потайной ход вышли не на соседнюю улицу, а в примыкающую к ней садовую аллею. Сев на улице в мой экипаж, мы доехали до моего дворца. Там, предоставив Мадлен быть в нем хозяйкой, я встретился с Полем и договорился с ним ночью похоронить тела убитых мной Людовика с Рамоном. Ночью я проводил на загородном кладбище в Сен-Дени в последний путь своих главных недругов. При этом я испытал только неприятное чувство близости смерти.
5 ноября 1663 г. Вчера я был у короля. Он меня спросил о том, действительно ли Людовик исчез в морской пучине на острове Пиратов? Я положительно ответил на его вопрос. Он посмотрел на меня с сомнением.
- Вы уверены, Франсуа?
- Да, сир, уверен, как можно быть уверенным в том, что поваленное штормом дерево, упавшее на человека, может его убить наповал.
- Но сами вы это ведь не видели?
- Да, но видел тот, кому я доверяю.
- Ладно, оставим это за отсутствием возможности наверняка проверить точность ваших слов. Я вас хотел спросить об аббате Лесаже. Вы не знаете, куда он мог подеваться? – спросил меня король с ноткой подозрения в голосе.
- Об этом лучше спросить вашего брата Филиппа. С Лесажем я едва знаком и не испытываю к нему никакого интереса.
- Да? А то я слышал, что вы собрали целый кружок его недоброжелателей.
- Скажу прямо, сир, он мне не симпатичен и может вам навредить.
- Это чем же? Или он также опасен, как мой спаситель Фуке? Интересно, а я могу быть опасен?
- Аббат Лесаж, я слышал, проводит «черные мессы» и дружит с ведьмой ле Вуазон. Поэтому он может быть опасен. Вы, ваше величество, опасны для ваших врагов, к которым, как вы хорошо знаете, я не имею чести принадлежать.
- Не говорили ли вы то же самое моему несчастному брату?
- Нет, ваше величество, если иметь в виду вашего двойника.
- Верю вам на слово, Франсуа.
После этой беседы с королем у меня осталось неприятное чувство в душе, охватившее ее тревогой. Вероятно, кто-то из посвященных проговорился и королю стало известно о том, что мы интриговали против Лесажа. Вряд ли король знает, что под личиной Лесажа скрывался его брат-близнец. Однако он почувствовал, что я виноват в его смерти. Также он неодобрительно высказался о том, что я уговорил его расправиться с Фуке. Нет никакого сомнения в том, что любовница короля настраивает его против меня, выставляя меня опасным интриганом и возможным заговорщиком. Если это так, а это, всего скорее, так, то я со дня на день могу впасть в немилость и отправиться не только в колонии, но, возможно, в Бастилию, для вящей безопасности короля. Действительно ли я представляю такую опасность? Наверное, да. Будь я на месте короля, то несмотря на мою преданность его особе, я подозревал бы такого верного друга в возможной измене, ибо от меня многое зависит. И самое главное я знаю страшный секрет короля. Это секрет о том, что он узурпатор. Поэтому логично, пора мне позаботиться о безопасном будущем.
10 ноября 1663 г. Не дожидаясь возможной опалы, а возможно даже и казни или убийства из-за угла, я заблаговременно приготовился к самому худшему: написал завещание, в котором пожаловал Мадлен мой замок в Шаранте с прилегающими угодьями и выделил ей приличный пансион, а также спрятал с помощью Поля в сундуках значительную часть моего сказочного богатства в укромном месте, - не ровен час, король, отправив меня в Бастилию, захочет его присвоить себе. Мадлен была уже в замке Вертей, Поль у себя дома под Парижем в Фонтенбло. С Генриеттой я в сердцах простился, расстроив ее своими дурными предчувствиями. Казалось, я ко всему уже был готов. Но я не предусмотрел самого главного, - того, что могло случиться со мной. Я не предполагал, что король окажется столь вероломным и скорым на расправу. Возникает, естественно, вопрос: чем этот король лучше того, кого я отправил на тот свет? Еще вчера Узурпатор распорядился поместить меня в Бастилию.
Сегодня под утро мне приснился страшный сон. Я как наяву видел себя приговоренным к смерти. Приговор мне зачитывался на Гревской площади. Я находился на эшафоте. Склонив колени я положил голову на плаху и с дрожью во всем теле, похолодев, почувствовал прикосновение к своей шеи стального лезвия топора палача. Тотчас я с содроганием проснулся.
Нет, я не буду ждать своей несчастной участи как жертвенный баран. Мне было разрешено оставить при себе мой дневник с пером и чернильницей и мои, как я назвал, «терапевтические вещи», а именно: пирамидку с сосудом с маслянистой жидкостью внутри. Вот ими я и воспользовался. Теперь я нахожусь на пути к иным мирам, к своему спасению в будущем, в котором меня ждет Марта и память о Юн
