После рождения Алиса довольно скоро начала болеть – и это самое страшное. Печаль в том, что и я моментально заработала мастит. «Скорые» к нашему дому приезжали по очереди: то ко мне, то к дочке. У меня доходило до температуры 40, до бреда и абсолютного непонимания, где я нахожусь. Мне вкалывали жаропонижающее и возвращали в реальность. С грудью я мучилась вплоть до того, как бросила кормить, то есть, до пяти Алисиных месяцев. Больше не было сил, да и молоко моё из жирного превратилось в голубое, водянистое. Пришлось перевести дочку полностью на «Симилак», и маститный кошмар закончился.
А вот дочкина смертельно опасная болезнь... Страшно вспоминать. Помог нам только врач, вызванный частным образом. Педиатры из поликлиники в упор не понимали, что происходит. С тех пор я запрезирала тех докторов и их квалификацию, уж простите. Не увидеть хрестоматийных симптомов известного заболевания, того, что специалист с ежедневной больничной практикой установил мгновенно, это уже перебор! Через неделю правильно назначенной нашим спасителем терапии Алисе стало значительно лучше, всё начало исправляться прямо на глазах. А до того – два месяца ужаса и непонимания! Два месяца невежества районных лекарей! Ощущение абсолютной беспомощности и страха, что я потеряю ребёнка. И, разумеется, не переживу этого.
Конечно, та история здорово шибанула по психике. Поэтому, когда через полгода Алиска стала уже почти здоровой, удивительно активной девчонкой, развивающейся быстро и успешно, а я выдохнула с облегчением, меня из-за угла чувствительно пнула притаившаяся и ожидавшая своего часа депрессия. Ещё не в полной мере, не наотмашь и не изо всех сил, как это случится спустя несколько лет, но заметно. Последующие годы я, понятия не имея, что со мной происходит, постоянно боролась с разными вроде как «мелкими» неприятностями. Страхи возникают без видимых причин? А кто их не испытывает? Пью тазепам. Всё равно страшно? Тазепам с реланиумом. Болит голова? Таблетка «от головы». Нестерпимо жжёт в солнечном сплетении? Принимаю обезболивающее, много обезболивающего. Тошнит и рвёт? Церукал. Вот так и спасалась.
Жила, будто бы каталась на американских горках: то всё хорошо, настроение нормальное, силы есть, то вдруг – бац! – резко накрывает ужасом, а следом приходит физическая немощь с болями. К сожалению, из-за отсутствия медицинской помощи физическая реакция организма становилась всё острее, пока не превратилась в реальную невозможность жить в обычном режиме: я не могла даже встать с кровати. Но про это столько рассказано, что не хочу больше! Мне нравится вспоминать хорошее, то, что помогало, вывозило, вытаскивало и поддерживало.
Самое главное – Алиса. Ощущение чуда, удивление, что я родила такую прекрасную девочку, не отпускало меня много лет – представляете? Раз за разом я разглядывала дочь и поражалась: как такое могло случиться? Ведь она – необыкновенная, и я собственными глазами вижу, что она прекраснее всех детей на свете! Как она могла родиться у меня? Вот это подарок! Вот это чудо!
Любовалась на неё, целуя крохотные ножки и ручки: «Спасибо тебе, мой божок, спасибо, что ты появилась!» А она беззубо хохотала и трогала меня, как обезьянка – и руками, и ногами. Если бы не режим кормления и сна, я могла бы так зависать над ней долгими часами. Мой наркотик, восторг и упоение!
Мне нравилось подолгу баюкать её на руках, сколько угодно. Когда мы спали рядышком, я испытывала такой кайф, который невозможно описать всеми существующими словами. Ощущение абсолютной лёгкости тела, свободы и восторга души, всепоглощающей любви ко всему на свете и, кроме прекрасного и доброго, в моей вселенной тогда ничего не помещалось. Я постоянно напевала либо весёлые песенки для себя, либо нежные колыбельные для Алисы. Просыпаясь рядом с ней даже в её громадной луже, была счастлива, смеялась и зацеловывала своё дитя.
Каждый раз, когда Алиса оказывалась у меня в объятиях, по телу разливались тепло и радость, как бы плохо я себя ни чувствовала. Она меня не раз спасала в совсем лихие моменты, когда, казалось, что не выдержу. Но я обнимала дочку, прижимала её к себе, слушала её куликанье, ощущала прикосновение крохотных пальчиков и понимала, что выживу, смогу. Есть, во имя кого. Есть человечек, который не даст мне сдохнуть.
ЛЮБОВЬ И БЕЗЗАЩИТНОСТЬ
Несколько лет назад, когда вышла «Мама, не читай», по некоторым промежуточным итогам огромного отклика и острейшей дискуссии я опубликовала статью «Долги моей дочери». У меня сложное отношение к этому материалу, сейчас, возможно, я написала бы его иначе, но, тем не менее, не отказываюсь ни от одного слова. Тогда статья имела довольно сильный резонанс, я получила огромное количество писем, её перепечатали разные СМИ. Привожу её здесь, чтобы подчеркнуть свою главную мысль с её помощью, она всё же убедительна.
--------------------------
Долги моей дочери
Поклонись до земли своей матери,
и отцу до земли поклонись,
мы с тобою в долгу неоплаченном,
свято помни об этом всю жизнь!
Из дурацкой советской песни
Я – мать. Та, которая святая. Та, которую дочь должна, обязана любить в любом случае, что бы я ни совершала по отношению к ней. Она обязана меня уважать, заботиться обо мне в старости, прощать мне всё и быть послушной дочерью. Так надо, так принято. Она вообще по гроб жизни мне должна хотя бы за то, что я её родила. Я носила её под сердцем девять месяцев? Носила. Я рожала её в муках? Рожала. Кормила её грудью? Да. Бессонные ночи были? Ещё как. Болезни, температуры, "скорые", первые зубки, нехватка необходимых для ребёнка продуктов в советское время, а потому – нервы, очереди, "доставания" и прочее – было? О, да!
Так что, доченька, тебе ни в жизнь со мной не расплатиться! Ты – должна, должна и должна.
Такова логика любой матери, утверждает общество, состоящее из родителей, которым очень удобно именно это внушать своим детям.
А теперь скажу, что по-честному думаю по этому поводу.
Итак, однажды я приняла решение родить ребёнка. И сама этого очень хотела. Вот вам и момент первый: я этого хотела! У меня были такие резоны: время подошло, надобно уже рожать, да и ляльку хочется – интересно, приятно, забавно. Знаю, что многие женщины принимают аналогичное решение по иным мотивам: удержать мужа, женить на себе мужчину, получить квартиру или деньги...
Дочка родилась. И со мной случилось чудо: я в одно мгновение вдруг поняла, что произошло наиважнейшее событие в моей жизни. Я не просто ляльку получила, а узнала настоящую Любовь и настоящее Счастье. Крохотный комочек, тёплый, беспомощный, родной, лежал на моих руках и самыми дивными на свете глазками очень серьёзно разглядывал меня. И в этом взгляде были огромное доверие и любовь: любовь просто потому, что я – мама, ни за что, ни за какие мои "красивые глаза" или купленные пелёнки, а так – в кредит. И первая улыбка крохотного человечка была "посвящена" мне. И в этой беззубой, самой прекрасной на свете улыбке тоже были безграничная любовь и доверие.
Я тыкалась носом в нежный животик, в чуть влажный лобик, вдыхала младенческий аромат и ощущала, что теперь я – самый счастливый человек на свете. Меня переполняло не только обожание, но ещё и благодарность. "Спасибо тебе, мой маленький зверёнок, за то, что ты есть, за то, что ты такая! - шептала я в крохотное ушко. - Я никогда тебя не предам, сделаю всё на свете, чтобы ты была счастлива! Будь спокойна, пока я рядом, тебе ничто не грозит". Малышка хохотала, ей было щекотно от моего дыхания, её крохотные пальчики касались моего лица, и для меня это были прикосновения самого бога.
Она росла, становилась на ножки. Начала говорить. И с каждым месяцем, с каждым годом, чувство благодарности к ней росло. Она болела, и временами было очень тяжело и страшно. Все мои силы отдавались лечению малышки. Недосып, разболтанные нервы – нормальный набор сопутствующих вещей. Может, она и за это мне должна? Ещё чего! Я спасала, лечила её потому, что по-другому не могла, потому что без неё жизнь мне была не нужна, потому что любое её страдание, любая её боль в тысячу раз сильней били по мне самой.
Если хотите, это был материнский эгоизм: я заботилась о ней потому, что мне самой было хорошо только тогда, когда хорошо было ей. Уверена, знаю, что абсолютное большинство матерей рассуждают так же.
Когда малышке исполнилось пять лет, отказалась от предложенной мне престижной и высокооплачиваемой работы потому, что она требовала полного отречения от домашних забот, то есть, и от забот о моей куколке в том числе.
Я должна упрекать за это дочь? Жалеть об этом? Плюну в глаза каждому, кто посмеет даже заикнуться о таком. Ни секунды не жалею! Чёрт бы с ней – с работой, с карьерой! Ведь я, оставшись дома с дочерью, могла с самого близкого расстояния наблюдать, как растёт моя малышка, как развивается, как осваивает то и это. Могла сама гулять с ней, водить её в театры, читать ей книги, ходить с ней в кружки. Всё время была рядом и не пропустила ничего. И я счастлива этим.
Сейчас знаю всё (ну, почти всё) о своей уже взрослой дочери, мы подруги и самые любящие друг друга люди на свете. Так что же она мне должна? И сколько? А, главное, с какой стати? Человек, подаривший мне огромную радость жизни, человек, давший мне самую прекрасную на свете любовь за это ещё чем-то мне обязан? Да это я по гроб жизни благодарна ей и, видимо, всегда меня будет грызть червячок сомнения, что что-то ей недодала, что-то осталась должна. Мне есть, в чём себя упрекнуть, и меня это мучает. И потому буду последним человеком на свете, если
