То, что это лещ, упрощающий человека до состояния палки-копалки, говорит тот факт, что даже у животных мы обнаруживаем природный инстинкт творчества. Птицы, например, вьют гнезда, поют и устраивают брачные танцы. Думаю, что инстинкту творчества человек обязан и представлением о Боге. Но что касается Бога, то в сфере бессознательного Фрейда Всевышнему места не нашлось.
Зато, благодаря Фрейду, Хайдеггеру стало ясно, где следует искать «ничто». В бессознательном! Однако сама область бессознательного представлялась довольно туманным местом. Было время, когда разум мыслился мудрецами в виде микрокосма, отражающего мир. Но эти представления были слишком ветхие. Притом французский философ Бергсон, разделивший разум на интеллект и интуицию, камня на камне не оставил от картины микрокосма в разуме.
Кое-какие новые знания о разуме давало модное тогда учение американского философа, Джеймса. Тот прямо говорил: «Сознание - это название несуществующей вещи. Те, кто еще остается верным ему, цепляется просто за эхо, за слабый отзвук, оставляемый исчезающим понятием «души» в воздухе философии». По мысли Джеймса имеется «только одно первичное вещество или материал, из которого состоит все в мире. Это вещество называется «чистый опыт».
А? Как вам такой лещ? И ведь, как будто, не поспоришь. Мы, например, в «креативной философии» говорим, что творчество энергии Вселенной приводит к организации гармонии. Опыт природы, не отвечающий гармонии, остается невостребованным. Это ведь тоже можно понимать как «чистый опыт».
Но чертик из рыбного пузыря Джеймса скрывает, что на самом деле опыт Вселенной не хаотичен. Он детерминирован творческими принципами первородной энергии. Иначе, эти опыты могут быть разрушительными для материи.
Однако Джеймс на такую глубину сферы бессознательного не погружается. «Чистый опыт» он определяет как «непосредственный жизненный поток, предоставляющий материал для нашего последующего отражения». Отсюда следовало, что вещи или иные объекты не имеют значения. Имеет значение то, как мы их воспринимаем в сознании. Поэтому главное для человека - его переживания. И если нам нравится какая-то истина, пусть даже ложная, то она и есть настоящая истина. Правда, Джеймс умалчивает о том, с помощью каких механизмов или желез мы переживаем жизненный поток и узнаем о наших впечатлениях. Зато такая позиция предоставляла возможность самых смелых гипотез об истинном местонахождении «ничто». Его можно просто переживать и все.
Посильный вклад в открытие Хайдеггера сделал и его друг, Гуссерль. Подцепив вирус от леща Джеймса, Гуссерль тоже попытался отказаться от сознания. Действительно, что такое сознание? Собака зарывает кость. Что ею движет: опыт, инстинкт или логика? Больше похоже на логику. Собака с помощью логических выводов прогнозирует ситуацию и свое поведение в будущем. Значит, она сознает свои действия. Она ведь не зарывает чашку, в которой кость. Но у собаки нет полноценного мышления с его анализом, синтезом и диалектическими сомнениями. Получается, что сознание – это мостик… (помните тот неуловимый «мостик» бытия между прошлым и будущим?)… да, мостик между бессознательным и мышлением. Но откуда он берется. Ясно ведь, что из бессознательного. Получается, что сознание – что-то, вроде хоботка или хвостика разума. Значит, и бессознательному не чужда логика. Да и как иначе? Чем же еще пользуется разум в своих решениях, если не логикой? Отсюда следовало, что между бессознательным и осознанным мышлением нет никакой принципиальной разницы. Значит, в «мостике» сознания нет большой необходимости. Притом это сознание обязательно сопровождается вниманием. Без внимания сознание невозможно представить.
Примерно такой ход рассуждений позволяет Гуссерлю упразднить представление о сознании в пользу внимания. Для научной солидности «внимание» он назвал «Интенцией». Но это кое-что меняло. Теперь получалось, что интенция выходила на первый план. То есть, то, что было «мостиком», или «хвостиком» разума, стало авангардом восприятия, а бессознательное оказалось уравнено с мышлением. Причем бессознательное, а в нашей интерпретации «разум», оказался приемником всего мутного потока информации извне, который в виду отсутствия фильтров мог быть очень замусорен. Зато в этом потоке всегда была возможна новизна, которая давала право назвать такой поток феноменом. А разбираться с этим феноменом, очищать и фильтровать поток сознания предоставлялось мышлению. Таким образом, мышление становилось главной инстанцией, по сути, хозяином разума. Это свое учение Гуссерль назвал «феноменологией».
Феномен восприятия жизненного потока вполне объяснял феномен творчества. Ведь любой бомж, копаясь в мусоре, может найти нужную вещь или изготовить необходимый предмет.
И все же, как мне кажется, решающий вирус для своего открытия Хайдеггер получил от самого большого леща всей мировой философии. От Ницше.
13. Думаю, вам не нужно объяснять, что такое комната кривых зеркал. Представьте себе такую комнату, где вы смотрите на искаженные отражения предметов и людей, и вас забавляют их уродства. И вдруг в самом кривом зеркале появляется совершенно прекрасный образ. Как вы думаете, что можно сказать о подлинном облике того, чье отражение столь красиво в кривом зеркале? По-моему, очень возможно, что он – идеал уродства. Примерно это и произошло с идеей Ницше, провозгласившего: «Бог умер! Мы убили его! В человеке образовалась дыра величиной с Бога!»
Слова, потрясающие основы бытия. И какая величественная чушь! Но что эти слова для философа? Какие грандиозные мысли вдруг восстают и обрушиваются в его уме?! И вот, представьте Хайдеггера перед видением этой истины. Оно наверняка сопровождалось оглушительным громом и ослепительной молнией. Неудивительно, если это видение вдруг разверзло перед разумом Хайдеггера откровение космоса. Ведь, если бог, который был всё, умер, то он стал «ничто». И значит, богом стало «Ничто»! Оно-то и находится в бездне той страшной дыры в человеке, поглотившей бога. Да, пусть эту дыру нельзя видеть. Но Хайдеггер ее чувствовал в себе, потому осознавал. С мысленным приближением к ней его охватывал ужас смерти. И, конечно, всякий человек способен чувствовать в себе эту бездну небытия. А чувствуя ее, человек бежит прочь, ища спасение в творческих дерзаниях, цепляясь за них как за единственное средство забвения. Это бегство, по мысли Хайдеггера, и стало началом мышления, культуры, изобретением богов, цивилизации и прогресса. И главное, это подтверждало идею древнего Платона о том , что «Творчество – это создание нечто из ничто».
Так Хайдеггер, быть может, помимо своей воли сделал «ничто» творцом всего сущего, то есть Богом. Очевидно, плоды творчества такого бога нам и позволяет отведать экзистенциализм.
14. Теперь, когда нам ясны истоки экзистенциализма, думаю, более понятны его суть и логика развития. Эта философия предложила миру довольно странное мировоззрение. В основу его легло утверждение, будто человеку гораздо больше свойственны иррациональные поступки, негативные эмоции, сумеречное состояние сознания и тяжелые размышления, нежели чем разумное поведение и удовлетворенность жизнью. Особенно это касается человека, для которого «бог умер». Ведь, если прежде все сущее и само бытие творилось по воле Создателя, и потому имело смысл, обычно присутствующий в художественном произведении, то по отсутствию Бога, все становится ничтожным. И сам человек, которому Бог был и покровитель, и повелитель, и судья, оказался заброшенным в отчужденном и враждебном мире, где его жизнь перед ликом неминуемой смерти и вечности теряет смысл, и потому была исполнена абсурда. Такой человек по мысли авторов классического, ортодоксального экзистенциализма обречен на негативные переживания самого широкого спектра. Стихии этих разрушительных переживаний авторы «философии существования» весьма подробно описывают в литературных трудах и обосновывают в научных статьях. При этом выясняется, что депрессивные настроения и пограничные состояния преследуют человечество на протяжении всей истории, и они хорошо известны из художественных источников, таких, например, как произведения Шекспира, Толстого, Достоевского и пр. А это значит, что человек от природы греховен и порочен, и бог ему был необходим как охранитель, спаситель и смиритель. Теперь же, когда человек остался наедине с собой, то есть свободным, он должен найти иные смыслы и пути жизни. Поиском таких ориентиров, как будто, и занимается учение экзистенциализма. Я говорю «как будто», потому что, по-моему, экзистенциализм больше убеждает в том, что у человека нет особо привлекательного выхода из создавшейся ситуации. Ему, например, предлагается бунтовать. Но поскольку бунт в виде уничтожения среды обитания или самого себя, не представляется гуманным и перспективным, то бунт этот рекомендуется совершать по методам мудрецов дохристианской культуры: киников, эпикурейцев и стоиков. Учение последних, по мысли Сартра, особенно предпочтительно. Сартр предлагает брать пример с Сизифа, который, как известно, катит камень в гору, зная, что это упражнение не имеет смысла, ибо камень все равно скатится вниз…
15. Впрочем, все это гораздо подробнее и внятней вы можете прослушать в многочисленных лекциях по экзистенциализму в сети Интернет, либо прочитать в книжках, например, в книге «Буржуазная философия ХХ века» (Политиздат 1974г.) Кстати в этой книге я нашел любопытное замечание по поводу работ авторитета «философии существования», Сартра. Вот оно:
«Многие интерпретаторы сартровских работ обращали внимание на то, что их логика есть логика беспощадного судебного процесса, где автор расследует внутренний мир героя повествования. Процесс этот имеет откровенно инквизиторскую направленность: вменение субъективных мотивов и предрасположений, причем таких, которых самому подсудимому еще только предстоит доискаться и которых он, возможно, даже никогда не сумеет ясно осознать. Человек обвиняется по эталону недостижимой для него душевной святости. Налицо и инквизиторская «презумпция виновности», ибо обвинитель уже заранее убежден в порочности мотивов, которые побуждали обвиняемого действовать и жить».
[justify] И знаете, в этом наблюдении различима странная идея о том, будто ортодоксальный экзистенциализм – это учение самого «ничто». Того «ничто, которое ничтожит», и у которого мистическая сущность. Ведь это «ничто» - антипод Бога, и соответственно, враг венца творения Создателя. Поэтому задачей «ничто» является уничтожение человека, посредством извращения его души, что и станет победой «ничто» над Творцом. А лучшим средством для этого может быть замещение Бога в человеке. Отсюда понятен и смысл суда инквизиции, с помощью которого Церковь в свое время отправляла на костер еретиков и
