- Куда ты собираешься тащить свой нектар? - горячится «ничто». – Будущее человека – это и есть самое большое таинство и наибольшее из всех «ничто». Ведь и тот человек, который – проект, прежде всего – «ничто». Как ты сам говоришь, еще неизвестно, что из него получится после реализации проекта. Но ясно, что это будет другой человек, для которого человек нынешний станет «ничто», а возможно даже будет вызывать у него отвращение или стыд. И тогда возникает вопрос, с какой стати человек нынешний должен стараться для того будущего человека, поступаясь своими нынешними интересами и отказываясь от сиюминутных удовольствий? Отсюда получается, что проектный человек представляет собой то «ничто», которое ничтожит человека нынешнего. Разве это может не пугать, не отвращать человека нынешнего от человека перспективы, который к тому же подвержен, старости, болезням и смерти, упраздняющей последний смысл реализации проекта. Но еще более абсурдно то, что вся свобода нынешнего человека заключается реализации проекта человека будущего. И значит, человек проекта отнимает у реального человека свободу.
25. Пожалуй, тут я отойду в уголок сцены, как это делают актеры в театре, чтобы сообщить зрителям свои мысли, которые якобы не слышат остальные участники спектакля.
Так вот, наш диалектический треугольник позволяет математически выразить взаимоотношение реального человека и его проекта. Проектный человек, будучи мыслимым, воображаемым, конечно, в сущности «ничто», но без него реальный человек теряет свою актуальность. Поэтому человек из будущего и человек реальный несоизмеримы и взаимно дополняют друг друга. Это позволяет нам построить треугольник, где под гипотенузой подразумевается реальный человек, а под вертикальным катетом человек-проект. Из треугольника понятно, что горизонтальный катет отрицания тем короче, чем больше творческих усилий направляет реальный человек на реализацию своего проекта. Когда же нынешний индивид не заботится о своем проекте, человек будущего будет его всячески ничтожить, уже в самой недалекой перспективе, что и покажет горизонтальный катет отрицания.
26. - Ну, насчет свободы у меня вообще большие сомнения, - отвечаю я. – Свобода в идеале – это хаос. Вдобавок, если свобода детерминирована прошлым и зависима не только от общества и материальных возможностей, но и от простого случая, то она, в сущности,- «ничто». Так что, когда «философия существования» предлагает мне свободу как единственное спасение от всех чудовищ «ничто», окружающих меня дружной и кровожадной толпой, то я понимаю, что вся она заключается в том, чтобы дать покрепче связать себя узилищами в платоновской пещере, чтобы свободно наблюдать танцы невнятных теней на ее стенах. Однако, тени будущего не должны пугать творческого человека даже с учетом того, что в них легко различим оскал смерти.
В экзистенциализме противоядием против страха перед будущим служит идея «заботы». Ее девиз: «Делай, что должен, и будь, что будет». Этому лозунгу соответствует образец Сизифа. Внешне это идея заботы, как будто не оспаривает идею творчества. Но разница между ними существенная. Творчество предполагает не бессмысленный труд, а наличие творческой задачи. То есть, Сизиф должен вкатывать на гору свои камни для того, чтобы построить, например, храм. И неважно, что он не увидит храм во всей его красе. Этот храм и не может быть достроен до совершенства, ведь идеала в природе не существует. Идеал лишь мыслим, и потому – «ничто». А важно то, что этот храм продолжит строить творческий человек из будущего.
- Ой-ой, какие слова! Кажется, мы пустились в поэзию, - язвит «ничто». – Но ты, похоже, отрицаешь свободу. Свободу, ради которой люди шли на смерть. «За лучший мир. За святую свободу». «Святую», слышишь? Вся история человечества - это борьба за свободу.
- По вопросу о свободе, - прерываю я негодование «ничто», - Лучше обратиться к Бердяеву. Но я не вижу необходимости размышлять над тем, какая свобода нужна человеку: «Свобода от» или «Свобода для?». Я думаю, что борьба за свободу в истории человечества на самом деле сводится к борьбе с «ничто, которое ничтожит». В древнем Риме было больше всего свобод, когда человека можно было убить или сделать рабом. Эту свободу для хищников и преступников человечество и пыталось ограничить на протяжении всей истории. Тернистый путь к этому лежал через технический прогресс и эволюцию общественного сознания, а целью являлась организация социума, где могут быть максимально реализованы и востребованы творческие способности человека.
- Тебя послушать, так хищники и преступники лишены творческих способностей, - посмеивается «ничто». – А по-моему, они-то как раз и являются образцовыми творцами. Чтобы стать господином, заставить людей работать на себя, добиться их покорности и поклонения, и уже при жизни получить статус богоподобия, требуется немало способностей и творческих дерзаний. Любой карманник, мошенник, взяточник, даже убийца, если не хочет оказаться за решеткой, должен превратить свою преступную деятельность в настоящее искусство. Надо ли все это доказывать?
- Нет, не надо, - сообщаю я. – У истинного творчества есть вполне определенные принципы. В их числе «принцип преодоления» «ничто» и любовь. Все остальное «творчество», отличное от созидательного, следует заключить в кавычки и сопроводить знаком «минус». По-моему, все просто.
- А по-моему, нет, - объявляет «ничто». – Ты еще скажи, что творчество всегда обращено к пользователю одной стороной, как Луна. Но ведь человек творит не благодаря только одному разуму. В его творчестве, как правило, участвует мышление. А оно, по твоим же словам, плод «ничто». И значит, творчество диалектично. Кузнец выковал красивый меч. Но этот меч способен и защитить, и убить. У любой рукотворной вещи, если хорошенько поискать, найдется обратная сторона со знаком «минус». Ты и это будешь отрицать?
- Что же здесь отрицать? – отвечаю я. – Природа материи диалектична. Однако диалектичное усложнение – обычный прием мышления. Зато с точки зрения творчества ситуацию можно рассудить математически трезво. Кузнец изготовил красивый меч. Разумеется, это творчество. Ведь «ничто» бесплодно. Оно способно только паразитировать на творчестве, извращая его принципы. Мы же говорим, что меч «красивый». Это значит, в нем мы различаем креативные принципы. То есть, он заведомо нравственное оружие. Но этим мечом завладел другой человек, который, допустим, убил кузнеца. Убийца совершил преступление. Но можно сказать: «Сотворил». И тогда формула Хайдеггера: «Творчество порождает творчество», здесь, как ни странно, работает. Ведь деяние убийцы, инициировано творчеством кузнеца. Притом можно допустить, что убийца совершил преступление с большим искусством. Однако в системе креативных принципов творчества, как мы знаем, главную роль играет принцип любви. Поэтому никаким созидательным творчеством убийство не может быть.
- Ну, это слишком простой пример, - настаивает «ничто». – Притом «красиво» и «некрасиво» - чересчур субъективные понятия, чтобы строить на них суждение о творчестве. Как сказал один философ: «Если вам угодно провозгласить, что бог – это энергия, вы найдете бога и в куске угля»
- Разумеется, можно, - подтверждаю я слова Вайнберга. – Но что же в этом плохого. Притом бог там присутствует в виде творческой энергии. Иное дело сможет ли человек его прекрасное в куске угля, которым, кстати успешно рисуют художники. Восприятие прекрасного – это тоже творческий акт созидательного характера. Красота действует на наш разум и организм целительно, она его гармонизует. Отсюда следует, что кроме творчества созидания, позволяющего нам создавать прекрасное, существует творчество восприятия. Главную роль в нем играет принцип дополнительности (гармонии и любви), определяющий нашу способность к эмпатии. Так вот, испытывать удовольствие, радость, или даже эйфорию счастья от созерцания объекта своего внимания - это великий дар, особенно, если он позволяет человеку видеть прекрасное в обыденном, в привычном, в простом. Так происходит с любителями природы, искусств, и даже науки. Притом это чудо творится в реальном бытии. Здесь и сейчас. Так что, даже твой Сизиф, обреченный катить камень в гору, при некотором творческом подходе, способен наслаждаться горным пейзажем и радоваться всякой травинке на своем пути.
- Ишь, ты. Хитёр, – восхищается моим ходом «ничто». – Упредил меня. Догадался, значит, какой приговор я тебе готовил. То есть, ты не хочешь признавать этот мир абсурдным, бессмысленным и исполненным страхов перед «ничто». Ты пользуешься щитом своего творчества, как какой-нибудь Персей в битве с Горгоной. Похоже, костерчик инквизиции, приготовленный для твоего самосожжения, придется погасить. Но признайся, ты ведь врешь мне и обманываешь себя, говоря, что ты неуязвим для «ничто», будто тебя не тяготит однообразие быта, не гнетет серость обыденности, не посещает чувство одиночества, не сокрушают тяжелые мысли и воспоминания, не одолевают страхи и сомнения? Ведь ты же не какой-нибудь нелюдь, а поскольку человек, то негативные переживания тебе присущи, особенно в условиях покинутости Богом. Помнится, кое-кто из теологов утверждал, что без Бога человек не может достигнуть благоговения.
[justify] - Ну, во-первых, я, конечно, не нелюдь,– сообщаю я. - и не сверх человек. И, разумеется, вся эта широкая палитра негативных переживаний меня посещает. Я же говорю, что у отрицательных чувств и помыслов такая же природа, как у болезнетворных вирусов. Притом их, как и вирусов, огромное количество, и так же, как вирусы, обитающие в нашем организме, они присутствуют в моем разуме, готовые атаковать мою душу при любом ослаблении ее иммунитета. Знакомы мне и пограничные состояния, когда я готов повторять слова Мартина Идена: «Вся моя жизнь – ошибка и позор», или вслед за Гамлетом восклицать: «Каким бесплодным, плоским и тупым мне видится весь мир в его стремленьях». И ты прав, для человека все это естественно. Ведь, как учит «креативная философия», человек – это творческий процесс. А суть творчества, как раз, и заключается в преодолении «ничто». Поэтому в «креативной философии» есть понятие «понуждение к творчеству». Это понятие
