бумаги и увезли тело, отец Владимир просто сидел за столом и ничего ни делал. Только перед приездом властей вынес из комнаты Ника свой саквояж и положил в машину. В саквояже лежал большой запечатанный конверт, который Ник попросил отца Владимира забрать и вскрыть после похорон. Насчет похорон он распорядился отдельным документом, оформленным по закону, с нужными печатями и подписями, чтобы сомнений в подлинности ни у кого не возникло. Документ этот лежал сейчас в папке на столе в компании пяти, также прочно заверенных, копий. Отец Владимир текст документа уже изучил и сейчас сидел и размышлял, что и в какой последовательности ему надо сделать. Потом он вышел из дома, достал телефон, позвонил по одному из двух указанных в документе телефонов и сообщил, что умер Николай Александрович Шимановский. Абонент ответил по русски: «Спасибо, принято» и положил трубку. Потом позвонил по второму, сообщил ту же скорбную весть и получил тот же ответ по английски.
После этого отец Владимир вернулся в дом, и попросил Федора и князя уделить ему несколько минут приватно. Вышли во внутренний дворик, присели у садового столика.
- Ребята, так получилось, что я теперь душеприказчик Николая Александровича. Он так захотел. Сами понимаете, от таких поручений не отказываются. Покойный передал мне конверт с документами, там завещание, письма и еще какие-то документы. Я не знаю, что в завещании, но там есть два письма адресованных вам, и согласно его просьбе я их вам передам после похорон. Похороны состоятся в России, на кладбище рядом с бывшим имением Шимановских. Вам не надо ни о чем беспокоиться. Ник оставил письменные распоряжения о похоронах, там же указаны номера телефонов, по которым я уже позвонил. К вам скоро приедут, и вы передадите две копии этого документа. Есть еще копия для его родственников, и две копии для вас. Я не знаю зачем, просто делаю то, о чем он просил. Оригинал документа останется у меня.
Он достал все пять копий документа и положил их на стол.
- Почему он умер? – спросил Федор.
- Не знаю. Мне кажется, он сам так решил, - ответил отец Владимир, - а что касается медицинской причины, диагноз напишут врачи после вскрытия.
- Он что-нибудь просил передать на словах? – теперь спросил князь.
- Да. Перед смертью он сказал: «Совместное ведание бытия. Скажи ребятам, что это ответ». Это, видимо, касается ваших прежних разговоров. Я не знаю о чем это именно, просто передаю слово в слово. Вы понимаете смысл этих слов?
- Нет.
- «Совместное ведение бытия» в современном русском языке означает – Совесть. Я не знаю, какие вопросы вы ему задавали, но ответ подходит к любому. Федор, мне нужно будет с тобой поговорить, но это все потом. Сейчас начнется суета и вам обоим придется в ней участвовать. Я тоже пока останусь, а вы пока не пейте ребята, подержитесь, хорошо?
Он обнял по очереди Федора и князя и вернулся в дом к матушке.
Друзья сидели за столом и долго молчали. Было не хорошо, не плохо. Пусто. А над ними повисла смерть Ника и огромное, еще не осознанное «совместное ведание бытия».
Часть 28.
Где-то через час появились двое из ларца. Приблизительно одного возраста мужчины в стильных, черных костюмах с внимательными глазами. Один представился Русланом и вторым секретарем российского консульства в Сан-Франциско. Второй оказался из Госдепа и назвался Стивом. Появились они по очереди. Сначала Руслан, а потом, минут через пять Стив. Друг другу они тоже представились, хотя судя по взглядам, знали друг друга, или друг о друге, и друзьями явно не были. Они получили каждый по заверенной копии Никовского документа, изучили их и уединились в заднем дворе, где минут десять вежливо пообщались на хорошем английском, после чего Стив откланялся, а Руслан остался и попросил показать ему комнату Ника.
В комнате, вопреки ожиданиям, он ничего не искал, а просто уселся в кресло и задумчиво оглядывался по сторонам, как будто устал и решил отдохнуть с дороги. Потом встал, подошел к полкам с книгами и долго читал названия на ребрах книг. Вытащил одну, открыл, снова уселся в кресло и начал читать. На ребят он внимания не обращал совсем и чувствовал себя очень уютно. Князь с Федором стояли рядом и были похожи на официантов.
Руслан оторвался от книги, поглядел на ребят и спросил:
- А можно чаю?
- Легко, - ответил Федор и, кивнув Ванечке, вышел из комнаты. Щербацкий вышел следом.
Минуты через две князь вернулся с журнальным столиком и поставил его рядом с креслом. Затем церемонно вошел Федор с подносом в руках и быстро столик сервировал. Оторвавшись от книги, второй секретарь увидел на столе бутылку водки, граненый стакан и блюдечко с куском черного хлеба. Дипломат в штатском не оплошал. Он налил полный стакан, встал и сказав: «Царствие небесное, Николай Александрович», не отрываясь, выпил, понюхал хлеб, уселся, на минуту задумался, потом посмотрел на ребят и спросил:
- Почему люди смерти боятся?
И, не дождавшись реакции, сам же и ответил:
- Так жить удобней. Многое можно оправдать. Вот у меня, например, дипломатический паспорт, а какой я на хрен дипломат? Мне платят за то, что я шпион, а какой я, на хрен, шпион, когда я, в душе, буддист.
Алкоголь быстро набирал обороты в дисциплинированной голове шпиона-буддиста. Друзья сообразив, что реплик от массовки монолог не требует, присели на никовский диван и, молча, смотрели на блудного сына.
- А какой я, на хрен буддист, если я числюсь за аналитическим отделом. А аналитик, который получает зарплату, уже не аналитик, а официант. Ему кроме зарплаты светят чаевые, если он хорошо отсервирует и правильно улыбнется. Вот он был Аналитик, - Руслан показал на кровать, на которой умер Ник, - С большой буквы «А». Вы думаете ему зарплату не предлагали? Предлагали. И наши, и ваши. А он ни в какую. Потому, что знал – дальше чаевые, а потом можно со счетом поиграть, а потом всё – рабство. Он свои записки аналитические посылал в обе стороны, на русском и английском. И все это знали, да он и не скрывал. Он своими работами постоянно нам всем говорил – Вы что охрененли совсем?! Уникальный был человек, ваш Ник Симс, он же наш Николай Александрович. Кстати он первый вывел термин – «Столкновение концепций». Не коммунизма и капитализма, не Востока и Запада, а именно концепций - Библейской и Ведической, и доказал, научно и исторически, что именно это столкновение и определяло жизнь на планете Земля, последние почти 5 тысяч лет. И борьба этих концепций существует не только между государствами. Главная борьба внутри каждого из нас. Вечная драка между личными удобствами и благом общим. Между библейским допущением и отпущением греха, и ведическим неприятием даже его возможности. Николай Александрович очень чётко вывел единственный спасительный закон – Закон Совести. Не знали? На китель повелись? Про Черкизовский рынок, небось, рассказал? Ну да, было дело. Только китель и все на нем – настоящее. Наши умники решили на тщеславии взять. А он взял и, через своего знакомого в Москве, всю эту мишуру продал перекупщикам на Черкизоне, а потом сам же и выкупил втридорога. Как будто отстирал. Так что он вам не соврал, просто не все рассказал. Врать он физически не мог, может и умер поэтому. Время сейчас такое, настает. Стремное времечко. А может устал просто и решил, что все, хватит. А может на вас понадеялся. Что то такое он в вас разглядел. Как он говорил – последнее поколение смертных. Вот так вот ребята. Я думаю вас вести будут и наши, и те, «партнеры», пропади они пропадом. Но жить вы должны сами, без привязки. Тебе, князь, главное карьерой не увлечься, она у тебя и так попрет. А ты, Федя, с чертями своими разберись и не бухай так то уж, сломя голову. Вам еще детвору нарожать надо, тех что уже бессмертные… или следующие… я точно не знаю. Короче, все что нужно я вам сказал. Да последнее, вряд ли вы в курсе – Ник был очень небедным человеком. Что, откуда – никто не знает, и что куда уйдёт по завещанию тоже ещё не известно. Несмотря на то, что и мы, и «партнёры», - он сделал жест пальцами, - его сильно вели, ни они, ни мы ничего до конца не знаем. Теперь всё, поехал я. Можете не провожать, дорогу найду.
Он взял книгу, поклонился в пояс и ушел, старательно ровно. Проводил его Чертушка, под руку поддержал и дверь машины открыл-закрыл. Дипломат сказал ему, - «Спасибо, милый» и уехал. Чертушка козырнул вслед машине и вернулся в дом.
А князь Щербацкий с Федором еще долго сидели и молчали. Потом князь спросил:
- А что за книгу он забрал?
- Не знаю. Я вообще не знаю книга это или дневник для записей. Ник, последнее время то ли читал, то ли писал туда. Я спрашивал, что он делает, он отвечал, что пазлы составляет. И ещё, что осталось совсем немного и картинка сложится.
- Видимо сложилась.
- Да, сложилась. Пойдём помянем.
- Да, пойдём, помянем.
Они вернулись в комнату где всё также молча сидела вся компания и смотрела, как в камине горят доллары. Они всё горели и горели, и не заканчивались, как будто не десять тысяч было там, а миллиарды или даже триллионы, и как будто кто-то невидимый подсыпал и подсыпал туда эти «вечные» зелёные бумажки.
Деньги горели ровно сорок дней и сорок ночей. Потом вспыхнули и навсегда погасли.
Часть 29.
Какая прелесть в каждом миге нашей жизни. Начиная писать эту книгу я был другим. Заканчивая читать эту книгу и ты, любезный мой читатель, стал другим. А как хорошо задержаться на этой строчке, на этом миге, на этой земле, посмотреть, как рано утром сливается море с небом, и, в молчании штиля, знать о шторме, а в мерцании каждой звезды ночью видеть солнце дня, закаты и рассветы. И знать, что твоё одиночество тихо окружено друзьями, родными, и многими любимыми, которых нет рядом, но они всегда где-то есть, протяни только руку.
Смерть – серьёзный аргумент. Но и только.
На сороковины собрались все месте. Ник играл на рояле. Над генеральским мундиром, румянилось молодое лейтенантское лицо. Исчезла седина, фигура стала стройной и китель висел на ней мешковато. Тонкие дворянские пальцы легко летали по клавишам. И он совсем не выглядел мёртвым. Наоборот, во всех его движениях, улыбке и даже румянце сквозила готовность к Пути. Как будто, вот-вот закончится выпускной бал и молоденький лейтенант весело отравится к новому месту службы, оставив позади нелепые курсантские проказы и печали. Он красиво и задорно импровизировал на проигрыше любимой песни. И только благодаря его виртуозной, жизнелюбивой аранжировке она не была грустной.
Верхом на рояле, в позе лотоса, сидел Чертушка, весь праздничный, в смокинге и бабочке. Он смотрел на Ника приветливо, с оттенком лёгкой, беленькой зависти. Его руки аккуратно перебирали тридцать три нефритовые косточки на ниточке.
Живые сидели за столом и даже не пытались грустить. Князь отстукивал ритм по бутылкам и стаканам. Саша привстал и дирижировал. Фёдор приласкивал гитару.
А камин, за сорок дней сожравший весь напечатанный запас Федеральной Резервной Системы, теперь
