Не более трех раз кряду...

платье доверия не внушает, да и ботинки у него без калош. Боюсь, что замерз он возле нас, бедолага.-
Лунев попытался гордо отказаться от угощения, но Наташа все еще держала его за руку, а из чайной вырывался такой вкусный и сытный запах чего-то там шкворчащего и жарившегося, и ..., одним словом Владимир согласился.
Юрок хотел, было что-то сказать, но, взглянув на сестру, передумал.
…Не смотря на плотные слои табачного дыма, пара и чада подгорелого жира в чайной было по-своему уютно. Но главное: там было тепло.
Две голландские печи, стоящие в противоположенных углах большого зала были жарко натоплены. И у той и у другой, в углу лежали небольшие березовые чурки, сияя кучеряшками бересты. Пол, мошенный красным кирпичом под елочку, во всем зале был обильно засыпан желтовато-белыми опилками. Вдоль столов, грубых и тяжелых, с большими чайниками носились половые, в темно-красных, мокрых от пота рубахах и белых, залапанных фартуках. Отовсюду слышался монотонный звук стука ложек о тяжелую, керамическую посуду, звон стаканов, бульканье водки наливаемой из высоких, волнистого стекла штофов, сытная отрыжка и гомон, гомон, гомон.
Юрок занял свободный стол, стоящий возле небольшого оконца, и, пошевелив пальцами поднятой вверх руки, присел рядом с сестрой, напротив Владимира.
- Чего изволите-с?
Проговорил проворный половой, подбежавший к столу и отчего-то, как показалось Луневу неодобрительно посмотревший на его прикид. Засаленным полотенцем, шестерка быстро провел по столу, якобы сбрасывая с него крошки на пол, но провел так ловко, что полотенце, практически не касаясь поверхности стола, вновь оказалось у него за поясом.
Юрка, посмотрел на сестру, окинул взглядом разомлевшего в тепле техника- смотрителя и обстоятельно, загибая пальцы, приказал.
- Щи с зайчатиной на двоих, рубец, жаренный с картошкой на двоих, хлеба - малый каравайчик, киселя молочного на двоих и...- мальчик вновь бросил взгляд на бледную сестру и продолжил:-
молоко кипяченое со смальцем и ватрушку с творогом и медом для Наташи. Но молоко что б обязательно с пенкой.-
Половой понятливо тряхнул кудрявой, до сального блеска набриолиненной головой и бросил почтительно, уже убегая
– Будет-с испонено-с!-
4.

Лунев сытно откинулся и, проглотив остаток остывшего, молочного киселя неожиданно увидел на обнажившемся дне кружки вязью выполненную надпись ’’МУЖ НЕ БЕЙ СВОЮ СУПРУГУ!’’
- Да если бы эту кружку, да что там кружку, если бы всю эту посуду, да в наше время, да в комиссионный магазин что на Кутузовском....,-
сверкнула у него в голове пока еще полностью не определившаяся, не созревшая идея, но она, эта его идея влекла за собой столько радужных надежд, открывала настолько широкие, можно сказать безграничные перспективы, что возбужденный Владимир окинул своих новых знакомых ревнивым взглядом собственника, словно сомневаясь, а не проговорился ли он сейчас, пока обдумывал и обсасывал эту свою идейку.
Но нет. Ничего не говорило ему о том, что он мог, невзначай, сгоряча озвучить свои мысли. Мальчишка крепкими, чистыми, незнающего табаку зубами перегрызал лохматый, отваренный с чесноком рубец, перетянутый тонкой ниткой, смачно, с брызгами пережевывал очищенную луковицу и шумно, с всхлипами и всхрапыванием запивал все это сладким, тягучим киселем.
- Здоров бродяга! –
Восхитился невольно его аппетиту Владимир.
- Маленький пацан, а жрет так, словно весь день кувалдой махал.-
Он обвел взглядом чайную, уже более внимательным, сытым взглядом и не мог не обратить внимания, что порции, разносимые половым по столам, по размеру значительно отличались от тех, к которым Владимир привык видеть в столовых современной Москвы, раза эдак в четыре, и не в пользу последних...
Заказы на головы половых сыпались часто и были очень разнообразны, но Лунев не заметил, что бы хоть кто ни будь из этих, расторопных шестерок пользовался карандашом или блокнотом. С начала техник-смотритель поразился такой необыкновенной памятью официантов дореволюционного общепита, но заметив висевшую на стене темную доску на которой мелом были расписаны все подаваемые в этот день блюда он понял, что особого интеллекта здесь и не требуется: меню особо не поражало широтой своего ассортимента. Но мясо присутствовало практически в каждом блюде, за исключением разве сладких пирожков с клюквой и репой, и цены на мясо были просто смехотворны, даже для Москвы той поры.
- Зима барин, вот мясо и подешевело. Оно в это время завсегда дешевеет, тем более что пост только что прошел, скопилось его изрядно... –
Словно прочитав мысли Владимира, пробурчал Юрко, проглатывая последний кусок рубца. Развешанные по стенам газовые фонари сквозь матовые стекла плафонов светили неярким, ровным, слегка дрожащим желтоватым светом, и лицо мальчика, показалось Луневу отчего-то очень взрослым и усталым.
- …Есть ли кому аминь отдать, в этом вертепе, сонмище пьянства и разгула?-
С громким криком ворвался в чайную высокий, если не сказать огромный человек, весь какой-то расхристанный, в полуистлевшей рубахе с открытым воротом, через который тускло, блистал массивный серебряный крест, запутавшийся в густых зарослях черного кудрявого волоса. Широкая словно лопата борода сияла чернотой, а длинные спутанные волосы головы напротив светились обильной сединой.
Следом за ним, в теплый полуподвал ввалилось еще человек пять или шесть, явно пьяных, и разодетых очень живописно - кто во что горазд.
- Человек!-
Рыкнул он.
- Штоф водки, каленые яйца пару десятков, картошки в шинелях и утку! Что-то с утра на утятину потянуло...
- Утятины нет-с-.
Шестерка с виноватым видом развел руками.
-Говядина, свинина, баранинка свеже-убиенная пожалуйте-с.
Подождете с четверть часа, поспеет тушеная сохатина, а уток извините не завезли.-
- Ну и хрен с ней, с утятиной!-
Смилостивился великан и обернувшись к толпившимся за его непомерно широкой спиной товарищам приказал:
- Рассаживайся ватага, вкушать будем, что Бог нам сегодня послал. А пошлет он нам…,
огромная заросшая черным волосом его лапища сграбастала красного шелка рубаху полового, предательски затрещавшего на груди –
Пошлет он жареные бычьи яйца и потроха в жиру.-
Побледневший половой поспешил на кухню, на бегу разглаживая помятую рубаху, а наглый заказчик, вслед ему под дружный хохот сотоварищей крикнул:
- Да, служивый, чуть было не запамятовал - что бы не утруждать себя подсчетами, запиши заказ на свое грешное имя, уж не знаю, как там тебя звать- величать.
Ты кровосос, со всей своей кухонной братией и так на медяки православных себе, небось, не один домишко в Марьиной роще прикупил. А это грех. Ибо сказано, нельзя служить одновременно двум Богам. Понял меня, шестерка: мамоне – мамоново, а Богу - Богово?!-
- Половой, терпеливо ожидающий конца фразы, молча, затравленно кивнул головой и скрылся за дверью ведущую в кухню.
- Пойдемте отсюда поскорее,-
шепнул Юрок.
- Это поп- расстрига Михась Корноухий со своими дружками сюда гулеванить заявился. Сейчас нажрется и драку затеет, вот увидите. Пойдемте поскорее, а то его даже городовые побаиваются...
Легкие, полупрозрачные сумерки опустились над Москвой. Крупные, словно перья снежинки безвольно падали и падали на землю, на Наташину головку, покрытую шалью, на ее длинные, изогнутые ресницы.
Юрок, ревниво заметил, что и этот непонятно откуда появившийся странный барин, и сестра его Наташа уж очень долго и внимательно смотрят друг на друга и, наверное, от того он первым протянул свою ладонь Луневу и нарочито громко сказал.
- Ну ладно барин, чего зазря снег топтать. Вам домой пора, да и сестрице моей, возле печки, наверное спользительнее будет, чем здесь... Пойдем мы барин. Прощайте.
- Да-да?
– заторопился Лунев.
- Конечно, вам уже, наверное, пора. А меня, кстати, Володей зовут.-
Он протянул руку девушке и вдруг, совершенно неожиданно и для девушки, и, наверное, и для себя самого, поцеловал ее узкую, прохладную ладошку.
Брат и сестра уже давно ушли, растворившись в снежной круговерти, а Владимир все стоял и стоял возле распахнутой двери чайной, глядел им вслед и все еще помнил тот до странности приятный запах Наташиной ладони.
- Да что же я балда стоеросовая натворил!? –
Вдруг во весь голос вскричал он и ринулся сквозь снегопад догонять Наташу и ее брата.
- Ведь мог же дурак предложить им помочь шарманку донести, да и адрес бы получше узнал. А то ищи их теперь, неизвестно где, в доме без номера у какого-то там Шмелева, черт бы его побрал...-
Расстроенный молодой человек заскочил под арку, дабы наискосок проскочить дворами, и перехватить своих новых знакомых, где ни будь в районе Смоленки, но совершенно неожиданно заплутал в темных и вонючих лабиринтах из огромных пузатых бочек, пропахших прогорклой селедкой и не менее вонючих ящиков.
Распоров до крови руку об какую-то загогулю и провожаемый злобным лаем дворовых собак самых немыслимых расцветок Лунев выцарапался через узкую щель в запертых на висячий замок железных воротах и совершенно неожиданно оказался на берегу реки. В отличие от набережных Москвы-реки, к которым Лунев привык, набережная девятнадцатого века выглядела довольно убогой. Если у моста, еще можно было заметить гранитные плиты, о которые с шипением разбивалась льдинисто - снежное месиво, то уже метров через сто, вправо и влево, набережной как таковой не было вообще. Пологие болотистые берега, поросшие ивняком, были, а вот гранита точно не было.
Отдышавшись, Владимир пробежался по карманам в поисках сигарет, и обнаружил в одном из них карамельку на палочке “Чупа - чупс”.
- Болван!-
вслух отругал самого себя Лунев.
- Надо было эту сосалку хотя бы Юрке отдать, или Наташу угостить. Жлоб несчастный...-
Он прошелся по горбатому мосту взад и вперед, покуривая и успокаиваясь, где-то в своем подсознании понимая, что пора и домой собираться, в период так называемого развитого социализма. Хватит уже этих исторических экскурсов, кто ж его к лешему знает, чем они для него могут закончиться.
- Да, домой, пора домой.-
Приказал он самому себе, и резко сбежав с моста, отправился, как ему казалось, по направлению Арбатских переулков.
Огибая невесть откуда взявшийся угол деревянного забора, окончательно заплутавшийся Лунев уперся в высокие железные ворота, над которыми красовались огромный двуглавый орел и выкрашенные яркой краской буквы.
Выбившемуся из сил технику-смотрителю потребовалось несколько минут, чтобы из них сложить нечто подобное словам. Но когда слова окончательно угнездились в его воспаленном из-за всех вышеизложенных событий, приключившихся только за сегодняшний вечер мозгу, Владимир чуть было не выпрыгнул из собственного пиджака от радости.
- Это судьба! Нет, это и в самом деле судьба, которая, как это не странно иногда бывает ко мне довольно таки лояльна!-
Торжественным шепотом вскричал Лунев, и слегка приведя себя в порядок, троекратно стукнул молоточком в ярко начищенную бронзовую пластину с выгравированной просьбой: «СТУЧАТЬ ЗДЕСЬ!», прикрученную к двери обитой темным войлоком. Дверь распахнулась, и нахальный техник – смотритель с независимым (по крайней мере, он так предполагал) видом, вошел в приемную