добьются.
И тогда сидеть ему в этой треклятой... как её... Бараклиде, не пересидеть. Одним словом - до скончания века.
И всё-таки не зря болтают, что надежда умирает последней.
- Хорошо, ребята, - кивнул Придуркин, по возможности игнорируя оплеухи и пинки, которыми его то и дело и по ходу дела награждали весёлые парни с Фомальдегауса. - Я подпишу ваши филькины бумажонки. Но за это вы должны кормить меня, как положено...Слыхал я о вашей тюремной баланде, - соврал Кондратий.
- Генеральского слова тебе достаточно? - спросил старец.
- Нет. Скажите: честное ящерицкое, - издевался Придуркин. - В общем, дайте слово чешуйчатника.
Фомальдегаусцы переглянулись. Затем сунули в руки Кондратию бумаги.
- Ну, так будешь подписывать? Или нам тебя живьём сначала нужно поджарить? - кивнул один из фомальдегаусцев на лазер, зажатый в лапах другого.
Придуркин посмотрел на лазер, потом на бумажки с закорючками и его чуть не стошнило, до того эти документы, в которых решалась его участь, показались ему противными.
- Будь, что будет, - вздохнул он и, прищурясь глазом на неземное солнце. - Но не забывайте, - напомнил он чешуйчатникам, - за мои подписи мне положены премиальные: ежедневный кофе на десерт со сливками и двухчасовая прогулка по вечерам иначе наша сделка потеряет свою юридическую законность... Не откажусь я и от ежегодного отпуска, - расширял своё правовое поле посредством психического нажима на оппонентов, Кондратий. - Надеюсь, во время его проведения, то есть отпуска, я сумею смыться от вас.
Кондратий поставил закорючки на всех бумажках, куда только ему ткнули когтистым пальцем зеленомордые, а потом зеленомордые посадили его в грузовик и куда-то повезли.
Эта машина, совершенно не имеющая колёс, а опирающаяся на землю исключительно посредством воздушных струй, казалось, вот-вот вытряхнет из Кондратия душу. Тем не менее, фомальдегаусцы переносили езду неплохо. Они словно и не замечали как у всех, кто сидел под тентом грузовичка бренчат кости, когда тот скатывался с очередного ухаба перед тем как забраться на следующий.
- Развели тут антимонии, понимаешь, - не мог успокоиться секретный агент с тех самых пор, как его грубо втолкнули в грузовик и повезли в неизвестном направлении.
Дюзы, те, что снизу поддерживали грузовик в метре от земли и те, что располагались сзади и толкали его же вперёд, с воем и скрежетанием выбрасывали из себя кубометры воздуха и грузовик, хотя и не быстро, но полз вперёд, последовательно отвоёвывая у пустыни километр за километром.
Они ехали часа три, пока не остановились возле внушительного трёхэтажного строения, сложенного из увесистых каменных глыб.
- Это и есть ваша говенная Бараклида? - желчно поинтересовался Придуркин, но ему никто не ответил. - Эй, хозяин, принимай товар! - распорядился разведчик, до конца решивший оставаться хозяином положения.
Пока всё выглядело безобидно и презабавно. Единственное, что не нравилось Кондратию при существующем раскладе, так это хмурые и неприветливые лица охранников, которые стояли под стенами зловещего здания и по всей видимости охраняли покой и сон узников.
На взгляд Кондратия, обслуживающий персонал известной во всей фэтской системе фирмы мог бы быть и поприветливее.
Так он прямо и сказал всем этим придуркам в камуфляжной форме. За что ему едва не выбили зубы.
Но уворачиванием от дубинок стражников Бараклиды сегодняшние приключения Кондратия не закончились. Едва его провели по узким и обшарпанным коридорам тюрьмы и бросили в душную и вонючую камеру размером восемь на двенадцать квадратных фомальдегауских муслонов и он по достоинству оценил всю по спартански незатейливую обстановку нового обиталища - две трёхярусные кровати, грубо отлитый стол из нешлифованной пластмассы, да вонючая параша в углу - только он всё это рассмотрел, как с верхнего яруса одной из коек спрыгнул резвый малый с кастетом на пальцах и с перекошенным хронической формой мизантропии лицом.
Этот малый времени даром не тратил. И пока Кондратий удивлённо разглядывал его, надумал заехать сотоварищу по камере кастетом по физии, но малость промахнулся. И тогда малый истошно завизжал, что он в этой камере главный после директора тюрьмы и потому все должны беспрекословно подчиняться ему.
Кондратий успокоился. Он то уж совсем было думал, что встретился с чокнутым. Но этот субьект был всего лишь одним из целой армии заражённых бациллой властолюбия.
Тем не менее. Обследовав визуально ещё раз внутренность помещения и не обнаружив в нём хоть каких-нибудь существенных признаков власти этого харизматического донельзя субъекта, Кондратий позволил себе усомниться в объективности слов сокамерника, товарища, так сказать, по несчастью. А оттого решил себя вести пока нейтрально, не вступая ни в какие переговоры с провокатором.
Между тем экзальтированный до крайности экстраверт, каковым без сомнения возомнил себя зам директора по камере не на шутку огорчённый несговорчивостью новенького, одним махом запрыгнул на стол, сменил кастет на нож и принялся размахивать этим ножом в опасной близости от кондратьевской горлянки.
Вёл себя стервец, конечно, по свински. И, возможно. В определённых кругах сошёл бы за обаяшку. Но на взгляд суперагента, каковым без сомнения являлся Кондратий, не должен вести себя так добропорядочный зек, воспитанный к тому же судом и охраной.
Он так прямо и сказал об этом казематному наполеону и коллеге по камерной пайке.
После чего тот неожиданно успокоился, слез со стола на скамейку и сказал человеческим голосом:
- Спорим, я знаю, как смыться из этой клоподавилки?
Со стороны нервного субьекта попавшего в сокамерники к Кондратию это был хоть какой-то конструктивизм. Но Придуркин пока не собирался влезать в новые неприятности.
- Извини, приятель, - вздохнул Кондратий, - но лично мне здесь нравится. И я пока не собираюсь тикать отсюда. С меня на сегодня хватит стрельбы и погони. Всё это у меня вот уже где стоит, - чиркнул он пальцем себе по горлу. - Пожалуй, я лучше отдохну чуток, а там видно будет. - Кондратий оглянулся на дверь, за которой раздавались гулкие шаги охранника. - Во всяком случае, мне необходимо какое-то время, чтобы собраться с мыслями, - закончил свою тираду Кондратий, пытаясь сообразить, что он сам имеет в виду под своей последней фразой и имеет ли в виду что-нибудь вообще.
Но сокамерник обиделся. Насупившись, он спрятал нож в рукав и отошёл в дальний уголок. Паучьим выжидательным взглядом он принялся следить за Кондратием.
А Кондратий, выбрав поудобнее шконку, взбил перину и прилёг малость вздремнуть, притушив торшер.
16.
В отяжелевшей голове суперагента вертелась одна и та же мысль. Но - какая, было уже неважно.
Возможно этой мыслью было желание Кондратия во чтобы то ни стало стать героем КГР! Или сбежать из Бараклиды и прославить себя этим в фэтской системе. А может...
..."Скользкий" агонизировал. Заваренная чешуйчатниками дыра в правом боку, а перед этим ими же проделанная, плохо затягивалась. Другое место, тоже вырезанное лазером, саднило и побаливало. Но постепенно, медленно и неотвратимо обе дыры самоустранялись.
Не секрет, корабль Загибина был так сконструирован, что являлся как бы живым организмом. И потому восстановление его частей проходило по принципу регенерации биоструктур. Хотя, конечно, несколько иным способом. Другими словами, по специальным микротрубочкам - своеобразным венам и капиллярам - особый жидкий состав поступал в любой, даже самый отдалённый уголок корабля и там, изливаясь наружу, застывал, вытесняя разрушенную ткань и заменяя её новой, правильно структурированной.
Основой для построения, матрицей корабля служила его голограмма, объёмный рисунок со всеми деталями - своеобразное биополе "Скользкого".
Этот голографический двойник "Скользкого" всегда был при нём и проецировался изнутри корабля посредством невидимого, всепронизывающего излучения специальной проекционной, самокорректирующейся установкой.
Да, корабль, как и всё живое, мог ощущать боль. И пока всепроникающий и вездесущий Комп не устранял существующую неисправность, "Скользкий Гром" испытывал нешуточный дискомфорт - он страдал.
Вот и сейчас - тоже. Но это страдание, как и должно происходить по логике вещей, являлось залогом выздоровления.
Уничтожить "Скользкий" можно было только отключив или разрушив какой-то один из его важнейших узлов. И такими узлами являлись: голографический проектор и его автономный источник питания; венозно-капилярная сеть; резервуары с жидкой материей и кое что другое, то, о чём подробно рассказано в технической документации корабля Кулибиным-Загибиным.
В общем, корабль был довольно уязвим. Но в то же время и очень живуч. И, наверное, только поэтому сейчас он медленно, но последовательно восстанавливался. И первым делом, которое он сделал, лишь только регенерация оказалась завершена, это проведение осмотра окрестностей, определение координат своего нахождения. А, обнаружив поблизости инопланетник, "Скользкий Гром" немедленно задействовал программу самозащиты. Проще говоря, он открыл огонь по вражеской машине.
В какой-то миг над безжизненной песчаной равниной с редкими островками скал на ней засверкало, грохот поднялся неимоверный.
Инопланетник принялся отражать удары. Он отбивался, как мог, выставив перед собой защитное поле. Однако Комп "Скользкого" использовал технику нанесения точечных ударов. То есть, его снаряды ложились исключительно в одно и то же место, расшатывая таким образом оборону задействованного противником силового щита.
Боезапас земного корабля для 45-милиметровых орудий был рассчитан на миллион снарядов и потому конвейер-автомат, подающий заряды, зарядов этих не жалел.
Между кораблями протянулась огненная дуга, сверкающая даже при ярком солнечном свете, а сам инопланетник превратился в сияющий огненный шар. Зрелище было неописуемым и дорого, наверное, дал бы Загибин, чтобы увидеть в эти минуты свой сражающийся корабль.
В то же время сам инопланетник не мог отвечать на удары "Скользкого", так как все силы задействовал на погашение чудовищного давления термитных бронебойных снарядов посылаемых в него "Скользким" со скорострельностью 600 снарядов в минуту или 10 штук - в секунду.
При
