а не продукция, теперь же, в рыночных условиях, никто не согласен отстёгивать от своих заработков тем, кто не в состоянии сбыть того, что производит, теперь – каждый за себя. Хозяин ваш ждёт не дождётся, когда вы добровольно разбежитесь, чтобы не платить вам выходные пособия. – Виктора Сергеевича понесло, он уже забыл, что должен ублажать слух строптивого электората умасленными обещаниями, уговаривать, как будет всем благостно, когда мэром станет он: и завод возродится, и город благоустроится. И жизнь полегчает, и осень будет долгой и тёплой. Вместо этого непутёвый кандидат давил чумазиков горькой правдой, которая никогда и никому не нужна, а только восстанавливает против правдолюбца. – Так что? – вскричал в запале. – Нужны вам такие кредиты?
Многие, не отвечая, начали подниматься, намереваясь уйти, чтобы забыться за родным утешающим станком. Но нашёлся один, что со злобой в голосе спросил враждебно:
- А ты что предлагаешь?
- Я-то? – не сразу собрался с мыслями запалённый клеймейкер, не сразу перезагрузившись с обличения на созидание. – Самое простое, самое разумное и, следовательно, самое действенное: уволиться всем, чохом, пока не выперли силой с чужой территории с чужим имуществом, уволиться и организовать малое предприятие по производству бытовых и коммунальных металлоизделий. Это…
- Враг!! – прервал чей-то до взвизга поднятый голос. – Враг!! – вышел из-за спин хорошо знакомый человек, потому что был ему отцом. И опять, но потише: - Враг! – орал и шёл к столу, грозно нацелив вытянутый указательный палец вытянутой руки на покрасневшего до помидорной спелости неподатливого отпрыска. Властной твёрдой поступью привычно приблизился к скудному президиуму и занял подобающее ему место с другой стороны директора, чтобы не стоять рядом с врагом. – Не слушайте его, это, - и опять указательный палец нацелился на переносицу опустившего голову смятенного кандидата, - враг! Враг народа! – уточнил грозно и непререкаемо, как делал и раньше. – Не сдавайтесь предателю рабочего класса, не идите на поводу ельцинско-путинского выкормыша, не порочьте славу станкостроителей! Где это видано, чтобы мастера высших разрядов делали кастрюли?
- Там и видано, где зарплату не выдают по полгода, - огрызнулся кто-то в сердцах.
Собравшиеся было уходить притормозили, ожидая бодрящей свары. А ревнитель станкостроительной славы, как будто не услышав досадной реплики, продолжал на повышенных тонах:
- Чего проще превратить передовой завод, отмеченный многими грамотами и приказами, - чумазики загудели, захмыкали, то ли соглашаясь, то ли возражая защитнику станкостроительной крепости, - в зачуханную слесарную мастерскую, ума много не надо. Да у этого его и нет! Где ваша профессиональная совесть, где рабочая гордость? Работать надо! И гнать взашей всяких недоносков с их вредоносным недомыслием.
- Недоносок-то вроде бы тебе сынок? – ехидно заметил кто-то из потерявших совесть и гордость.
- Он мне не сын, а враг! – опять задолбил своё взвинченный старший Алексин, специально выползший из норы, чтобы принародно выстегать неблагодарного отщепенца. – В нашей рабочей династии не было предателей. И дед мой, и отец, и я…
- Все были начальничками, - продолжил кто-то, - никто из ваших у станка не стоял, не пачкал рук, только и слышно было от вас: «Давай, давай! Работай!». Тоже мне – династия!
- Да я… - чуть не задохнулся от возмущения и обиды заводской патриот, – жизнь отдал!
- Почему ты её не отдал, когда бывший директор при твоём попустительстве и таких же как ты прихлебателей тишком захапал заводские акции и наши скупил обманом? Где ты был тогда, рабочий защитник? Небось, надеялся, что и тебе обломится? Не вышло! Оказывается, и своих у вас облапошивают, потому и разозлился на всех! Выгнали, а всё равно твердишь: Работай! Давай работай! В этом и вся твоя хвалёная династия. Нашёл, чем хвастать! Сынок, небось, такой же прохиндей, яблоко от яблони… сам знаешь. Пошли, братва, пусть друг с другом поговорят. Им есть о чём, а нам зазря слушать, только обеденное время терять.
- Стойте! – откуда-то из-за уныло молчащих станков, что тоскливо стыли никому не нужные за спиной президиума, появилась и стала вровень с Виктором Сергеевичем Алина. – Стойте! Выслушайте парня, что вам стоит? Не умрёте за десять минут с голоду.
- Ты кто? – напал на защитницу старший Алексин. – Зачем лезешь не в своё бабье дело? Кого слушать? Пошли, пошли, мужики.
- Гля, не узнал! – повернулась она к нему, улыбаясь и сверкая яркой голубизной насмешливых глаз. – Любимую сношеньку родной свёкор не узнал! Надо же, совсем у старого дырявую память отшибло!
Народ стал подвигаться поближе к столу, предвкушая возможность насладиться чужой незадачей и забыть на время о своей.
- Какая такая сношенька? – Старый Алексин в недоумении отклонился назад и даже защитно выставил руку, отгораживаясь от живого наваждения ладонью. – Чего ты мелешь?
Алина направилась к нему, огибая очумевшего директора со спины.
- А ну-ка, дай-ка, папенька, я тебя расчмокаю!
Чумазики весело заржали и стали подсказывать, жалея папеньку:
- Ты его не очень-то жми, титьки-то у тебя, что гирьки – придавишь ненароком до смерти династию. – Алина была одета по-свойски в драные джинсы, которые, к тому же, обрезала выше колен и в цветастую ковбойку с открытым воротом, под которой ничего не было.
- Не признаю! – то ли взревел, то ли застонал свёкор, пятясь от надвигающейся снохи под громкий хохот развеселившегося и раскрепостившегося собрания. – Чего, кобели, комедию устроили? Эх, вы! – и быстро пошёл на выход сквозь сторонящихся бывших соратников, успев на уходе бросить через плечо обидное: - Штрейкбрехеры!
И снова колючий чумазый электорат намылился на обед, и снова отчаянно завопила Алина:
- Стойте! Да подождите, вы, черти, послушайте нас! – Кто-то решительно повернулся к агитаторше спиной, кто-то нерешительно замедлился, кто-то, кому, наверное, обед не светил, снова засмолил сигарету, решив выслушать бодягу. – Надолго не задержим, - пообещала тормозила. – Этот, - указала рукой в направлении исчезнувшего псевдо-свёкра, - истошно орал: «Давай-давай! Давай работай!» и больше ничего предложить не смог. Осинский заманивает блефовыми кредитами, которых, одначе, в натуре не дадут, а отдавать придётся. А он, - повернулась к так и не проронившему ни слова кандидату, - ничего не обещает, зато знает, что нужно делать самим, чтобы выбраться из рабства и достойно жить, не надеясь на заморского гадючьего дядю. Забудьте же, наконец, - повысила голос, - про дутую гордость, она не гордость, а гордыня, вспомните про то, что дома вас ждёт жена, которой надо что-то жрать и что-то надеть да и вас одеть и накормить. Ждут дети, что растут как грибы и тоже хотят есть и стильно одеться, учиться и радоваться жизни. А для этого надо делать что-то такое, что даёт деньгу, а не авансы, грамоты и благодарности. Лозунг: «Мы свой, мы новый мир построим!» отменяется, теперь в ходу: «Я - сам и сегодня!» Или у вас по-прежнему: «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», а в результате об землю мордой бряк? – Кто-то даже натужно засмеялся удачной рифме, но большинство варягов хмурилось. – Поймите: время поджимает, не нужно ждать, что появится кто-то добренький и даст вам, хорошеньким, всё. Придёт, как же, придёт и обдерёт как липку, поэтому только: «Я – сам!».
- Ну, распетушилась, курица! – оборвал пламенную речь доверенного лица вышедший к столу профсоюзник, немо скрывавшийся до сих пор в куче сидящих, - ладно, послушаем, хотя я слышал его предложения и знаю, о чём будет говорить, но и товарищам полезно послушать. Только не тяни предвыборную резину, - обратился к Виктору Сергеевичу, - излагай кратко и по делу. Валяй, время поджимает, как она правильно подметила.
После неожиданных нападок отца, специально пришедшего, чтобы всенародно и со сладострастием отстегать блудного сына, после сумрачной, неприязненной, если не сказать точнее – враждебной, встречи заводчан, настроиться необтёсанному политику на оптимистический лад было нелегко. Он уже не надеялся, что приобретёт здесь хотя бы нескольких приверженцев, потому начал нехотя, скомканно и неуверенно, только чтобы как-то отделаться от неприятной самоагитационной миссии.
- Собственно говоря, главное я уже сказал: надо всем, не теряя времени, организовывать малое предприятие по производству востребованной продукции металлоизделий. Совсем не обязательно, что это будут кастрюли, хотя почему бы и нет, если будут охотно раскупаться. Однако, я предполагал более существенное: теплогазомодули от крупных квартальных до квартирных, автобусные остановки, торговые павильоны, заборы, каркасы, инструмент, да мало ли ещё чего не хватает в городе и на что будут устойчивые заказы. С ассортиментом сами определитесь по ходу становления и развития. Предвижу большой рывок в областных поселениях и хозяйствах. – Виктору Сергеевичу по мере изложения давней задумки, как переформировать завод, самому захотелось встать у руля реформации, и он, вопреки угасшему настроению, стал рассказывать подробно, что и как надо делать. – А после окончательных похорон планово-убыточного завода, во многом определяющего заморщенное лицо нашего умирающего города, воспрянет и он, очистившись от старорежимного бельма. Идите прямиком к Малышкину, не медля ни дня, он по старой заводской памяти и не угасшей ещё вины поможет с непромедлительной регистрацией и лицензией, подскажет, какие пустующие здания можно захапать почти даром, а я сделаю вам по-родственному толковый бизнес-план по всем правилам и в кратчайший срок. С бизнес-планом и внушительными гарантией и рекомендацией мэра вам любой банк без заминки оформит длинный кредит, но для этого нужно определиться, кто у вас будет ответственным юрлицом или, попросту говоря, кого изберёте бугром. Деньги, не в пример осинским обещаниям, получите обязательно, потому что есть госплан развития малого и среднего предпринимательства, который должен неукоснительно выполняться, кто бы ни стал новым мэром. В подкрепление я обещаю оформить уже сейчас городские гарантированные заказы на газотепломодули и остановочные каркасы. Можно и сэкономить, если подсуетитесь и стянете отсюда по темноте по стоимости металлолома нужные станки, инструментарий и материалы. – По мере того, как зарвавшийся или завравшийся агитатор за малое предпринимательство городил радужные заборы, за которыми мнился рай для высвободившихся станкокарлов большого госзавода, они тесной толпой обожжённых чумазых глюков из ада обступили его, поедая хотя и недоверчивыми, но более внимательными взглядами. Стало даже страшновато одному в насторожённой толпе, а вдруг ляпнет что-то не то, что-то неусвояемое, и случится маленькая локальная революцишка, кровавой жертвой с разбитым шнобелем станет он, бескорыстный идеолог их светлой и непонятной будущности. Посыпались едучие уточняющие вопросики, выкрикиваемые, выталкиваемые из заскорузлившегося нутра злыми хриплыми голосами: - Налогами задавят? – С радостью успокоил, что их не будет аж два года. – А как заработки? – Уклончиво ответил, не обрадовав насторожившихся предпринимателей, что как потопаешь, так и
