Проклятие любви

     
     
     
      ПРОКЛЯТИЕ ЛЮБВИ


     
     
      МАЛЕНЬКАЯ ЭРОТИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ
     
     
     
     
     
 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ





     
      AMOR D,AMOR SI PAGA

      ( ЗА ЛЮБОВЬ ПЛАТЯТ ЛЮБОВЬЮ )









      Das ist eine alte Geschichte,
      doch bleibt sie immer neu
      Эта старая история, но она
      всегда остается новой (нем)
     

      Андрей Миронович Орлов, начальник аналитического отдела фирмы под  интригующим названием ОАО "Якуталмаз", ( хотя никакого отношения к якутским алмазам эта фирма не имела), чье представительство находилось на одной из улиц Измайловского района столицы, положил трубку телефона и задумался. Полноватый мужчина среднего роста и средних лет, с большими залысинами на высоком лбу и темных очках в тонкой позолоченной оправе над мясистым, крючковатым носом и совсем свежими,    яркокрасными девичьими пухлыми губами, он выглядел гораздо моложе своих пятидесяти с лишним лет, о чем свидетельствовал постоянный и настойчивый интерес к его персоне со стороны молодых сотрудниц не только его отдела, но и других подразделений фирмы. Хотя поводов он вроде бы и не давал, потому что ни на ком конкретно своего внимания не останавливал, был со всеми сотрудницами всегда вежлив, корректен, всегда шутливо ирониичен и очень внимателен к их тайным женским слабостям.
      Однако все равно пересудов и разговоров о его якобы многочисленных романах с молодыми сотрудницами фирмы ходило много. Но это были только разговоры. Желанное явно пытались выдать за действительное. Не верилось, что такой видный мужчина в расцвете сил и здоровья, пользующийся неизменным успехом у женщин и сам явно не страдающий равнодушием к прелестям женского пола, будет постоянно верен только одной женщине, пусть даже молодой и красивой, своей жене. Но это было именно так. Изменять своей жене Андрей Миронович почему-то не собирался. На сторону его почему-то не тянуло. На сторону он почему-то не смотрел.
      А разговаривал Андрей Миронович с начальником отдела маркетинга, Поповым Владимиром Александровичем, своим другом. Разговор шел о предстоящей их поездке в Балашиху, к одному перспективному заказчику по поводу возникших разногласий и дополнений к основному договору. Разговор предстоял долгий, нудный, и не слишком приятный, учитывая страшную капризность и жуткую въедливость руководства этой фирмы, которое неплохо ориентировалось в конъюнктуре их рынка и не шло ни на какие уступки своим интересам. Поэтому Андрей Миронович собирался к ним с нехорошим чувством упускаемых из рук неплохих вроде бы возможностей.
      Он нажал кнопку вызова секретаря:
      -- Машенька, золотце, машину мне к 10-ти часам. Я с Поповым буду в Балашихе у заказчика. Шофера не надо, Поведу сам.
      -- Хорошо, Андрей Миронович. Почту смотреть будете?
      -- Да, принеси.
      Секретарша, молодая длинноногая и узкобедрая блондинка в сверх обтягивающих белых, новомодных джинсах, до мельчайших подробностей обрисовывающих все выпуклости и впадины ее броской фигуры, в белой шелковой кофточке без пуговиц, но с декольте аж до самого пояса, стрельнула по привычке тщательно подведенными глазами в сторону Андрея Мироновича и низко наклонилась над столом, подавая ему папку с почтой. Свободный ворот кофточки при этом широко распахнулся и ее молодые, торчащие вперед, но уже большие и тяжелые груди, не стесненные бюстгальтером, соблазнительно колыхнулись прямо перед лицом Андрея Мироновича.
      Он улыбнулся, качнул головой и погрозил ей пальцем:
      -- Машенька! Ты у меня доиграешься! Привлеку за сексуальные домогательства!
      -- Вы не справедливы ко мне, Андрей Миронович, - спокойно сказала девушка, - А я ведь, по сравнению с другими девушками, монашкой хожу. Посмотрите, как они одеваются - загляденье просто!
      -- Машенька, радость моя, - рассмеялся Андрей Миронович, - Когда ты у меня в кабинете - я ни на что и ни на кого смотреть уже не могу. Только на тебя. И не надо меня соблазнять - я уже соблазненный. Запиши меня в список своих побед...
      -- Вам бы все шутить, Андрей Миронович, - вздохнула Маша, - а я девушка - слабая, меня обидеть не трудно...
      Она повернулась, вильнула точеными бедрами и скрылась за дверью.
      -- Ну и ну, - хмыкнул Андрей Миронович, глядя на свою секретаршу, - надо все-таки приструнить ее немножко. А то в разнос пошла - "похлеще", чем голая – аж в жар бросает. Невмоготу прямо...
      У заказчика они просидели долго и освободились только после обеда. Говорили много, дымили нещадно, но все таки пришли наконец к приемлемым для обеих сторон результатам. Потом выпили коньяку, немного закусили и расстались взаимно довольные. Но пил только Попов, Андрей Миронович пить не стал - он был за рулем. Они подошли к своей "Вольве". Здесь Андрей Миронович повернулся к Попову:
      -- Слушай, ты куревом богат?
Тот пошарил в кармане дубленки и достал полупустую "Мальборо":
      -- Больше нет...
      -- А у меня совсем пусто, - сказал Андрей Миронович, - давай-ка заедем в "Супер-маркет". Здесь недалеко. Купим.
      Они остановились около большого многоэтажного здания с броской, наискосок, светящейся надписью: "Супермаркет Salzburg". Причем, слово "Супермаркет" было написано по "русски", а слово "Salzburg" - по "немецки". Вполне современное представление о брендах и рекламе в нынешнем московском бизнесе. Место для парковки машины наш-лось совсем рядом, около большой стеклянной, вращающейся двери. Они вошли в магазин, нашли гастрономический отдел, где продавали и курево. Народу было немного. Около прилавка стояла женщина в дорогой шубе из стриженой норки, и такой же меховой шапке-кепи.
      -- Какая красивая, - подумал Андрей Миронович, глянув на нее. Она тоже глянула на Андрея и тут же быстро отвернулась. Около нее стоял пожилой мужчина в длинном кожаном пальто желтого хрома и ондатровой шапке. Женщина наклонилась к нему и начала что-то быстро и нервно говорить. Он повернул к ней круглое, рыхловатое, с отвислыми щеками лицо и недовольно проговорил:
      -- Любаша, милая, я еще ничего не выбрал...
      Слово Любаша насторожило Андрея Мироновича. Он еще раз внимательно
    посмотрел на женщину. Она стояла недалеко от него, в профиль. Красивая, элегантная, эффектная, уверенная в себе и в своей неотразимости, тип преуспевающей аристократки, хотя и не молодой уже, но все равно останавливающей на себе взгляды не только мужчин, но и женщин. Что-то очень и очень знакомое, до боли, до дрожи в сердце знакомое было в этом ее тонком, с горбинкой носе, в этом чувственном изгибе подвижных полных губ, в этой манере говорить, слегка облизывая верхнюю губу языком...И тут Андрея Мироновича вдруг словно осенило, словно у него неожиданно открылось его второе, внутреннее зрение и он увидел то, что сразу не заметил, на что сразу не обратил внимания. И он узнал. Это - Любаша! Конечно же - Любаша! Она, когда-то - его Любаша! Его первая и последняя любовь...Студенческая еще любовь. Любовь, которую он когда-то так подло и бесчеловечно предал. И потерял - навеки. Навсегда. И которую так и не смог забыть за все эти годы, как ни хотел, как ни старался...
      Женщина еще раз глянула на Андрея Мироновича и на ее лице появилось беспокойство. Он же стоял недвижно, ошеломленный, глядя, не отрываясь, на эту женщину, на ту, которая когда-то была его Любашей. Женщина резко повернулась и пошла к выходу. Мужчина озадаченно крякнул, потоптался в нерешительности у прилавка, потом махнул рукой и быстро пошел за женщиной:
      -- Любаша, подожди
      Наверное на лице Андрея Мироновича что-то отобразилось, потому что Попов тронул его рукой и встревожено спросил:
      -- Андрей, что с тобой? Тебе плохо?
      Андрей Миронович судорожно вздохнул и повернулся к нему:
      -- Да нет...Ничего...Все нормально...Пошли...
      Они вышли из "Супермаркета". Женщина быстрым шагом подошла к стоящему около тротуара черному "Мерседесу", нетерпеливо дернула за рукоять двери и недовольно повернулась к мужчине:
      -- Нельзя ли побыстрее..
      Мужчина достал пульт, щелкнул тумблером:
      -- Любаша, милая, к чему такая спешка?
      Женщина открыла дверь "Мерседеса", села на переднее сидение и прежде чем закрыть дверь, снова глянула на Андрея Мироновича. Лицо ее было решительным и сосредоточенно строгим.
      Попов повернулся к Андрею Мироновичу:
      -- Кто это?
      Андрей Миронович снова глубоко вздохнул и тряхнул головой, словно стряхивая с себя оцепенение:
      --Да так...Показалось что-то...
      --Ну, ну.., - протянул Попов, - не похоже что-то на... показалось...
      Они сели в свою "Вольву". Андрей завел мотор, глянул назад, чтобы проверить выезд на шоссе, опустил руку на рукоять сцепления и замер в неподвижности. Встревоженное лицо Любаши стояло у него перед глазами. Такое родное и такое ...чужое. И до чего же - красивое...Лицо его Любаши. Она ничуть не изменилась. Во всяком случае -для него. И судя по одежде - процветает.
      Он повернулся к Попову:
      -- Сядь за руль...Я что-то не могу...
      -- Я же "выпимши", Андрей! - возразил тот.
      --- Черт с ним, - махнул рукой Андрей Моронович, - здесь недалеко. Ничего страшного. Проскочим.
      Они поменялись местами. Попов вывернул на горьковское шоссе и они поехали к Москве. Андрей откинул голову назад и закрыл глаза. Боже мой! Как же давно это было! Целая вечность прошла, наверное, с того времени. А, может и больше. Москва, шестидесятые годы. Московский геологоразведочный институт. Самые лучшие, самые памятные и самые счастливые годы жизни. "Доргомиловский студгородок". Пятый корпус студенческого общежития. 322-ая комната на третьем этаже, где жила Любаша. Первая и последняя его настоящая любовь. Ничего подобного в жизни больше у него никогда не было. Только жалкие, ничего не значащие подобия. И ни что оказывается до сих пор не забыто. Все со-хранилось в памяти. Все. До мельчайших подробностей. Как будто было только вчера...
     
     
      * * *.
     
      Этот день оказался для Андрея Орлова, студента Московского Геологоразведочного Института, неудачным. Причем, неудачи пошли потоком, с самого утра. Ему надо было бы тогда остановиться, да поразмыслить над всем происходящим с ним, может что-то и удалось бы поправить в своей жизни. Но он был молод, естественно - глуп (по молодости!), и конечно же – безнадежно самонадеян. А если добавить сюда еще и менталитет советского молодого человека 60-х годов, не верящего ни в черта, ни в бога и, вообще, ни во что такое-этакое, мистически- абстрактное и туманно-малопонятное, что нельзя потрогать руками или попробовать на вкус, то станет сразу все понятно, почему с ним все это и произошло.
      А началось с того, что Андрей завалил коллоквиум по кристаллографии, науки мудреной, нудной и самой, наверное, прескучной из всех тех, которые Андрею пришлось изучать в институте. И завалил-то он этот несчастный коллоквиум по совершеннейшей своей глупости. По дурости, по головотяпству, по величайшему своему идиотизму. И винить-то здесь было совершенно некого – только самого себя. Ибо существуют абсолютнейшие истины студенческого поведения в жизни. Аксиомы. Их не нарушают никогда, ни при каких обстоятельствах. Их