отлёживаться, сколько вздумается. Хватит, подымайся. Ещё платье заштопать и выстирать надо.
Глухо мученически застонав во что-то мягкое и пахучее, Алина, с трудом разобрав слова и уловив их смысл, медленно повернулась, зашипев как кошка от раздражающей лёгкой боли, как от старой раны.
- Ну вот, проснулось солнышко, - усмехнулась молоденькая женщина лет двадцати пяти на вид, - Эк тебя в этот раз... Довела, небось, маменьку?Хотя ей, кукушке, лишь повод дай. Следы от плетей я помазала тебе, всю банку израсходовала. На вот, хлеба кусок, а то совсем как нечисть будешь. Сходишь сегодня мне в лес, трав да грибов наберёшь поболее обычного. Закончишь с платьем - пойдёшь сначала на кухню, посуду вымой. Потом к садовнику, после - в гостинные. И вечером натаскаешь воды на ванну для госпожи. Чего зенки-то вылупила? Вперёд.
"Чёрт... значит, не сон" - с грустью подытожила Алина, сочтя за лучшее кивнуть.
Не время хорохориться.
Раздав указания, молодая женщина чинно (как королева, право слово) покинула всё тот же тёмный чулан.
Переведя дух, Алина заметила, что лежит она на старом, местами порванном тюфяке, набитом соломой, рядом горит чадящая, жутко воняющая сальная свеча и бесформенной кучей валяется вчерашнее порванное платье, а на нём - катушка чёрных ниток, в которую воткнута длинная иголка.
Оглядев потное, грязное, в хлам разорванное платье с пятнами крови, изнеженная девушка содрогнулась от одной мысли, что придётся это одеть.
"Может быть, это комната девочки? - Промелькнуло в усталом мозгу, - Тогда где-то здесь должна быть и сменная одежда. Наверное..."
При тщательном обыске в этой невероятно пыльной комнатке было найдено несколько незамысловатых вещиц: какие-то листики с дырочками (которые, очевидно, заменяли девочке игрушки), высохшие венки, пару корзинок, какие-то заплесневелые объедки, тряпки, косынки, две белые тонкие ленточки(наверное, косы завязывать), длинная сорочка - точно такая же, что сейчас красовалась на ней, несколько панталончиков и два платья ничуть не краше прежнего, но определённо чище, целее и свежее.
Кое-как грубовато подлатав безнадёжно испорченную одежду и натянув жутко неудобные панталоны, Алина с непривычки полчаса провозилась с платьем, а точнее - завязками на хиленьком корсете. Расчесав спутанные в колтун волосы пальцами (за не имением лучшего), девушка неожиданно быстро "связала" их в тугую косу. Каждое движение отзывалось лёгкой болью, общая слабость не давала и вздохнуть свободно, но страх перед неизвестностью и болезненно жадное любопытство придали сил.
Схватив повреждённое платье и нервно перебирая в руках неприятную ткань, Алина неуверенно толкнула натужно скрипнувшую хлипкую дверь.
Дальше простиралась всё такая же безмолвная темнота, от чего становилось ещё страшнее.
"Возьми себя в руки" - Приказала, мысленно цедя слова.
Подхватив свечу, окунулась в темноту, ощущая себя до того беспомощной, что хотелось бегом вернуться обратно и свернуться калачиком на старом вонючем "матрасе". Не чувствуя обжигающих капель, падающих на руку, Алина по наитию пошла куда-то, надеясь встретить кого-нибудь, спросить... а что, собственно?.. Ах, да. Для начала - где постираться.
Неясные обрывки мыслей туманом застлали сознание, и девушка шла по безлюдным коридорам, словно зомби, стараясь не прислушиваться к громкому эху собственных шагов.
Очнулась лишь тогда, когда, спустившись по многочисленным лестницам, оказалась в какой-то жарко натопленной комнате, где тлели последние угольки в очаге, через всю комнату были перетянуты верёвки с развешанным бельём, в углу к превеликой радости обнаружились две бочки с холодной водой, несколько стиральных досок, покорёженные корыта и куски отвратного лоснящегося мыла, от запаха которого выворачивало, да и в целом в комнате стоял характерный удушливый запах прачечной. Но самое странное - даже такая мелочь в этой ситуации приводила в неописуемый восторг.
"Дожили! - мрачно вздохнула девушка, неумело разворошив тлеющие угли в очаге, поставив рядом свечку и наполняя корыто из ведра. - Неужели у тела есть память? Иначе как я сама нашла сюда дорогу?"
Благо, стирать руками и даже без порошка она умела - сказались давние поездки в лагерь и проживание в общежитии, где не было стиральной машины.
"Что только не пригодится в жизни" - усмехнулась она, тщательно выжав постиранное и, найдя свободное место, развесив его на верёвке.
Залив слегка колеблющееся затухающее пламя в очаге, Алина не зная, что делать с остатками воды, перелила её в ведро и потащила к выходу, молясь чтобы не споткнуться по пути и не грохнуться в очередной обморок от слабости, сводящей судорогой это хиленькое, больное истерзанное тельце.
"Бедный ребёнок... если у неё такое самочувствие было каждый день!.. - пыхтя, подумала Алина, пнув ногой дверь, чтобы та открылась, - Интересно, где сама хозяйка этого тела? Уж не поменяли ли нас местами? Кто и зачем? Неужели из-за того глупого пожелания?! Блин, да я же не всерьёз... А если эта девочка ещё тут? Только раздвоения личности мне не хватало... Впрочем, это я тут инородный элемент".
За этими мыслями Алина не заметила, как уже на улице на повороте столкнулась с кем-то. Тяжёлое ведро выскользнуло из слабых ручонок, разлив грязную воду и замочив богато расшитый золотой нитью подол чьего-то явно дорогого кремового платья.
Инстинктивно испуганно сжавшись (хотя не замечала за собой раньше таких рефлексов), Алина робко подняла глаза. Перед ней стояла высокая статная женщина, лет тридцати, не больше. Её сложно было назвать красавицей в привычном понимании, но утончённость черт, огромные глаза, ухоженность, безукоризненная осанка, причёска, платье и украшения из жемчуга придавали ей некий шарм. Который, однако, мгновенно испарился, стоило только отскочившей незнакомке гневно сузить свои прекрасные синие глаза и дать Алине звонкую пощёчину. Охнув, девушка ударилась об неудачно подвернувшуюся каменную стену лицом и, упершись ладонями в землю, почувствовала, как из носа бежит кровь, капая в лужу, и алыми кляксами расползается по воде.
- Дура неуклюжая!
Отчеканив это, незнакомка как ни в чём не бывало проследовала дальше походкой павы - такой не грех и залюбоваться. Скрипнув зубами, Алина едва подавила желание с рыком выцарапать глаза этой женщине (нетрудно понять, что она какая-то местная "шишка", да и нет шансов у больной девчонки).
Зато вопрос о том, куда вылить воду, отпал сам собой. Судьба, не иначе.
Потом Алина ещё долго гуляла по тёмному, как дыра, замку, куда едва-едва проникали первые лучи солнца и который донельзя походил на запутанный лабиринт, как в греческом мифе о Минотавре, Тесее и Ариадне. Ветер гулял по коридорам, как по полю, что вкупе с сероватой полутьмой и безлюдностью создавало гнетущее впечатление. Алина готова была в голос зарыдать от растерянности, какого-то детского страха и жалости к себе, когда, наконец, заметила какого-то странно одетого слугу в дутых шароварах, ливрее и смешной шляпе с пером. Лакей, наверное. Он непонимающе хмурился, когда она осторожно спросила его, как добраться до кухни, но без лишних вопросов кратко и понятно объяснил путь. Наверное, торопился куда-то.
Кухня оказалась просто огромной и делилась на три части. Одна походила на адское пекло - так полна была дыма и жара. Тысячи запахов смешивались в этой комнате, вовсю трещал огонь, чернела копоть. Другая, напротив, была чиста и опрятна: у длинного стола со всех сторон суетились краснолицые повара и кухарки, звеня посудой и укладывая блюда так, чтобы подать красиво. А третья - самая маленькая, оказалась заполненной горами грязной посуды (Алине показалось, что она умерла, и это - изощрённое издевательство дьявола), уставлена маленькими бадьями, в которых всё это мылось, и каким-то невероятным образом в ней примостился довольно большой деревянный стол, за которым, как позже поняла девушка, ели слуги. Там-то и обнаружилось её задание: вместе с ещё одной совсем юной девушкой, горбатясь над сосудом с водой, Алина вяло принялась за самое ненавистное с детства занятие, которое при отсутствии "Фери" и даже соды возвело эту ненависть в квадрат.
Когда с этой работой было покончено, солнце уже светило довольно ярко, и замок не казался больше таким пугающим. Впрочем и привычные романтические настроения, какие в другой ситуации наверняка навеяло бы ей такое место, не желали появляться. Как для древнего и вполне себе в классике жанра "средневековое" строение даже в таком состоянии показалось ей красивым,хотя детали ускользали от внимания, но в общем было явно не до того. Чем ближе к полудню - тем суетливее бегали вокруг служанки да кухарки, и девушке хотелось одного - уйти подальше от шума. И так голова раскалывалась, словно скорлупка ореха под щипцами.
Это пожелание-то сбылось: в саду в такую жару никого, кроме садовника и двух его помощников не было, но палящее солнце и непочатый край работы под ним выпивали остатки сил с увлечённостью вампира, нашедшего вкусную жертву.
Садовник - пожилой и с виду добродушный человек, ни капли не жалел её и один раз чуть всерьёз не ударил тяпкой по хребту за "лень", когда та ненадолго присела передохнуть.
К слову, сад был превосходен, истинным чудом природы и рук человеческих, но и это улавливалось лишь отстранённо, краем сознания - куда там, когда с ног валишься.
Когда, наконец, с копанием в земле было покончено, Алина раздавленной улиткой ползла по замку, буквально волоча за собой ведро и несколько тряпок: следующим относительно простым заданием были гостевые комнаты. От Алины требовалось только тщательно смахивать пыль, не упуская и соринки, за чем внимательно и всевидяще, как око Саурона, наблюдала та женщина, что немного помогла ей с ранами - наверное, местная экономка. Но тут девушка уже не могла хотя бы мимоходом не отметить красоту и богатство интерьера, изящество в мелочах, вроде статуй, комнатных цветов, ваз и статуэток, и, конечно же, картины. В основном это
