Не лишенная способностей, Машуня рано пристрастилась к чтению, осилив «Госпожу Бовари» и почти всего Дюма, имевшегося в городской библиотеке. Позднее к ним добавились покетбуки с жизнеописаниями столичной богемы, криминалитета, ментов, сыщиков, воров в законе и невозможных в Пигалеве денежных людей. Понимая, что большая часть страны живет так же, как и ее родной город, Машуня не могла отделаться от привычки считать, что жизнь в столице сходна с той, что описана в книгах. И как же отличалась эта жизнь от нудного, как зубная боль, однообразия повседневности, состоявшей в нытье родителей, медленного скатывания к алкоголизму братьев, ежедневной школьной зубрежки, домашней работы, кормления кур и ожидания перемен.
Машуне исполнилось шестнадцать, когда она твердо решила, что не рождена для жизни провинциальной. Ее тетка ездила иногда в Москву за покупками и привозила оттуда апельсины – сказочно вкусные шары с бугристой оранжевой шкурой, оставившие где-то в глубине машуниной души пахучий праздничный след, тянувшийся в столицу. Это там кипела жизнь, трясли золотыми цепями богатенькие дядечки в малиновых прикидах, послы в хвостатых фраках мечтали увезти ее в пальмовые зарубежья к янтарным пляжам лазурных лагун, гремела музыка, стреляли друг в друга роскошные бандиты и, конечно же, ждал ее, сидя верхом на белом лимузине, похожий на Антонио Бандераса рыцарь сердца.
Ах, как не похожи были пустоглазые прыщавые одноклассники на волоокого Антонио, стремительного холерика с пулеметом в гитарном футляре! Невзрачные, дряблые, пропахшие потом, дешевым дезодорантом и сигаретами «Ява», они наперебой предлагали Машуне завязать дружбу – а ей было противно видеть слюнявые губы и безнадежно тоскливые глаза. Нет, только столичный герой мог прижать ее к поросшей черным мохером чугунной груди и заглянуть прямо в душу страшными антрацитовыми глазами! И, конечно же, не в тоскливом, пыльном и навеки оцепеневшем Пигалеве собирал для нее бриллианты и лимузины горячий испанец!
До выпускного класса Машуня не отличалась успехами в учебе, но тут вдруг сделалась первой по всем предметам. Одноклассники, поначалу насмешливо отнесшиеся к ее рвению, начали ощущать перед Машуней робость, как если бы она была значительно старше и опытней. Дома мать тоже почувствовала происходящие с дочерью перемены, освободила ее от части домашних обязанностей и даже как-то раз нечаянно обратилась к ней на «Вы».
Что же стало причиной случившихся с Машуней перемен? Все было просто: однажды она узнала из телепередачи, что популярная московская певичка, смазливая, чернявая и нахрапистая - такая же провинциалка, как и сама Машуня, только родом из-под Киева. И загорелась в девичьем сердечке мечта: покорить столицу, примерить хрустальную туфельку, вытащить выигрышный билет.
В мае, сдав школьные экзамены, Машуня предъявила родителям ультиматум: еду учиться в Москву! Вопреки ее ожиданиям, те не артачились. Были проданы куры, собраны тощие сбережения, а в Москве отыскана дальняя родственница, у которой предполагалось обосноваться поначалу. Собрав пожитки в сумку, Машуня отбыла сначала в Сызрань, а оттуда – в столицу. В плане ее было поступление на экономический факультет пединститута имени Крупского, рекогносцировка и далее – действия по обстоятельствам. План был, несомненно, хорош.
Столица разочаровала Машуню: цены были неподступные, парни – прилипчивые и внешне те же, что и в Пигалеве. Она мысленно разделила их на стада: вертлявые в приспущенных джинсах роллеры, кавказцы, от которых за версту шибало опасностью, мутноглазые торчки, неопрятные студенты, демонстративно отутюженные клерки и – безликие прочие. Бандерасы и Ди Каприо не попадались.
Вступительные экзамены Машуня сдала неплохо, но, если бы ни ее красота и провинциальная непосредственность, то вряд ли она смогла бы попасть на бюджетное отделение.
Не будем описываhttp://fabulae.ru/pic/Diz2/editor/p.pngть годы учебы, отметим лишь, что уже на втором курсе она съехала с квартиры той самой родственницы, переселившись в студенческую общагу. Она училась и постоянно подрабатывала – судомойкой в кафе, работницей зала в супермаркете, горничной и няней. Причина смены работы была всегда одна и та же: кто-нибудь пытался сделать ее любовницей без перспективы удачного замужества. Наконец, защитив диплом, Машуня ушла в свободное плаванье.
Работала я тогда у Палыча. Противный, надо сказать, тип, но было у него два достоинства: платил хорошо и не приставал. Несколько раз, правда, пытался меня своим клиентам подсунуть, но ничего у него не вышло. Я у него и секретарша была, и менеджер, и почти все переговоры на мне – пахала, как негр на сахарной плантации. Только-только я начала вставать на ноги, а тут такая беда: влюбилась! И в кого – в замухрышку заумного. С мозгами набекрень. Тощего. Нищего. Родного.
А началось так: Палыч мне говорит: «Съезди, Маша, к тараканщикам, разведай, как там у них дела, поговори, а при случае, вот, оставь там в укромном месте» - и сует мне «жучка». Я в этом уже хорошо разбиралась, Палыч многих с помощью прослушки разорил.
Приехала. Зашла.
И вот, встречают меня этот, как его – Лимонкин, что ли, и Колян. Коленька. И вижу, что Коля смотрит на меня, не отрываясь, да не так, как обычно мужики пялятся – будто раздевают, а в глаза, и глаза у него самого такие тоскливые, такие несчастные, как у обиженного щенка. Я и раньше такие взгляды его замечала, и знала, что невеста его давно бросила, и слышала, что талантище у него не мерянный, и видела, как он вкалывает – один за троих. В общем, незаметно так, потихоньку стала я обнаруживать, что только о нем и думаю, только он – свет в окошке. Коленька.
И вот я что-то невпопад говорю, будто бы по поручению Палыча, о том, что он в бизнес войти хочет, что прежние обиды забыты, а финансовые затраты он компенсирует – а сама только и думаю: это что же, я родному Кольке такую свинью подложу? Да ни за что!
В общем, «жучок» так и остался в моей сумочке. Распрощалась я с мужиками и ушла, а сама зареветь в голос готова: что делать, как жить? Палыч ведь и уволить может, и придется снова работу искать.
Иду к машине и слышу – окликает меня Коля:
- Марья Глебовна, подождите меня!
- Что вам, Николай?
- Марья Глебовна, я должен извиниться. Это я подсунул вам личинок тараканов. Специально. Чтобы вы заразили контору Палыча и молокозавод. Простите меня.
И смотрит на меня, да так, что мне ясно: он говорит не про тараканов, а про то, как меня любит.
В общем, тут же, под окном тараканьего дома, вцепились мы друг в друга, и целовались, и разговаривали беспрерывно, и торопились все о себе рассказать. И так мы оказались похожи – это просто чудо какое-то: оба из провинции, оба учились и работали в одно время, и матери у нас живы, да безденежны.
Так и пошло-поехало: я Палычу почти каждый день говорю, что на разведку в тараканий дом еду, а сама – к Кольке. И вечером с ним, конечно. Как-то само собой без разговоров решилось, что будем мы вместе всю жизнь, а детей у нас будет двое или трое, и дом будет, и матерей к себе перевезем.
Вот как-то вечером встречаемся мы с Колькой, а он хмурый, глаза снова тоскливыми стали… Спрашиваю – в чем дело? А он мне:
- Все, похоже, дело с тараканами сворачивать нужно.
- А что случилось?
- Тараканы в инсектарии пятый месяц плодятся без дуста. Мутировали. Я давно этого опасался.
- И что, если мутировали?
- Они и у клиентов плодиться будут без удержу. Представляешь, такая зараза по всей стране растечется… Не даром у меня душа к этой затее не лежала. Только из-за денег и пошел на такое.
Я ему и говорю:
- Продавайте бизнес Палычу – хорошие деньги возьмете, и сами будете в стороне. А его еще, глядишь, и посадят, когда справляться с тараканами не сможет.
А он мне:
- Машка, да ты с ума сошла! Надо сейчас же все инсектарии уничтожить, а дом сжечь! Иначе пропадем!
В общем, повздорили мы в первый раз и крепко. Только утром я опять к Кольке прибежала – плевать на обиды, как мне без него?
Вот Коля торжественно так говорит этому Лимонкину:
- Мы с Марьей Глебовной решили пожениться. У меня нет от нее секретов. Я ей все рассказал.
А Лимонкин осклабился: я, говорит, что, слепой, что ли? Вы, говорит, который месяц друг на друга пялитесь, как голодный таракан на дуст!
Потом три дня мы судили-рядили, как спасать положение. И вот придумали же!
- Слышь, Юльк, тридцать тысяч баксов за один день – такое редко заработать удается. Так что ты помалкивай про то, что я расскажу. Лежи себе на песочке и помалкивай. Море-то какое ласковое…
Ну, ты знаешь про двадцать третий дом, где трубы померзли? А ведь это я поморозил. За то мне и заплатили.
Кто, говоришь, заплатил? Да прежний хозяин и заплатил. В аккурат после Нового года. Морозы еще стояли – жуть просто. Вот приходит к в ЖЭК мужик, и начинает турусы на колесах разводить: мне, мол, вас рекомендовали как классного спеца, а дело у меня конфиденциальное, только между нами, и заплачу, мол, как надо. Я думал – ему нужно второй сортир без санкции архитекторов поставить, или там что-то еще, и говорю: не меньше трехсот баксов. А он так помялся и отвечает: я и больше отдам, только чтобы все было между нами.
А делать-то ничего и не нужно было особо: просто дом заморозить напрочь. Там хоть дом и частный, а дубликат от ключей в ЖЭКе хранится. Я ключи раздобыл, глянул на трубы – а они – гнилье-гнильем, еще дореволюционные. Ткнул в трубу ломиком, а из нее – фонтан! Я подвал запер, да и ушел.
Вот через десяток минут к нам в ЖЭК звонят из этого дома охранники: мол, вода прет из подвала, приезжайте. Я и прискакал, вхожу. Охранщиков двое, докладают по всей форме: потоп. Я на них давай орать: мол, проводку замкнет, от «козы» газовые трубы прогорят, сгорите, придурки. Сей момент – все обесточить, окна открыть, отопление отключить, чтобы остатние трубы не полопались! Ждать аварийной команды!
[p]Какая там аварийная команда – я сам ее на вызов в другой
Очень понравилось, как биологу и независимому читателю:)
Написано с юмором и легко читается, хоть и многобукаф.
С улыбкой,