Вкусное варенье, — сообщил Шкрабатов. Он уже налил всем чаю и, окунув чайную ложечку в баночку с вареньем, лизнул её — на лице у него отобразилось удовлетворение.
Подляков между тем кинул себе в чашку две ложки сахару и, потихоньку помешивая, снова уткнулся в книгу.
— Вам понравилось? — спросила старушка.
— Да, очень интересно... Я, кстати, это не читал... А помню, у него какой-то рассказ был — что-то про черепаху, вокруг которой собирался весь город, трогательный такой. Богданов, помнится, хотел даже к нему иллюстрации сделать, да так и не собрался... Рассказ ведь в каком-то журнале хотели опубликовать.
— Да, это из ранних у Кирилла. Он его ещё в молодости написал. Ещё во времена Советского Союза. И на бумаге его, помнится, успели тогда опубликовать — не в журнале, правда, а в газете какой-то, кажется, "Комсомолец" называется. Это ростовская, кажется, газета. Не знаю, есть ли она сейчас. Многое ведь позакрывалось с тех пор... Эх, времена...
Глава 7
Разговор неспешно тёк о том, о сём. Вспомнили, как собирались у Кирилла на маленькие сабантуйчики. Было весело. Читали стихи, рассказы. Кто-то приносил художественные работы на холстах. На столе стояли безалкогольные напитки и мороженое. Перестройка была уже на излёте, но романтические ожидания новой жизни ещё не угасли. Вспомнили, как Кирилл был ведущим молодёжного поэтического клуба "Возрождение", на заседаниях которого собирались самые талантливые люди Новочеркасска. Он носил привезённую из Чехословакии синюю бейсболку с длинным козырьком. Он, конечно, был законодателем мод в Новочеркасске в то время. Не прошло и недели, как почти вся местная молодёжь украсилась подобными же головными уборами. Нашлись даже такие модники, у которых козырёк выступал на двадцать, а то и тридцать сантиметров от головы. Конечно, это всё делалось в местных пошивочных ателье. Шкрабатов к подобным подражателям не относился, но вспоминать обо всём этом было ностальгически приятно. Он улыбался, глядя на Раису Игнатьевну, и то и дело вставлял какое-нибудь короткое словечко в непрекращающийся монолог старушки. Подляков же казался погружённым в чтение. Вот что он прочитал, пока Раиса Игнатьевна и Шкрабатов беседовали.
Глава 8
"Подлость не имеет права на оправдание. Если она себя явила, ей следовало бы немедленно умереть — неважно как: через покаяние, осуждение, справедливую обескураживающую пощёчину, которая в таких случаях всегда уместна. Подлость — то, что не имеет права на жизнь, даже если через победу над ней укрепляется дух человека. Это ведь психическое заблуждение, что подлость может способствовать (хоть и косвенным образом) укреплению духа человека. На то она и подлость, чтобы ставить капканы. Один мой знакомый с пеной у рта утверждал, что дьявол может быть полезен, как тренажёр, на котором можно отрабатывать те или иные упражнения, чтобы в целом укреплять свой внутренний психотип, становиться лучше, сильнее, достойнее. Какая чушь! От полюса зла не может быть никакой пользы — это роковое самозаблуждение, подводящее человека к краю пропасти. Что там, на её дне? Да, наверное, полное исчезновение себя, как личности, как самодостаточного существа — существа, от слова сущность, то есть тот, кто существует. А что в замен? Полное ничто, личностный нигилизм, лишённый всякого позитивного содержания, а значит, это смерть, исчезновение из списка живых..."
Глава 9
— Ну, спасибо, Раиса Игнатьевна, за чай, — сказал Шкрабатов. — Было очень вкусно...
Он сделал попытку встать, но Раиса Игнатьевна не позволила.
— Посидите ещё немного, а я пока со стола уберу.
Она составила посуду обратно на поднос и ушла на кухню.
— Ну как? — спросил Шкрабатов у Подлякова, кивнув на книжку.
— Да вроде ничего... Вот пору страниц прочитал, пока интересно.
Он встал, подошёл к двери и выглянул в коридор. Потом он быстрым вороватым движением засунул книгу себе за пояс под свитер и посмотрел на Шкрабатова тем своим нахальным и уверенным в своей правоте взглядом, так хорошо знакомым всем его товарищам. Шкрабатов смотрел на него в ответ с изумлением. Потом он медленно встал.
— Я не понял, — сказал он. — А это что сейчас было?
Тот, ничуть не смущённый, продолжал разглаживать свитер у себя на животе, чтобы квадратные складки от книги была не так заметна.
— А что такое? — сказал он, улыбаясь и словно бы приглашая Сергея принять всё случившиеся за шутку.
Шкрабатов был ниже Подлякова на целую голову, но уступать не собирался.
— Ты сейчас взял чужую книгу, — сказал он. — У старушки, которая мать нашего друга. Ты сейчас пил её чай, благодарил за угощение...
— Да ладно... С каких пор ты стал таким принципиальным? Помнишь, как мы в детстве тырили книжки в библиотеке? И ничего...
Удивление в глазах Шкрабатова росло.
— Ну ты и штучка, — проговорил он, окидывая приятели взглядом с ног до головы. — Значит так, дискутировать с тобой я больше не буду. Если сейчас же не вернёшь книгу на место, я немедленно скажу Раисе Игнатьевне...
— Да ладно. Далась тебя эта книга... Бабушка ведь старенькая совсем. И не заметит, что одна книжка пропала. У неё ведь ещё вон сколько.
Шкрабатов, ни слова не говоря, повернулся и пошёл к двери. Подляков догнал его одним прыжком и схватил за руку.
— Ну что ты, старичок? — зашептал он Сергею в самое ухо. — Ну, понравилась она мне очень. Пока вы тут языками чесали, я пару страниц успел прочитать. Я и не подозревал, что Кирилл так вырос за последнее свои годы. Он ведь так себе писал. А это очень, очень круто, я тебе скажу.
— Руку бросил!
— Старичок, старичок. — Голос Подлякова стал умоляющим. — Слушай, ну не выдавай ты меня. Обещаю, как прочитаю, обратно же верну.
— А просто попросить слабо?
— Да она не даст.
— Откуда ты знаешь?
— Вижу. Я таких людей насквозь считываю. Она лучше от квартиры откажется, чем от книжек своего сына.
— Ну и мразь же ты. — Как и прочие последние фразы Сергея, эти слова прозвучали жёстко, но чуткое ухо Подлякова уловило в них слабину. Почуяв, что Шкрабатов готов сдаться, он зашептал ещё быстрее:
— Я ведь и не подозревал, что Кирилл такой гений. Знал, что он писательством занимался, но значения этому не придавал. А вот сейчас глянул, да боже ж ты мой, а моментики-то... оч-чень, оч-чень любопытные...
Глава 10
Он не успел договорить — в комнату вернулась Раиса Игнатьевна. Увидев, что гости стоят посреди комнаты, она всплеснула руками.
— Ой, уже уходите?
— Да, пора уже, — мрачно сказал Шкрабатов.
— А я думала ещё посидеть.
— Темнеет уже, а нам ещё в центр добираться.
— Ну что ж... — Она на мгновение задумалась. — Знаете, не могу я отпустить вас без подарков. Возьмите по книге Кирилла. Всё равно у меня их по нескольку штук...
— Ну, что вы... — начал было Шкрабатов, но Подляков толкнул его в бок.
— Выбирайте, какие хотите. — Раиса Игнатьевна, улыбаясь, указывала на лежавшие на столе книги.
Шкрабатов бросил на товарища уничижительный взгляд и прошёл к столу. Он выбрал книгу "Не в ту же реку" — такую же, что до этого украл Подляков. Последний от подарка отказываться тоже не стал. В этот раз он взял "Шире мысли".
— Вы мне потом обязательно расскажите, как прочитаете. Как они вам. Мне будет интересно.
— Обязательно, — сказал Шкрабатов. — Специально вам позвоню. — Он бросил на Подлякова ещё один уничижительный взгляд и пошёл в коридор... Подляков за его спиной улыбался и церемонно жал сухонькую ручку Раисы Игнатьевны. Та тоже улыбалась, а потом, когда оба гостя перешли в коридор, быстро покрестила их в воздухе сложенными в щепоть пальцами.
Глава 11
Они спустились вниз и вышли из подъезда. На дворе уже были сумерки. Какая-то компания молодёжи сидела в давешней беседке. Кто-то бренчал на гитаре. Большая часть сидела уткнувшись в смартфоны.
— Ну, — сказал Шкрабатов, грозно глядя на Подлякова.
— Что "ну"?! — проворчал тот. — Я же сказал, как прочту, верну обязательно.
— Смотри же, я проверю.
— Проверяй.
Ничего, конечно, Подляков не вернул. Он через несколько лет успешно продал книгу на одном из московских аукционов за девять тысяч долларов. К тому моменту Кирилл Закладов стал всемирно известным писателем. И всё, что было связано с его именем, приобрело не только культурную ценность, но и финансовую. Особенно ценились его рисунки, рукописи и изданные за собственный счёт книги. При жизни у него было издано всего несколько рассказов в малоизвестных провинциальных газетах, которые никто, кроме корректоров, не читал. А может, и корректоры их тоже не читали, уповая на литературную грамотность автора. Читателю справедливо было бы задаться вопросом, а каким же образом Закладову удалось приобрести такую известность. Ведь случилось это почти через десять лет после его смерти. Всё очень просто. Кирилл был участником ростовского литературного клуба "Поиск. Созвучие", в котором хорошо знали его творчество. Ведущая клуба Любовь Стасько, филолог по образованию, ценила его уникальный стиль и, конечно же, не могла позволить, чтобы эти безупречные образчики отечественной словесности исчезли бы в небытии. Она обратилась в местное издательство "Феникс" и убедила их издать книгу Закладова хотя бы самым мизерным тиражом. Она не была там посторонним человеком, частенько выполняя корректорские и редакторские работы для издательства. И за книгу взялись. Издали, правда, и впрямь самым мизерным тиражом — всего в 2 тысячи экземпляров. Но этого оказалось достаточно, чтобы её заметили. Книга к тому же имела цифровой номер и поступила в розницу. Дальше, конечно, тоже не обошлось без везения. Один из авторитетных представителей крупнейшего отечественного издательства "АСТ" вдруг обнаружил её на своём рабочем столе, лежащую с кучей закладок. Её там забыла Зиночка Кондратьева, сотрудница издательства, которая частенько работала за столом шефа, когда тот отсутствовал, и которая книгой была настолько очарована, что всё время таскала её вместе с собой. Сказать, что авторитетный представитель был потрясён, значит ничего не сказать. Он ведь уже давно был убеждён, что ничего толкового в отечественной (да и мировой, чего там греха таить) современной литературе появиться не может. Мол, времена талантов безвозвратно прошли. Стало быть, надо использовать классиков, а для современников устраивать масштабные рекламные компании, — кто ж их в противном случае будет покупать. Он и сам не ожидал, что у книг Закладова будет такой ошеломляющий успех. Философско-мистическое содержание, базировавшееся на том, что сейчас называется традиционными ценностями, оказалось именно той духовной пищей, которой так не хватало нынешнему человечеству. Очень удачно было и
