Капля крови на банкноте 18+

старший. Время тушения пожара — десять минут. Алес Форвэртс. Время пошло.
Годки отдраили дверь машинного отделения, вкинув туда огнетушители и упирающихся салобонов, они дверь снова задраили.
— Не хотят умирать, а придётся, если не потушат пожар -сказал наблюдавший за действиями годков каплей Мордасов.
— Так же нельзя, так же не по человечески!! — вдруг закричал сорвавшимся голосом Упашкин.
— Можно Митя и нужно или они справятся и мы все живы, или нет и тогда нам всем крышка, так что лучше, не вмешивайся — а то и мы с тобой попадём под раздачу.
— Ну нет, ты как хочешь, а я так не могу, пойду к ним, -сказал Упашкин, внезапно отвердевшим голосом.
— Ну, что добровольцы на подвиг ещё есть — обратился он к своей команде, — или вы только водку пить и баб топтать?
— Да угомонись ты лейтенант, не дави на совесть. — раздался от отдельно стоящей группы годков голос разжалованного главстаршины Якова Слизкова. — Я пойду. И всё! — и обращаясь к дёрнувшимся было выйти из строя своим товарищам, добавил. — Вас матери ждут.
Дверь снова отдраили и пожар получивший новую порцию кислорода, вспыхнул с новой силой- поглотив, как казалось навсегда, моряков.
А над морем разносились гудки уходящих из точки кораблей, бросивших терпящее бедствие своё судно на произвол судьбы.
Рассчитывать надо было только на свои силы, а если точнее на тех моряков, которых тушили пожар- в горящем машинном отделении, набитого ракетами с ядерными боеголовками корабля.

10

Пока вся аварийная группа, в машинном отделении, под задраенными дверями, ждала с нетерпением добрых вестей от своих спасателей.
Главный боцман корабля, почти офицер — мичман Шевел, сменившись с вахты, обнаружил у себя в хозяйстве, на баке пропажу, — исчез пяти тонный якорь Холла вместе со сто метровой цепью. Когда пропадал кузбас лак, то в принципе всё было понятно — боцмана его выпивали смешав с солью. Но якорь — это уже не вписывалось ни в какие рамки. Это был нонсэнс. Дело пахло трибуналом. Надо было находить либо новый якорь, что было здесь невозможно, либо искать старый, только не понятно где, или же найти объективную причину и виновника этого происшествия.
Короче говоря, зная крутой нрав старпома, старый вороватый мичман Шевел понял, что он попал и попал по крупному. В то, что его подставили, чтобы скрыть свои делишки — этого он понял, хоть и не сразу, но понял. Осталось узнать, кто это и зачем им это было надо А по всему было видно, что крепко было надо.
Он не поленился спуститься на среднюю палубу и отыскав спящего в кубрике старшину своей команды Бакина, вылив чайник воды на спящего попробовал его разбудить. Бухавший сутки старшина, разбуженный таким беспардонным образом, не разобравшись в происходящем, зарядил не раздумывая мичману в ухо.
Когда мичмана через полчаса отлили водой, старшину продолжавшего спать сном младенца, уже охраняли от его посягательств два подгодка.
— Пошел на хер сундук! — сказал один из них и добавил — если не хочешь добавки.
«Главному боцману корабля срочно прибыть на ходовой мостик!» — вдруг пролаял механическим голосом гавкунчик.
— Когда проснётся, передадите ему, чтобы зашёл ко мне по делу, — на ходу произнёс Шевел, потирая забитое ухо, выходя из кубрика.
— А не замотаешься пыль глотать сундучара. — пробурчал ему в след один из подгодков, и плюнув в след добавил. — Вали, на хрен гандон.
На ходовом мостике, разбуженный сигналом аварийной тревоги и известием, что очаг возгорания не удаётся ликвидировать, а он наоборот расширяется, лютовал капитан 1 ранга Пулин.

После того как был подан сигнал бедствия и на него никто из стоящих в точке кораблей не отреагировал — не предложил помощь, а наоборот стали сниматься с якорей и уходить с точки, Пулин понял — надо немедленно принимать экстра ординарные меры.
На связь с Москвой времени не было, надо было принимать решение самостоятельно. Пан или пропал.
Терпящий бедствие и вот-вот сдетонирующий корабль, имеющий на борту кроме простого боезапаса ещё и ядерные ракеты, надо было бы отвести подальше от острова и открыв кингстоны, затопить.
Вызванные срочно на мостик старпом и командир бч-5 этот вариант отвергли. Как они сказали, — «По причине не работающих котлов, турбины и нехватки времени.»
Главный боцман мичман Шевел доложив, что спасательных средств хватит на всех и все они исправны, успокоился. Разбирательства по поводу потери якоря отменялись. Не до того. Живыми бы выбраться из этой каши.
Выслушав все доводы за и против, мнение пропойцы замполита, призывающего всех немедленно покинуть гибнущее судно, предварительно затопив его и тем самым спасти мир от глобальной ядерной катастрофы, в счет не бралось — кап 1 ранга Пулин задумался.
Когда он уже хотел отдать команду об эвакуации личного состава, на мостике зазвонил телефон. Докладывал командир кормовой аварийной партии каплей Мордасов.
Командир, чтобы слышали все на корабле включил громкоговорители,
— Повторяю — очаг возгорания локализован, пожар ликвидирован. У нас потерь нет — пять матросов и лейтенант Упашкин, которые отравились угарным газом, отправлены в лазарет. Повторяю — пожар ликвидирован.
— Слава богу, — перекрестился коммунист командир корабля, а за ним, как по команде и все его офицеры.

А дока замполит тут же взял этот факт на карандаш. Авось пригодиться.

Над Средиземным морем вставало, не по-зимнему, яркое солнце. Чувствовалось скорое приближение весны. Природа оживала, не подозревая о том, насколько близко она была — к ядерному апокалипсису.
— Шепель, это какой, Леха, Шепель, не тот, что был у нас на ПМке начальником СМЦ? Он что на «Березине»  был главным боцманом? — заинтересовался Костян Кривов.
— Тот самый, — подтвердил я. — Был такой случай, когда при швартовке он высыпал на стенку якорь и кэп по громкоговорящей связи у него спросил: «Боцман, у тебя мыло есть?». Шепель тут же отрапортовался: «Так точно, товарищ командир,  два ящика. Принести?» На что командир ему ответил: «Неси гребанный сундук, ебать буду».
— Вот дятел. Охуеть можно… —  выматерился Выговский. — А что, те пидоры  Вас на той коробке, в самом деле, сухарями со стасиками кормили и тухлым мясом? У нас на ПМке хоть камбуз был один…
— По-всякому было. Я потом с некоторыми офицерами, когда они распродавали все с «Березины» встречался в Севастополе и поинтересовался, зачем они нас так кормили…
— И что они ответили?
— Да что они, козлы,  могли ответить — все равно вам подыхать… решили съкономить… Как в Бизерте Бургибе с пресной водой…Помните?
— Да бля, почти два месяца мы там купались и стирались забортной водой. До сих пор не могу вывести болячки. А у тебя как с этим Леха? Есть болячки?
— Конечно, есть. Я что в другом месте служил?
— Херово, что врачи не могут ничего вразумительного сказать…
— Что ж хорошего. Помните Ефрема?
— Это, какого, нашего годка из КТЦ?
— Его самого, — подтвердил я. — Так вот он у меня на свадьбе был боярином, а потом я его сделал в своей бригаде бригадиром и возил лечить на грязи. Немного помогло, а потом опять стало высыпать. Вот така херня, братишки.
— В Ниццу надо ехать, там говорят воды, неплохо помогают.
— Или сделать переливание крови…Наливайте… Давайте выпьем за то, чтобы у нас все было и нам за это ничего не было… —
толкнул тост Выговский.
— Анекдот в тему. Поймал старик золотую рыбку и говорит ей: «Сделай рыбка так, чтобы у меня всё было». Рыбка махнула хвостом и говорит: «Старик у тебя уже все было».
— Смешно. Тогда за Удачу…
— Лучше за здоровье, — поправил я его, — а то ко мне вчера пришла Удача с ногами от ушей, а здоровья на неё не было… Облом…
—  Тогда за здоровье. Поехали…
— Водку пить, не дрова рубить, а я бы сейчас и по бабам бы прошелся… Как там Лось с Одессы пел: «Пора , пора по бабам бабам бабам…» Кстати, как он там?
—Ефрем к нему заезжал к нему на Богатого, он тогда работал грузчиком на сахарном заводе, Ефрем говорил, что у него самогона было залейся, трое суток не прокисали. А я вот его не нашел, с двух квартир он съехал, а адрес третьей мне не удалось найти, а Дуванский с ним не общался…
— Это который Дуванский, тот, что с ПСО? — перебил меня Кривов.
— Точно он, с ним я лежал с холерой в лазарете… Там еще и Мирон со мной лежал в изоляторе, ему я и наколол свою первую наколку. Рвота, понос, жить не хочется, а я колю. Кошмар…
— Да ты много наколок в свое время наколол. Сейчас не колешь? Нет?
— Старый стал, ленивый… А помните сколько я их на службе набивал? По три штуки в день… Было время…
— Да ладно старый ты стал… С тобой еще можно на штурм Зимнего идти… Поедешь с нами по бабам?
— Нет. Без меня. Спать хочу, да и вставать рано. Дел завтра за гланды…
— Хорошо, как, Леха,  скажешь. Мой братан тебе уже постелил на диване. А мы погнали…
— Удачной охоты… Пошел я спать.
Перед тем, как идти спать я заглянул в гараж. Костины кулибины уже перебили номера и приступили к покраске кузова. Дышать краской у меня не было никакого желания, и я вернулся в гостевую комнату. Покурил, почистил зубы, потом разделся, лег на диван и вырубился.
И приснился мне сон, в котором я опять оказался в оккупированном Крыму. По небу ветер гнал рванные перистые облака, а я стоял  на скалистом берегу и штормовой ветер трепал мои русые кудри. На моё большое удивление я не был связан. Наоборот, я был полностью свободен, молод, беспечен  и пьян. Более того,  был я одет в военную форму; китель с газырями, штаны с лампасами, шашка на боку, а на груди  красовалась какая-то медаль. Рядом одетый в такую же форму стоял мой друг детства Серега Акиша. В своё время он занимался в Москве фарцовкой, был посажен за валютные операции и вот теперь вынырнул в Крыму. Невдалеке от нас на острых камнях, на коленях стоял  старик. Одет он был в рваную флотскую тужурку с погонами капитана первого ранга, сквозь которую проглядывала грязная тельняшка. Хотя тужурка  и была рваная, на ней висело множество медалей и орденов. Стоящий рядом с ним человек в полувоенной форме, приговаривая: «Будешь носить чужие медали, будешь надевать чужую форму?», методически бил старика по спине нагайкой. Старик повизгивал свиньей, пускал сопли и пытался доказать, что хотя  форму и награды его сын  продал финским туристам, все равно эти награды, как и флотская тужурка принадлежат ему по праву… Все это  ему завещал носить его друг… А так как деды воевали и он уже сам дед, то ношение этой формы воспитывает в подрастающее поколение чувство  патриотизма и любви к своей родине...  
— Как у керченского стрелка? — спросил Акиша.
— Это была тонко задуманная спецоперация. Вам не понять, — крикнул старик и,  неожиданно  вскочив, со всех ног  бросился бежать по краю скалистого берега.
  Налетевший порыв ветра пригнал большую волну, та ударилась о берег, взорвалась мириадами  брызг и, закипев бурунами, утащила за собой в море ряженого старика. Зачем-то я хотел броситься за ним в море, но меня удержал Акиша. Он схватил меня за рукав и перекрикивая шум ветра и волн, задал мне вопрос:
— Ты куда собрался, Леха?
— Старика хотел спасти. Всё-таки человек. Флотский офицер…
— Гавно он, а не флотский офицер. Такие как он,  бывшие советские офицеры, нарушив присягу предали свой народ в 90-х и ушли в услужение к олигархам…И