потихоньку переходя в разряд «сам по себе». И сейчас, понимая, что её личная жизнь стала намного важнее его, он совершенно закрылся, оставшись в этом мире совсем один. Найденная им собака, восполняла эту нехватку и подталкивала его начать трудовую деятельность. Да и к тому же, он обещал самостоятельно заработать себе на учебники и одежду, тем самым, частично становясь независимым от уз семьи.
Дорога на завод подымалась в гору, всё дальше уходя от частного сектора, чтобы вредная печная гарь и трубный дым не так сильно чувствовались жителями. Сегодня, позвонив своему будущему начальнику, мальчишка первый раз шёл по этой тропе, чувствуя, что открывает что-то новое для себя. Он ещё не знал, что значит заводская смена у печи или у конвейера. Но твёрдый взгляд его детских глаз навсегда перечеркнул путь к отступлению. Взяв на себя ответственность, он обязался перед собой, что не сломается.
У входа во двор завода его встретили как вполне взрослые работяги, трудившиеся здесь по договору, так и обычные ребята разного возраста, решившие подработать. Столпившись в кучку, они ждали распределителя, который проведя перекличку, должен был указать каждому на его рабочее место.
- И так! Начнём с новеньких:
- Мельников?
- Здесь – отвечал мальчишка в трико, стоявший прямо под окном пропускного пункта.
- Сабиров?
- Тут!
- Арсланбековы, братья что ли?
- Да, мы пришли!
- Молодца! И... Покровский?
Поймав на себе взгляд распределителя, Глеб молча поднял руку.
- Прекрасненько! Так, остальные, в журнале расписываемся, подходим. Короче так, бригада Шафирова на печку, бригада Власова на бровку, Колян, своих веди в кондитерку, Булат и его дружина на вагонетки, а новенькие идут на упаковку к девчонкам.
- Ууу, - тихо произнёс кто-то.
- Ага! Отобьём у них желания к труду! Ха-ха-ха, - заметил распределитель.
Собравшиеся у входа работники организовали очередь. На пропускном пункте, вахтёр требовал паспорт, чтобы внести их в базу данных, после чего выдавал пропускной бегунок на смену. Каждая смена отмечалась в его дневнике, после чего высчитывалась зарплата и штрафы, если таковые были. Попав во двор, куда на грузовичках завозилось тесто и прочие ингредиенты, а также загружался готовый к продаже хлеб, рабочие направились к подвальному помещению, постепенно исчезая в проходе. Внизу, в подвале, находились металлические шкафчики-раздевалки, в которых каждый рабочий обязан был оставить верхнюю одежду и надеть, приготовленный комплект белой робы. Однако новеньким или одноразовым (так их называли контрактники) пришлось идти в административное здание и получать форму там. После того, когда работяги переодевались и запирали шкафчики, оставив при себе паспорта и кошельки, они поднимались вверх, расходясь по своим цехам.
- Подскажите, пожалуйста, а где упаковочный цех?
- А, это вон туда налево.
Вообще все помещения были связаны между собой и находились в одном огромном здании, отгороженные друг от друга бетонными стенами. Проходы между ними были достаточно широкими, такие, что в них могло свободно поместиться две вагонетки с хлебом.
- А вагонетки – это вон те тележки с полками?
- Ага, - смотри во время работы пальцы не прищеми, в момент сломаешь. Каждая из них больше полтонны весит.
Вагонетки загружались деревянными паллетами со свежевыпеченным и запакованным хлебом, и грузчики толкали их к выходу – «бровке». С «бровки», ребята загружали хлеб в грузовички, развозившие продукцию по торговым точкам или складам временного хранения.
Бригадир, которому позвонил Глеб, медленно потягивал последнюю перед рабочей сменой сигарету. Он приказал построиться в шеренгу всем пришедшим «на упаковку», чтобы определить каждого в помощники девушкам, работающим за станками.
- И так, заказ уже едет к нам, - радостно начал он. – Один, два, три, четыре... ага десять человек вас. Что же, ну давайте так поступим: вот вы, троя - на нарезку, вас двоих я направлю на автомат, там справитесь сами. Только так давайте: один подаёт хлеб, один плёнку заправляет, потом поменяетесь. Ты, значит, - сказал он, посмотрев на Глеба, - идёшь к той девочке, на термоупаковку и подаёшь ей хлеб. Двое на батоны и троя на булки. После определения на рабочее место, каждому работнику ничего не оставалось, кроме как смириться с участью на ближайшие двенадцать часов. Термоупаковочный станок, который достался Глебу, представлял из себя оборудование запечатывающее хлеб в тонкую полиэтиленовую плёнку, за счёт высокой температуры и давления. После того как хлеб был запакован, мальчишка клеил этикетку с номером завода и названием изделия, затем складировал его на подносы и засовывал в вагонетки.
Работа началась настолько неожиданно и требовала настолько сильной отдачи, что думать о чём-то другом просто не было времени. Двенадцатичасовой заказ представлялся очень большим по объёму, поэтому руки упаковщиков должны были двигаться крайне быстро, что подразумевало ссадины, потёртости и в некотором роде ушибы. Пот начинал литься с тела, примерно после десятой минуты работы. Никакого отдыха, лишь новые и новые вагонетки со свежевыпеченным хлебом.
- И сколько вам платят сейчас? - спросила у Глеба, запечатывающая хлеб напарница.
- Тысячу за ночь обещали, - ответил он ей.
Шум в цехах стоял достаточно сильный, поэтому обоим приходилось разговаривать на повышенных началах.
- Неплохо, нам по семьсот платят. А работаем в день по двенадцать. Ещё двенадцать в следующую ночь, ну и сутки дают на отдых.
- Предпочитают сэкономить на постоянной рабочей силе, значит! – заметил Глеб.
- Хотя это не совсем справедливо, учитывая, что после года работы, ладони покрываются мозолями и чернеют, - подытожила напарница.
Изредка поглядывающий на часы юноша, даже не успел опомниться, как пролетело два часа. Он обернулся, чтобы окинуть взглядом помещение и убедиться, насколько интенсивно работают все присутствующие здесь люди, совсем не заметив, как запах свежевыпеченного хлеба уже смешался с запахом человеческого пота, оставив шлейф от аромата трудовых будней.
- Через четыре часа обед, ты надеюсь, взял чего-нибудь съедобного? А то упадёшь, - ехидно заметила девушка.
- Да взял! Два варёных яйца, бутерброды и чай в термосе.
- Пойдёт.
До обеда время практически не замечалось, возможно, и потому, что он здесь работал впервые и как всё новое, оно не успело приесться и стать чем-то обыденным и привычным. Ровно в час ночи на весь завод прозвенел громкий звонок, оповещавший работников о том, что пора бы пойти перекусить минут на сорок. Да, именно на сорок, а бывало и тридцать. Отдыхать здесь много не давали. За опоздание после обеда – штраф. Но в принципе сорока минут вполне хватало для того, чтобы подзаправиться и продолжить трудиться во благо общества. Правда, мышцы в отличие от желудка не были в этом так уверены.
Летом, когда на улице было достаточно тепло, рабочие выходили во дворик и садились под крытую шифером беседку, посередине которой стоял широкий стол. Они любили делиться друг с другом едой и обсуждать любые, но только не связанные с работой темы. Разговор занимал от силы десять-пятнадцать минут времени, по ходу того как ртом пережёвывалась пища. Остальное же время все предпочитали молчать, очевидно, собираясь перед новым рывком. Осенью, когда уличная прохлада могла смениться холодной былью, все оставались в здании и садились за столики, стоявшие в углу цехов. Кто-то, сидя на скамейке и облокотившись о стену, старался выпрямить ноги, но его тут же сгоняли вновь подоспевшие на звонок и этому бедолаге приходилось забыть о минутном блаженстве, принимая на свою лавочку ещё несколько человек, тем самым оказываясь в весьма тесном положении.
- Ух, ну и жара у печи, - говорил кто-то в пустоту.
- А ты еще, не привык что ли?
- После кондитерки тяжеловато.
- Хех, самое козырное место эта ваша кондитерка, сидишь, засыпаешь там. Заказы маленькие, классно.
-Да иди на нарезку встань, я могу и у печи поработать!
- Ну, уж нет! Ха-ха-ха.
Новенькие в отличие от постоянных рабочих очень часто меняли цеха и, попадая в новые, учились уставать заново. У каждой работы была своя специфика, с которой приходилось свыкаться, но резкое перестроение неприятно сказывалось на усталости организма. Проходит время, и человек ко всему привыкает, подстраивая свой биоритм под новые условия.
- Время! Все по местам! - крикнул, проходивший мимо начальник.
- Ну, всё, по коням ребята! - весело добавил худощавый мужичок и согнутые спины людей, мгновенно выпрямились, а стол, за которым минуту назад сидела куча народа, вновь оказался пустым и никому не нужным. Завод, как и прежде, вернулся к своей шумной жизни.
Время шло. Нескончаемый поток хлеба постепенно начинал приедаться глазам, притупляя реакцию и делая быстрые руки куда более ватными. От беспрестанных подъёмов деревянных полок, забитых хлебом, спина начинала сильно ныть, отдавая в бока. Но с этим, как, впрочем, и со всем остальным приходилось мужественно мириться, тем более, что с тобой рядом стояла девушка, обжигающая себе пальцы и скидывающая поданный тобою хлеб в деревянную корзину. С каждым новым часом всё вокруг начинало смешиваться во что-то одно непонятное и нереальное. Привычные часы сна для организма давали о себе знать, нагнетая на людей усталость с удвоенной силой.
Глеба не покидало чувство того, что стрелки на часах стали тикать куда медленнее, постоянно застревая на пятиминутках. Однако время шло не зависимо ни от кого и совсем скоро, ночное небо, сменилось на серый утренний рассвет и постепенно в большие окна, выходившие прямиком на улицу, стали пробиваться первые солнечные лучи. Это означало, что трудовая смена стала подходить к концу. Момент, ещё момент и да здравствует свобода!
Заканчивая смену, каждый работник обязан был убрать за собой все остатки от плёнок, выпавшие этикетки и различный мусор, включающий хлебные крошки. Собирая отходы по контейнерам, их относили в отдельный небольшой зал, выходивший прямиком на улицу. Уборщицы скидывали весь этот мусор в большие урны, а мусорщики отвозили его на свалку.
- Ну как тебе первый день парень? – спросила уставшего Глеба напарница.
- Чертовски весело было, знаешь ли, аж пальцы опухли, - улыбаясь, ответил он.
Девушка весело потрепала парня по голове и сказала, чтобы он шёл отмечаться в журнале. После того как рабочие расписывались, они дружным шагом поднимались на второй этаж, где их ждали душевые. Душевые были чем-то вроде спасения тела, после ужасного двенадцатичасового марафона. Тёплая вода в момент расслабляла уставшие мышцы, немного взбадривая уставших людей.
- А! Какой кайф! После водички аж жить захотелось пацаны!
Через некоторое время, всё заканчивалось в том же месте, где каждый оставлял свою одежду. Да – в раздевалках подвальчика. Выходя из них, каждого ждал прежний пропускной пункт, где работника вновь отмечали, и если он был «одноразовым», то объявляли дату получения трудовой выплаты. Первый раз оказался для Глеба не таким страшным, как он мог себе представить, но он чувствовал, что если закроет свои глаза, то сон в момент сразит его.
Работа на заводе заканчивалась в семь утра, когда на улицах города ещё никого не было. Ветхая тишина, которой
