голову в плечи.
– Ой, смотрите, кровь! – воскликнула девушка, что давеча уступила место Натану. Она никуда не ушла и стояла близко.
Полвагона оглянулось на возглас. Натан бросил беспокойный взгляд на сумку. Из-под нее, по пыльным рейкам пола, текли кровавые струйки, похожие на красную ртуть. Самое страшное, что происшествием заинтересовался шуцман. Он вроде нехотя, но все ближе и ближе подходил к агентам Моссада.
– Кажется, из ВАШЕЙ сумки бежит? – сказала чертова девка, обращаясь к Натану.
– Не может быть, – сквозь зубы процедил седовласый, – она водонепроницаема.
– Кровь не вода, – нелогично заспорила настырная фройляйн, – а сумки не бывают непромокаемыми, она же у вас не резиновая...
Девушка и не помышляла нарочно дерзить важному господину. Она и место уступила ему не из уважения к его сединам, а только потому, что он походил на её хозяина, в конторе которого она работала секретаршей и который приставать пристает, а нет, чтобы догадаться прибавить жалование, тогда она, может быть, была более покладистее... Все это так раздражает, не удивительно, что она сорвалась...
– В чем тут дело? – спросил подошедший, наконец, шуцман. Он козырнул, приставив ладонь к своей смешной шапчонке, имевшей скошенность на затылке.
– Пустяки, – натянуто засмеялся Натан, – фройляйн ошиблась, это, не у меня, это, наверное, у гражданина из его кошелки бежит...
Натан развел колени пошире, толкнул читающего соседа по лавке. Набокий господин выпрямил голову, зыркнул из-под обложки книги, потом захлопнул её, и по-бабьи всплеснул руками.
– Ой, ёлки-моталки! Это же у меня мясо потекло... – вскричал он на иностранном языке, кажется, по-русски.
Он прижал книгу подбородком, неуклюже наклонился, багровея, и поднял за лямки свою кошелку. Тогда стало видно, что дно её всё в крови и оттуда продолжает капать.
– Тысячу извинений, – перейдя на немецкий, сдавленным голосом причитал русский, потом он догадался убрать книгу в карман и перехватить кошелку поудобнее.
– Ездил вот на рынок, купил мясо, а оно и растаяло. Его тут солнышко припекло, весна-то здесь какая ранняя, вишь, через окно-то так и шпарит!.. Что же, однако, делать?! Господи ты боже мой, надо ведь что-то делать!
Он выпростал из-за пазухи русскую газету «Изгнанник», начал её было читать, потом спохватился, скомкал листы и стал вытирать кровь с кошелки. Не сильно преуспел, только вымазался. Затем он тупо смотрел на кровавый ком, не зная, куда его деть, отчаявшись, сунул в кошелку и пошел к выходу, жалкий какой-то, скособоченный, поскольку держал руку на отлете, чтобы не запачкать пальто. А вслед ему летели шепотки, перерастая в ропот народного гнева:
– Ездют тут с мясом...
– А рабочие с голоду пухнут...
– Я вчера была на рынке, с меня семь шкур содрали за кило мяса, домой пришла, посмотрела, а там одни мослы. Кости и кости! А у этого, вишь, чистое мясо... Проныра...
– Еще надо бы проверить, где он его взял, на рынке ли? Может, стащил со склада... Шуцман! Вы бы посмотрели у него документы, кто таков?..
– Не могу, – отозвался полицейский. – Нет оснований.
– Как же нет оснований, когда он перепачкал кровью весь вагон!
– Да нет же, на вора он не похож. Вроде интеллигент...
– Все они вроде интеллигенты, а как воровать, так в первых рядах... Демократы поганые. Бисмарка на них нет.
– Точно! Давно пора. Ведь ясно же как божий день – нужна сильная рука!
– Гнать их оттуда надо. Еврей сидит в правительстве и спекулирует, торгует из-под полы.
– А то вот еще эмигранты... Россия их специально к нам засылает, здесь, в Мюнхене, у них штаб-квартира...
– Понаехали на нашу голову, а Германия чай не резиновая, самим жрать нечего...
Интеллигентный эмигрант трусливо уходил, почти убегал, как раненый зверь, оставляя за собой цепочку кровавых капель.
– Прошу прощения! – сказал полицейский Натану Касселю, щелкнул каблуками, сделал «кругОм» и удалился вслед за русским увальнем.
Натан снял с головы котелок и вытер платочком совершенно мокрый лоб.
Глава 3
От остановки трамвая они пошли в другую сторону, чтобы запутать следы. Пробирались узкими каменными улочками центра и тенистыми переулками окраины. По дороге их пальто-хамелеоны меняли цвет и форму покроя. Изменения проходили постепенно, незаметно для прохожих.
Покружив по городу еще с четверть часа, они вышли к железнодорожному вокзалу. Без хлопот взяли билеты и сели на поезд, отошедший от платформы через пять минут. На всякий случай, ехали в разных вагонах. Кругом было полно туристов с рюкзаками, они горланили песни, в том числе: «Дейчланд, убер аллес! – Германия, Германия, превыше всего!»
Агенты Моссада высадились в Уффинге у озера Штаффельзее, в 60-ти километрах от Мюнхена. Городишко был патриархальным, погруженным в сонную дремоту. Здесь жили грубоватые, но сердечные люди, знать не желавшие никакой политики, которой была наэлектризована столица баварской земли.
На пустынных улочках городка чужаки к своему удовлетворению никого не встретили, только у лавки скобяных изделий, из которой пахнуло дегтем, стоял, прислонившись к забору, какой-то неопределенного возраста местный житель. Может, это был приказчик, но по виду явный дурачок. Он пригрелся на солнышке, улыбался. С нижней его губы на подбородок тянулась сверкавшая нитка слюны. Голди содрогнулась от отвращения.
– Гутен та-а-аг, – сказал он с растягом и шепеляво, приветливо поклонился, сняв с головы замусоленный картуз. Видимо, здесь все здоровались друг с другом, кого ни встретят, согласно деревенскому обычаю. И потому чужак в таких местах особенно приметен. В деле конспирации это, конечно, был минус. Разумнее было бы устроить опорный пункт в самом Мюнхене. Но кто-то из начальства в отделе (наверное, тот, кто никогда не был «в поле») решил, что чем дальше база от места акции, тем спокойнее и безопасней.
Сзади кто-то шаркал, и опять явственно запахло дегтем. Натан оглянулся – следом плелся дурачок.
– Тебе чего? – спросил Натан по-немецки.
– Хы-гы, – засмеялся дурень.
– За нами не ходи... – Натан дал ему несколько марок. – Вот тебе деньги на пиво.
Местный сумасшедший сцапал купюры и умчался прочь, приплясывая и подпрыгивая.
Они миновали заколоченный деревянный киоск с покосившейся вывеской «цветы» и вот подходили к неприметному особнячку; неподалеку, из-за голых еще деревьев торчала островерхая макушка кирки.
Голди сказала:
– Я так переволновалась, там, в городе, что вся мокрая, липкая, аж самой противно. Сейчас приму горячую ванну, такую горячую, какую только смогу терпеть! А потом...
– Боюсь, что тебе долго придется ждать, – возразил Эзра Кор-Бейт, – водичку еще надо согреть, а мы отказались от домработницы. Зря мы от нее отказались...
– Ох, я ведь словно забыла, где нахожусь, – огорчилась девушка.
– Скорее, не «где», а «когда», – поправил её Натан Кассель и, обращаясь ко всем, сказал: – Ну что, друзья, нас, наверное, можно поздравить с успешно выполненным заданием?
– Как бы не сглазить, шеф, – ответил осторожный Кор-Бейт. – Отсюда еще надо выбраться.
Они открыли калитку в железной ограде, и, хрустя гравием, пошли по аллейке к белому зданию с низкими французскими окнами и крыльцом с колоннами. Эту виллу специально приобрели ребята из группы подготовки.
Вилла сначала принадлежала какому-то отставному адмиралу, которого убили во время кровавой смуты в конце 18-го, начале 19 года. После его смерти строение перешло в собственность какого-то другого хозяина, который тоже неожиданно умер, после чего дом уже и поступил в рыночную продажу.
Комнаты в доме были не очень большими, но со всеми удобствами: электричество, телефон и так далее. В гостиной с деревянными панелями, где почти вся мебель была в саванах, Кор-Бейт начал собирать запасную мобильную платформу темпорального транспортера. К сожалению, её пропускная способность значительно уступала штатной установке, уходить придется по одному. Но это все же лучше, чем ничего. А ведь кое-кто из начальства был против загруженности группы «излишним» оборудованием. Идиоты.
Ответственный за техническую часть акции собирал аппарат из разрозненных деталей, которые в целях безопасности были рассованы по коробкам. Мало ли кто мог залезть в особняк, пока хозяева отсутствовали. Аппарат ни в коем случае не должен попасть в чужие руки. Конечно, в эти времена никакая умная голова в Германии, да и во всем мире, пожалуй, не смогла бы разобраться в странном на взгляд местных жителей устройстве. Даже Эйнштейну это было бы не по силам, хотя в основе теории Передвижения во Времени лежали открытые им постулаты. И все же...
Натан задернул шторы, зажег люстру и стал растапливать камин. Дело это оказалось трудным. Он запачкал сажей ладони и кое-где манжеты своей белой рубашки. Да, это не то, что у себя дома, где камин загорался фальшивым пламенем нажатием кнопки на переносном пульте.
Голди позаимствовала у шефа спички, побежала в ванну и там вскоре загудела колонка.
– Я бы сейчас тоже поплескался в горяченькой водичке, – размечтался Кор-Бейт, подкручивая микрометрический винт на транспонентном ползометре.
– Только после меня, – крикнула Голди, появляясь в дверях гостиной в полураздетом виде.
Натан поспешно отвернулся и, скрывшись за высокой спинкой, уселся в кресло прямо поверх чехла, который, наверное, пыльный, да черт с ним, неохота вставать. Пламя в камине уже занялось и, кажется, не собиралось тухнуть.
– Ладно, – сказал Кор-Бейт, – я потом просто умоюсь, а дома приму газированный душ. Мужчинам горячая ванна вредна.
– Это почему же? – поинтересовалась Голди.
– Frig mit nicht kein narrische fragen. [Не задавай глупых вопросов. (идиш.)]
– Nudnich! [Зануда ты! (идиш.)]
– Эй! Говорить только на интерязе, – проворчал со своего места Натан. – У стен могут быть уши. Нашу национальную принадлежность ни в коем случае не должны идентифицировать.
Кор-Бейт непроизвольно понизил голос, снизошел до объяснений:
– Чтоб ты знала: в яичках поддерживается постоянная температура. И если
