отвергается без обсуждения. – Напрасно, - понял будущий щедрый правитель и зло сузил потемневшие глаза, - большего вы не потянете, - перешёл к оскорблениям. – Надеюсь, однако, что отказ от сотрудничества не повлияет на судьбу запутавшейся в ваших сетях Алины, и вы отпустите её подобру-поздорову, - и это была уже явная угроза.
- Хотел бы, да не могу, - Виктор Сергеевич нахально улыбнулся.
- Почему? – последовал естественный вопрос.
Улыбка у ловеласа стала ещё шире и отвратительней.
- По кочану! – ответил грубо, по-свойски, глупо раззявив хлебало в идиотской ухмылке. – Потому, что быть вам дедушкой, - откинулся в кресле, вольготно заложив руки за голову и с удовольствием наблюдая, как меняется выражение лица будущего родственника со строго-неприязненного на растерянно-жалкое.
- Вот как! – докумекал, наконец, дедуля радостную новость. – Решили, значит, влезть через чёрный вход? – Виктор Сергеевич невольно расхохотался двойственному определению чёрного входа, включая похабный. – Хотите пристроиться по родственному блату? – Дедуля встал, непримиримо смерил квази-зятя презрительно-уничтожающим взглядом. – Не выйдет! – голос почти сорвался на визг от негодования и обиды. – Я аннулирую удочерение! Вот так! – и быстро ушёл.
Оставшийся с длинным припухлым носом несостоявшийся зять повращался в кресле, обдумывая несбывшийся деловой и семейный союз, и не был уверен в том, что стоило ради того, чтобы насолить гонористому чинуше, загонять себя окончательно и бесповоротно в семейные шоры. Правда, не всё ещё потеряно: он, хотя и признался в любви, поддавшись внезапному эмоциональному срыву и сиюминутному чувству благодарности, но не до такой же степени, чтобы сразу и под венец. Надо ещё не раз всё обстоятельно обдумать и обсчитать, сведя баланс плюсов и минусов, и… отложить окончательное решение на послевыборное время. А тогда… и тогда, ой, как надо крепко поразмыслить прежде, чем навесить сковывающие семейные вериги, тормозящие на пути к следующей вершине. Ему ещё карабкаться да карабкаться, ползти да ползти, срывая ногти, нервы, душу, и не остановиться. Ну, а если на самом деле застучится в грешный мир безгрешное дитя, то можно будет и подумать всерьёз о каком-то бесповоротном отходном решении. Пока же все мысли и силы на выборы, он обязан их закончить достойно, для всех вторым, а для себя первым. Ничего, терпеть осталось недолго, а там ещё поговорим с Осинским на равных.
У медиков начало встречи было гладким и обещающим. Они хотели всего-то повышения зарплаты и щадящей нагрузки. Ну, и по мелочам много чего, что можно было и не запоминать, обещая, не задумываясь. На главные хотелки ответил уклончиво, ссылаясь на федерализацию ведомства. Собрались почти сплошь женщины, пристально разглядывавшие кандидата, мало вникая в программу и тщательно обследуя внешность и скромное, но стильное одеяние. Взгляды их, полные материнского сочувствия и самочного одобрения, сулили кандидату успех, но всё испортил старый седой козёл-хирург с обломанными уже рогами, пытавшийся ещё бодаться по укоренившемуся инстинкту, задав самый неудобный вопрос:
- Скажите, а в чём отличие вашей программы от программ других претендентов? В чём ваша изюминка? – Сладкоежка даже почмокал бледными сморщенными губами, представив себе, как бы зажевал сухофрукт. – Почему мы должны среди равных довериться именно вам? – и принялся объяснять, почему не стоит доверяться: - Шулебожский – бизнесмен, в его сфере, конечно, своеобразные деловые отношения, да и политического опыта маловато, но он – солидный человек, умеющий принимать быстрые и правильные решения, и, вполне вероятно, будет неплохим мэром, но, естественно, не по крупным проектам. В масштабности он уступает Осинскому, у которого не только больший опыт управления, но и наработанные авторитет и власть, подкреплённые недюжинными организаторскими способностями и большим кругом деловых знакомств, он свой человек и в бюрократии, и в бизнесе, и в городской среде. А кто вы, что вы представляете из себя? Чем вы известны? У вас нет ни того, ни другого, ни третьего, вообще никакого опыта, на чём вы собираетесь построить плодотворную деятельность главы города? Простого желания, молодеческого энтузиазма и нахальства маловато. Вы, собственно говоря, в управленческом пространстве – залётная птица. Не исключено, что долго не задержитесь, попорхаете, поклюёте, что пожирнее, и вышмыгнете прочь. – Со светлых лиц нежного электората в светлых халатах, из-под которых выглядывали привлекательные коленки, постепенно исчезли приветливые улыбки, глаза остекленели, под белыми шапочками закопошились тёмные мысли, навеянные отравляющим брюзжащим блеянием вожака – стадо повернуло, повинуясь ему, в другую сторону. Надо было срочно менять ориентиры. Виктор Сергеевич начал с небольшой, но существенной поправки:
- Должен вас разочаровать, вы глубоко заблуждаетесь: я не залётный воробей, как вы изволили выразиться, я здесь вылупился, здесь моё родовое гнездо, я коренной горожанин, и потому город и всё, что в нём происходит, очень близко меня затрагивает. Да, согласен, у меня нет опыта власти, но нет и болезней, связанных с ним, в этом, считаю, моё преимущество, а не недостаток. А Осинский? Что Осинский? Почему, имея долгую власть и массу возможностей, не сделал до сих пор того, что обещает только теперь? Где и в чём гарантия, что не спустит на тормозах новые обещания? – Светлые лица в светлых халатах снова начали менять выражение на прежнее светлое, радуясь, что старый и неприятный Осинский оказывается не надёжнее молодого и симпатичного кандидата, и козёл не туда повернул. Виктор Сергеевич, заметив изменившееся настроение, ещё раз повторил свои обещания, заострив их в части коммунальных льгот, строительства жилья по дешёвой ипотеке, реконструкции старого и строительства нового больничных корпусов, намеренно замылив щекотливую тему о прибавке к зарплате и большой нагрузке. Бабочки одобрительно загалдели, потребовав ещё дополнительных детсадов, ремонта школ, бесперебойных поставок тепла, воды и газа, перекрыв недовольный хрип козла. В общий гвалт и распрю с хрипуном некстати вмешалась азартная Алина, и зря: они смотрели на неё с неприязнью, хорошо понимая её место и роль рядом с возможным мэром, завидуя, презирая и одобряя, хотя прилипала и была, как никогда, сдержанна в выражениях и одета более-менее прилично. Она только подпортила финал, и, расставаясь, Виктор Сергеевич так и не уразумел, чего ждать от эскулапов.
Нашёлся козёл с тупыми недообломанными рогами и среди образователей и культурников, как разверз гнилой застойный фонтан, так и не думал затыкать без принуждения. Был он, ни много, ни мало проректором местечкового многопрофильного инкубатора, вылуплявшего без заминки пачками инженеров душ – психологов, педагогов, социологов и даже журналистов инженеров тела – физкультурников и фитнесистов, инженеров разума – управленцев-менеджеров муниципального пошиба и фирмачей узкого профиля, инженеров кармана – бухгалтеров, экономистов, юристов, нотариусов и риэлторов и ещё всяких других, кому нужно было отмылиться от армии и родителей и пристроиться на непыльную работёнку в госконторы и магазины, куда без высшего образования, необходимого для правильного обсчёта, не принимали. Вот этим-то всем сложным, но слаженно-отлаженным процессом разболванивая заЕГЭшенных школяров и руководил козёл, плотно занявший сейчас, на собрании, общественную кафедру, и главным в его деятельности было не образовывать, а расширять образовательные услуги, особенно в части платных мест, и не мешать коллегам обдирать студентов и их родителей, постоянно внушая последним, что хорошее образование требует и хороших затрат. Сам зам по научной части вёл ещё кафедру социологии и был в чести у мэрии, поскольку, как правило, его социологические исследования-разработки на редкость точно отвечали запросам и ожиданиям руководства города. Непонятно только было, за что такого вдумчивого и удобного деятеля зряшных наук выжили из областного университета, где он долгие годы вместе с другими беспозвоночными корифеями тихо и мирно вдалбливал в тупые головы будущих соцсветил тёмные азы пёстрой уклончивой науки. Хотя многие недотёпы не понимают сложности и важности социсследований, ставя их вровень с метеопрогнозами, и потому приходится постоянно и въедливо защищать кормящую науку, а заодно и себя от нападок молодых дилетантов, у которых ничего нет за душой и в мозгах, кроме нахальства и блата, тогда как настоящую науку по-прежнему двигают старые заслуженные пахари, умудрённые давным-давно затверженными знаниями и практическим опытом, хорошо понимающие, что обществу, то есть власти, от этой науки надо. Об этом он и блеял, подчёркивая повышением тенористого голоса, что и в управлении пусть даже небольшого городского хозяйства должны стоять люди опытные, зрелые, познавшие жизнь со всеми издержками, а потому… Но тут, не утерпев и стряхнув сонливость, его прервал один из молодых и неопытных, метящий по нахальству в мэры, и прямо и грубо попросил придерживаться темы собрания и высказаться прямо, поддерживает он кандидата и его программу или нет. В ответ чуть приторможенный фонтан зафонтанировал с удвоенной силой, перемывая достоинства и недостатки предложенной программы, а заодно, для сравнения, и программы других кандидатов в свете майских поза-поза-позапрошлых заветов президента, и оказалось, что недостатки у всех превалируют, а достоинств с гулькин хвост. Причём критический разбойный разбор вёлся мягко, сглаженно, по-интеллигентски, с отступлениями и оправданиями в вынужденной жёсткости, и всё так же без чёткого выражения отношения к какой-либо из программ, так, как это принято на научных сборищах, где соискателя чего-то хвалят, но с такими оговорками, что начисто смазывают исследовательские достижения. Не мог проректор-социолог не остановиться и на собственных исследованиях, основанных на экспресс-опросах и выборках из них, чтобы авторитетно заявить с апломбом просветителя о том, что кандидатам предстоит нешуточная борьба с неясным исходом, а избиратели, скорее всего, определятся непосредственно у урн, подчинившись спонтанному сиюминутному чоку. Просветитель и ещё бы с большим удовольствием порассуждал на эту необъятную тему, но на этот, второй, раз его прервала тётка из наробраза. Порывисто вытащив из тесного кресла широченный тендер, намозоленный в тяжких кабинетных трудах с грудами и кипами бумаг с ценнейшими и бездействующими инструкциями и выкладками по повышению уровня образования сплошь тридцатибалльных вундеркиндов, она, оттопырив усатую губу, с негодованием заныла о недофинансировании своей епархии и о не выполняющихся обещаниях власти по увеличению оплаты труда мам Карл, в изнеможении обтёсывающих живых инфантильных буратинчиков, не желающих забивать светлые головы серым веществом знаний, которых и так предостаточно в интернете. Лохи-учителя никак не хотели вдолбиться в то, что у продвинутых вундеров тело при них, а мозги хранятся отдельно в сетях. Обиженный проректор не утерпел, чтобы не
