поставили машину в тени деревьев и развели костер для шашыка. И пока прогорали дрова пошли купаться. Я с разгону нырнул в воду. Она была теплой и чистой. Под водой было хорошо видно, как лучи солнца вонзались в воду, кувыркались в ней и преломлялись во все цвета радуги. По дну ползали мелкие крабики, бычки и плавали медузы. Хорошо-то как... Я купался во многих морях, но Азовское море в районе Алтагиря мне нравиться больше всего. Наверное, потому что это моя малая родина. Скорее всего, что так оно и есть.
Выкупавшись, мы поставили на угли мангала шашлык и, пока он готовился, разлили по кружкам, купленное у местных жителей, сухое вино. Не успели мы выпить, как невдалеке раздались выстрелы. Стреляли из пистолетов и автоматов. Несколько шальных пуль попали в нашу машину. Открыв переднюю дверь, я выхватил лежавший под сиденьем водителя пистолет, взвел курок и с криком: «Живыми вы нас, сволочи, не возьмете!!», открыл стрельбу…
— Леха, проснись. Ты чего орешь? — вдруг послышался откуда-то издалека чей-то голос. Я открыл глаза и увидел стоящего передо мной Серегу Выговского.
— А бандиты где? — очумело, спросил я.
— Какие бандиты? Приснилось что-то?
— Да разборки крымские с бригадой сапожков…
— М-да в лихое время нас угораздило родиться, — взгрустнул Серега. — Не убили в Сирии, так пристрелят в Украине.
— Типун тебе на язык. Похмелиться найдется?
— Держи пиво.
—Красота, — открывая бутылку, сказал я и, прямо из горла, влил в себя пиво.
— Я звонил Кривову, у него есть несколько нормальных машин. Посмотришь или еще погуляешь?
— Посмотрю. Далеко ехать?
— В Пущу-Водицу.
— Окей. Поехали
— Ну, тогда собирайся.
13
В последний раз я был в Пуще-Водице в 1976 году. Тогда я со своими друзьями Топой и Аврамом, получив месяц отпуска на "Запорожстали" поехали отдохнуть в Киев. Мы остановились в одном из пансионатов на 13-й линии. Время было золотой осени — летала паутина, и деревья стояли одетые в багряно-золотистую листву. Пуща-Водица историческая местность о ней упоминалось еще в 18-м веке, когда в ней создали лесное хозяйство. Когда мы там были, она еще не входила в Оболонский район города Киева и доехать к туда можно было на трамвае номер 12. Он отправлялся с Контрактовой площади и проходил через Подол, площадь Т. Шевченко, Куреневку, и другие районы, после которых трамвайный путь нырял в густой лес — оттуда и начиналась сама Пуща-Водицу. Ехать нам до 13-й линии надо было около часа. Тогда мы славно погуляли в Киеве. Днем ходили по музеям, а вечерами сидели в пивных барах, где уже появились первые официанты. Сидишь в таком заведении, а около тебя трется халдей: «Чего изволите-с», — чувствуешь себя человеком.
По моему глубокому убеждению, если человек родился на периферии, то жить и уметь он должен в столице. Только там он сможет себя полностью творчески реализовать. Хотя мне столица и не особо-то нравиться. Но это уже личные симпатии… Кому-то нравиться поп, ну а кому-то попадья. Такова c'est la vie, с которой ничего нельзя поделать, а только смиренно констатировать факт ее наличия.
В этот раз мы ехали на машине Сереги Выговскогого и добрались до дома, где жил Костян Кривов, довольно быстро. Его дом, стоящий на краю поселка, был обнесен высоким забором, во дворе у него два гаража. Это я уже рассмотрел немного позже, когда мы въехали во двор. Хозяина дома не было, поехал по делам, но должен был приехать к обеду. На хозяйстве был его младший брат, который нас и разместил в гостевой комнате. Там нас ждал уже накрытый к завтраку стол. Съев пару блинов и запив их кисляком, я попросил удочку и пошел на речку рыбачить. Рыбачить я не только люблю, но и умею. Однажды это умение спасло жизнь не только мне, но и нескольким моим товарищам. Дело было зимой 1981 года, когда волею судьбы меня занесло на Нефтяные Камни. Кто не знает – это остров нефтяников, окруженный эстакадами, которые ведут к буровым вышкам. На острове в ту пору не было магазинов, там царил сухой закон. Хотя в самом Баку, в любом подвальчике, можно было купить на разлив любое вино. Рядом находился город Агдам, который выпускал вино с таким же названием.
Проработав месяц (ремонтировали подстанцию), мы там так истосковались по вину и водке, что когда прилетел вертолет с Агдама со спиртом, мы пропились до нитки. Поголодав пару дней, я нашел старую удочку и пошел на эстакады ловить бычков. Сначала мне сильно мешали каспийские тюлени, но потом, когда я стал приносить им объедки, мы подружились. Морды у них похожи на кошачьи, и они так же любят рыбу.
Зимняя рыбалка на Каспийском море, на эстакаде, на высоте двадцати метров, когда дует ледяной ветер, занятие не из приятных, но и, тем не менее, почти месяц я там ловил рыбу. Благо, что у меня ее выкупали повара, которые кормили нефтяников. Так и выжили. Я тогда сильно заболел ангиной, но благодаря одеколону я смог ее вылечить. Так что рыбачить я умею неплохо. На Днепре я рыбачу с детства, так что, подойдя к речке, я не стал изобретать велосипед, а поставив поплавок на небольшую глубину, и прицепив на крючок тесто, я забросил удочку. Тут же клюнуло. Подсек. Вытащил. Довольно крупная верховодка. Забросил. Клюнуло. Подсек. Вытащил… И процесс пошел.
Через два часа у меня уже было порядочное количество рыбы. Выпотрошив самую крупную, я развел костер и, нанизав ее на прутики, вырезанные из ивы, запек рыбу прямо на огне. М-ням… вкуснятинка. Всем рекомендую. А если еще и под сухое вино… Но я ее и без соли и вина употребил с большим удовольствием. В своё время на островах Белаях и Жбурьевки мы устриц и жаб так же ели. А в селе сусликов и воробьев. Поживешь в стране Советов, научишься жрать всякую гадость… Не умирать же с голоду. Мои дедушка с бабушкой в Украине во время искусственно организованного камарильей Сталина в 1946-1947 годах голодомора выжила благодаря тому, что ели пойманную рыбу и закопанные шкуры павших животных. И это притом, что мой дед был инвалидом войны. Какое же это освобождение, когда освободители на освобожденной территории организовывают голодомор!? Освобождение от жизни, по-другому и не скажешь.
Так стоит ли удивляться тому, что их внуки выросли с лютой ненавистью к стране Советов? Пока страна лживой идеологии была сильна, как-то удавалось эту ненависть придушивать, но как только она начала трещать; человеческие чувства вырвались наружу и смели её с исторической сцены. Так стоит ли удивляться тому, что я бывший комсомолец, защищавший на ближнем Востоке и в Африке завоевания социализма, расплевавшись с той лживой идеологией, сейчас строю свой личный коммунизм гибрид совка и капитализма,… но с человеческим лицом, как пошутила, одна моя знакомая путана? Не стоит.
А мои дети и внуки уже и слышать не хотят ни о Ленине, ни о каких-то других лжепророках, которые устилали миллионными жертвами путь к светлому будущему. Они уже европейцы и им дороги европейские демократические ценности. И это меня очень радует, может им, не одураченным совковыми, лживыми идеалами и удастся пожить в цивилизованной европейской стране, вдали от кровожадного соседа, бредящего то ли третьим Римом, то ли реанимацией СССР. Припизданутые. Сори. Но по другому и не скажешь.
Солнце, поднявшееся высоко, стало припекать не по-осеннему и собрав удочки, я отправился в обратный путь. Дорога не занял у меня много времени и уже через десять минут я был на месте. Костян Кривов уже приехал. Увидев меня, он поспешил мне на встречу. Мы обменялись крепким мужским рукопожатием.
— Для меня есть тачка? — тут же задал я вопрос.
— Конечно. Смотри, Леха, какую лялю я тебе пригнал. За ней мотались аж в Симферополь. Один фраерок, бывший прапор это зубило из Германии пригнал, на рыжье там выченчевал, ну братва у него её и подрезали… Чтобы не блатовал гнида, и брал по чину в своем долбанном военкомате. За ней я и ездил, — показывая на восьмую модель асфальтного цвета Жигулей, ответил он.
— Бля!! Вот это точило! — не смог я удержаться от восторга.
— Супер. И пробег небольшой. Сейчас мои кулибины ее перекрасят, перебьют номера, и завтра ты уже можешь на ней гарцевать по Крещатику. Все бабы, братан, будут твои.
— Сколько, Костян, с меня?
— Три штуки зелени. Потянешь?
— Легко, — доставая деньги, согласился я. — Держи штуку аванса, а за остальными завтра на ней и поедем. Хоп?
— Базара нет, — согласился Костян. — Верю тебе, Леха, как себе. Ну, что выпьем, братва? Спрыснем сделку, и молодость заодно нашу боевую вспомним.
— А сейчас она не такая? — спросил Выговский, разливая коньяк. — Леха тот и во сне на стрелках палит из шпалера…
—М-да… Что есть то есть. И скажу вам, братищки, что воевать нам придется и в старости… Это если кто доживет до неё… Многие уедут за границу за лучшей жизнью и там на веки упокоятся. Другие здесь пропадут безвестно. Грустно все это. Давайте лучше выпьем за тех, кто в море…
— Мать их въеб, кто утоп, пусть далеко не плавают…
— Поехали, братва…
Мы выпили, потом снова налили и еще… Вспоминали свою юность, учебку на ПКЗ-138, и наших старшин, которые нас гоняли. Я по памяти прочел им отрывок свой рассказ за учебку. Они попросили меня прочитать его весь. Пришлось пить водку, курить и читать:
Учебка
— Внимание всем, на палубе годок! Рассосались по переборкам зелень подшкафутная. Смирно! Ещё смирней!! Товарищ годок, учебный отряд салабонов в количестве сорока человек занимается на плавказарме большой приборкой. На бербазу с утра откомандировано двадцать карасей, на приборку штаба восемь, на камбузе несут вахту три человека, больных нет. Прикажете продолжать?
— Что же ты, орёлик, так шумишь? — сморщился от громкого крика дежурного по кораблю, главстаршина Лёха Давыдов, всю ночь бухавший в самоходе у очередной своей пассии, муж которой болтался где-то на боевой службе, зарабатывая своей верной спутнице жизни бонны и валюту. — Командир на борту?
— Никак нет. Ещё не было.
— Понятно, опять летёха у какой-то шмары зависает. Вася Мазихин-то хоть на корабле?
— Так точно, старшина второй статьи Мазихин в своей каюте. Отдыхают — чай пьют. Прикажете позвать?
— Не надо я сам к нему зайду. Приборку закончить, приготовиться к утреннему разводу. — отдал команду старшина учебного отряда молодых матросов (они проходили на ПКЗ курс молодого бойца), списанный со своего корабля главстаршина Давыдов.
Его корабль, ушёл на боевую службу в Индийский океан, а его с группой его годков (старослужащие матросы одного года призыва) откомандировали ожидать увольнение в запас на ПКЗ. А чтобы они там не расслаблялись, дали им учебный отряд молодых матросов, под командованием молодого лейтенанта Залупашкина, списанного с какого-то корабля на эту ржавую лоханку, то ли за мордобой, то ли за пьянку. Оставленный на произвол судьбы лейтенант забил болт на службу, свалил всё на годков и только-то и делал, что бухал и лазил по севастопольским блядям, благо их в городе-герое было огромное количество. Как называли его сами моряки — город камней, блядей и бескозырок. Парадная витрина советского черноморского флота.
Годки на ПКЗ, тоже не скучали: где-то раздобыв печатную машинку и напечатав большое количество увольнительных бланков, они ходили постоянно в самоходы. Кто за вином и самогоном к бабушкам на
