вразброд, оживая. Да… так вот! – вернулся к теме. – А честность? Что она такое? Тоже каждый старается проштемпелевать себя этой печатью, не сознавая, что этот впечатляющий порок чаще всего срабатывает в несчастьи. К тому же, счастье, как правило, несовместимо с честностью. Да и что такое счастье? Оно мимолётно и изменчиво, как погода: сегодня, даже сейчас – есть, а завтра, а то и к вечеру – исчезло, сменившись разочарованием. Оно – одномоментный прилив адреналина, мы боимся его, боимся прогневать судьбу и потому не умеем им пользоваться, стараясь как-то нейтрализовать избыток радости. Мы вообще не умеем радоваться, нас от этого отучили. Сами не умеем использовать душевный дар и поделиться нельзя – любой делёж обязательно вызовет тайную, а то и открытую зависть и неприязнь, потому как у нас искони любят и привечают убогих и неудачливых и ненавидят успешных, и всё – по законам природы. Вот и выходит, что счастье – залог справедливости – порок: одному что-то даёт, а у другого, по Ломоносову, отнимает. В счастьи нет равновесия, оно зыбко: схватишь, вроде держишь, а разожмёшь душу, а она – пустая. Оно сугубо личное, а не общественное явление, и в жизни мы чаще несчастны, чем счастливы. Надолго и по-настоящему счастливы только идиоты и чокнутые дураки. – Виктор дохлебал остывший кофе, утёр губы по-сермяжьи тыльной стороной ладони. – А нам, нормальным не еврикам и не американам даже как-то стыдно ощущать себя счастливыми. – Соскоблил с блюда остатки торта, положил себе на тарелку, смазал натруженное горло. – О бескорыстии, необходимой и обязательной атрибутике справедливости, как-то даже стыдно вспоминать. – Стыдливый лектор почесал зазудевший нос. – Вот уж что совсем противно мыслящему гомо, даже в самые счастливые богатые дни свои. Сколько тлеет человечество, столько и процветает обманом. Особенно у нас, на Руси, где датка-взятка себе во благо никогда не осуждалась народишком всерьёз и была неотъемлемым способом повседневного продвижения по жизни. Впрочем, как и во всём мире, - оправдал страну.
- Ты прав, - согласилась Нина Владимировна, одна с восхищением и вниманием слушавшая чёрного глашатая, осквернявшего все моральные устои человечества вдоль и поперёк. – Не подмажешь – где сядешь, там и слезешь, - разом охарактеризовала свою риэлторскую обманку. – Бескорыстие – анахронизм, оно смешно, оно отмирает напрочь, иногда проявляясь ещё в виде благотворительности, о которой все знают, да и то вынужденно, данью завистливому обществу, в качестве откупного за успешный обман, и ещё понукаемое властью, когда благодетель отхватил у власти слишком уж жирный кусок.
- Да, - продолжил Виктор, - оно прекратило быть душевной потребностью, особенно в среде бизнеса, где нечестные платные услуги стали обыденной частью технологии бизнеса, и без них немыслимо. Раньше наши предки ещё как-то сочетали бескорыстное тайное, как и полагается для бескорыстия, благодеяние с воровством, казнокрадством, взяточничеством и обманом.
- Ещё как сочетали, - откликнулся стукнутый старец из своего угла. – Наши деды и прадеды сплошь и рядом строили за свой счёт церкви, богадельни приюты, сиротские дома, школы, больнички, да не так, как сейчас – из еврокартона и щепы, а из ядрёного яичного кирпича. До сих пор стоят, и разломать их нынешние слабосильные силачи даже машинами не могут.
- Правда твоя, Иван Васильевич. – Виктор, обернувшись к деду, солидарно поднял левую руку со сжатым кулаком. – Нынешние наскоро сляпанные бизнес-бублы и отучневшие от воровства олигархи напротив стараются отделаться подачками, не веря, что нахапанного хватит надолго, и не построив ничего капитального, да ещё и стараются выпятиться во всеуслышание дутой бескорыстной благотворительностью, отслюнив малую толику народу для успокоения массы. У нас вынужденная благотворительность существует не по внутренней потребности, а по нужде, подстёгиваемая властью, и для того, чтобы спустить лишний пар с перегретых упрятанных банковских счетов, причём так, чтобы получить и себе какую-нибудь компенсацию за «бескорыстие». Мало того, уже и государство включилось в нечестную игру в бескорыстие, а по сути – во взяточничество, предлагая всякие гранты, льготы, выгодные договора, различные фондики в обмен на лояльность и деятельность в угоду власти, развращая тем самым мыслящий ещё народ, порождая иждивенчество и тормозя инициативный бизнес. Вот уж чего нам точно не хватает для справедливости, так это правды, хотя, надо признаться, её вдосталь никогда и не было. – Правдолюбец поискал жадными глазами, что бы ещё зажевать, но ничего не осталось – народ собрался проглотный: и за собой не оставит, и у соседа высмотрит. – Правда и ложь – равные пороки, оба могут навредить, и неизвестно кто больше. Правд столько, сколько людей, и какой верить? Ясно, что своей. Есть ещё и всеобщая, не известная на слух, но чудящаяся по ощущениям, но и она ближе всего к своей. И вообще грань между правдой и лажей постепенно размывается и, к сожалению, не в пользу первой. Чтобы как-то затушевать размыв, современные моралисты-умники придумали для лжи красивый псевдоним – фейк. Похоже, мир скоро превратится с их лживого языка в один большой фейк. Где уж тут до правдолюбия, когда со всех сторон глушат фейками, и больше всех старается государство с помощью СМИ-шкары и ТВ, что расшифровывается как телевраньё. Мама, - повернул уставшую голову к Марье Алексеевне, - там, на подоконнике, помнится, печенье оставалось? – Мать коротко усмехнулась, поняв состояние заговорившегося сына, и вышла, чтобы принести скудный углеводный допинг. А он продолжил: - Так всё же: правдолюбие – порок? Хороший порок? – ответа у обалдевшей аудитории не нашёл. – Думаю, что – да! – ответил за всех. – Но надо уметь им пользоваться, а это – редкость, и потому, лучше не рисковать и врать, когда не особенно во вред, и гнуть правду-матку даже во вред себе, если душа по-другому не может. Мы беспардонно врём всегда и во всём: на широком уровне цивилизаций, в религии, государству, начальству, друзьям, в семье, да где угодно. Порок тоже заложен в сущности нашей природы, и лучше не корявить себя правдолюбием, нанося вред болезненному организму. Человек, хоть святой, хоть грешник, тем более, если мудрый, никогда не говорит всей правды, даже если божится, на сём свет стоит, даже если не верит сам в то, что говорит, уж так мы устроены, что стараемся оставить при себе хотя бы крупицу тайны. Бывают, конечно, случаи, когда приходится темнить сознательно, спасая себя или, особенно, близких. И эта ложь – во благо, она дороже любой правды. Но чаще мы врём потому, что привыкли притворяться, пыжиться без заслуг, притворяемся и перед собой и перед самыми близкими, надёжными и сведущими друзьями, не говоря уж про незнакомых и начальство. Врун, если он интересно лажит – наш герой и в былинах, и в сказках, и в байках. Больше всего, привирая, нам хочется обмануть себя, но мало кому это удаётся.
- Да уж кто-кто, а ты-то точно заврался, - приземлил младшего старший.
- С кем поведёшься, от того и наберёшься, - не задумываясь, отпасовал младший, и сразу же покраснел. Он знал, что брат уединился, не желая жить по кривде, и не хотел обидеть, усечь в том, чего в брате не было, а вот вырвалось же, и назад не вернёшь, хотя сказанное было гольной лажей. – Прости, - пролепетал смущённо, - выскользнуло красное словцо, не успел прикусить подлый язык. – Он чтил брата за самоустроенность, за упорство жить и делать по правде, за то, что отринулся от скотского плебейства, которым больно большинство образованных интеллигентов, что верит в светлое будущее, пусть и далёкое, брезжащее неясными позывами, но верит и готовит к нему себя, отстранившись от толпы, погрязшей в пороках. – Вот что значит, лучше промолчать, чем сболтнуть то, чего и в помине нет.
- Да ладно выворачиваться, - простил брат брата. – Я тебя хорошо понимаю и слушаю с удовольствием и вниманием. Во многом ты прав, жаль только, что не оставляешь мечты в светлое будущее справедливого сообщества, основанного на взаимном уважении и любви.
- Не будет такого! – снова ожесточился молодой. – Не надо обманывать себя! – И тут же смягчился: - Понятно, что мы живём не в демократическом обществе, каковых в мире пока нет и не предвидится, но всё же должна быть какая-нибудь объединяющая идея, смысл существования разумных существ, квази-надежда на будущее. И я не против такой, к которой стоит стремиться, пусть она и недостижима, теряется где-то в космосе, чтобы под неё можно было подстроить нашу жизнь. Хорошо бы, чтоб она была не соревновательной, сталкивающей нации и цивилизации в противоборствах и приводящей к мировому раздраю. Цель у всех одна и предельно проста: жить свободно и независимо, и есть вековая мечта разумного человечества – знать своё предназначение и конец.
- Надо ещё верить в своё предназначенье, - снова всунулся старший. – Жизнь без мечты и веры – примитивна, вера устремляет нас к истине.
Виктор подождал чуток, пока прозрачная, невоспринимаемая мысль брата проскочит мимо отупевших слушателей и проскользнёт дальше к истине, и продолжил:
- Но… всегда айдутся те, кто бессовестно присвоит право решать любые проблемы, включая идейные смыслы, за других, и есть те, большинство, кто безропотно отдают свои права. И те, и другие одинаково виновны в крупной лжи. Первые, захватив власть, большой ложью туманят людям мозги призрачной надеждой на дальнее благополучие, а вторые, подчинившись, маленькими лажами избавляют себя от дум, как выжить. Сплошной взаимный договорной обман. Есть и такие, кто вообще не желает ничего знать о собственном предназначении и смысле жизни, даже гордятся этим, уверенные, что знать этого невозможно. И это тоже самообман. А обманувшись, ищут себя в кумирах. Род! – обратился к вяло улыбающемуся, оглушённому философской лекцией студенту. – У тебя есть голубая мечта? Или хотя бы современные кумиры для неё? – и сам скептически улыбнулся, иронично поглядывая на зардевшегося щеками парня. – Хотя, что это я? Совсем по-старчески запамятовал: ты же мечтаешь пролезть в науку? Вот уж где нещадно шлифуют правду под свои интересы! И про кумиров зря выспрашиваю - ясно, что тот, у кого рейтинг за 80%. Не так ли? – попросил подтверждения у подрастающего правдивого учёного и, не дожидаясь ответа, скорее всего уклончивого или обманного, вернулся к развёрнутой теме: - Сначала неразумные земные первопроходцы счастливо жили простыми чувствами выживания и размножения. А потом вмешался разум, расслоивший счастье и разделивший ложь и правду, заставивший людишек задуматься о смысле существования. Супердревние мыслители-философы, раздираемые внутренними и внешними противоречиями, испокон веков искали пути в мир правды и справедливости, вынужденно бегая от одного правителя к другому, спасая шкуру от неправды и пытаясь насадить благодетелей на иглу благочестия и человеколюбия. Не вышло – все погибли от рук благодетелей или от нищеты в бегах. Были и народные вече, в Риме и в Новгороде, оравшие на покупной правде и эмоциональных всплесках и загнившие во лжи на корню. Один из самых почитаемых апостолов – Пётр_ и тот трижды отрекался от Христа ради
