говорил? – сказал Санек. – Я даже лужи не вижу.
– Найдем! Обследуем урочище от и до. За три-то месяца, – жизнерадостно говорил Костя.– Ух ты! Чикинды-то!.. – вырвалось у него. Костя показал на кусты эфедры, росшие повсюду на северо-восточном – каменистом, с живописными скалами и широкими осыпями – склоне. На юго-западном склоне осыпей почти не было. Его покрывала трава. – Режь – не хочу. Не зря я в конторе настаивал, чтобы на юг отвезли! На севере таких участков нет. И хорошо, что чикинда на восточном склоне. Значит, утром в тенечке будем резать. Классный участок!
– Какая бабочка! – воскликнула Катя, широко открыв глаза. Недалеко порхала огромная белая бабочка с красными и черными пятнами.
– Это аполлон, – сказал я.
Алиса зачерпнула рукой воду из ручья, выпила.
– Вкусная! Холодная только очень.
– А урочище-то, – Косте, видимо, нравилось это слово, – называется в переводе: горячая вода. – Он хохотнул. Настроение у всех было приподнятое.
Стоянка была рядом с ручьем, возле двух яблонь. Для нас поставили палатку большую, в виде шатра. Для девушек – маленькую, двухместную.
– Эту у завхоза еле выпросил, – заметил Костя, кивнув на нее. – Бригаде одна палатка полагается.
– Спасибо! – улыбнулась Катя. Улыбалась она часто – улыбкой чуть кривой, какой-то плотоядной, но обворожительной.
Стали разбирать вещи. Когда Санек вынимал свои пожитки из рюкзака, один длинный сверток развернулся, и на землю упала палка с насаженным металлическим заостренным концом.
– Зачем это? – спросила Катя. Костя бросил на Санька острый взгляд.
Тот на миг смутился, но тут же принял свой обычный самоуверенный вид.
– Оружие. От всякой нечисти: от змей, скорпионов, фаланг.
– Проще камнем, – заметил Антон. Голос у него был высокий, совсем не подходивший к грубым чертам.– Типа самое верное.
Костя разделил между всеми мешки.
– Это для работы. Для затаривания мешки потом привезут, когда мы кончим резать.
Сложили из камней очаг и стол. Столешницей послужил большой плоский камень. Принесли камни поменьше – сидеть. Собрали хворост. Все делали дружно, с шутками. Лишь Антон большей частью молчал. Он вообще держался тихо, скромно. Алиса и Катя приготовили ужин.
Ужинали и поглядывали на горы.
– Бывает, кусты чикинды отдельно растут, лазить надо от куста к кусту. А здесь – сплошными массивами! – радовался Костя. – Первый раз такой участок вижу, без минусов. На одном участке, тоже на юге, чикинда классная была, но там без вьюка никак. Мы у чабанов вьючных животных нанимали. Разных. Лучше всего ишак: везет себе безропотно… На лошадь можно больше мешков нагрузить, но с ней проблемы. Слишком впечатлительна. Идет с вьюком по тропе. Вдруг птица перед ней взлетит или камень причудливой формы увидит – встанет на дыбы, и мешки на землю сваливаются… Больше всего верблюд перевозил…
– Вы и верблюда нанимали? – удивилась Катя.
– Да. Но его сам хозяин водил, он только хозяина слушался. Велит ему лечь – а иначе на верблюда не навьючишь, не дотянешься, – тот долго ложится, поэтапно складывается, так сказать... Ненавидел я этого верблюда. С таким высокомерием он на меня смотрел, с таким презрением! А один раз плюнул, в буквальном смысле слова. – Все засмеялись. – И на себе приходилось таскать. Навьючу на себя три мешка, два связанных между собой, через плечо и один в руках, – и вперед…. А на другом участке мешки пришлось через речку переправлять. Протянули с одного берега на другой проволоку, по проволоке колесико едет, с крюком, на крюке мешок висит… Так что нам идеальный, можно сказать, участок достался. Теперь все от нас зависит. Если сачковать не будем – хорошие бабки гарантированы.
– Это точно. Я весной за два месяца больше бабок получил, чем шофером за полгода зарабатывал, – вставил Санек.
– Я на хату коплю, – продолжал Костя. – Самое главное – своя хата! Сам виноват, что угла не имею. После смерти бати нам дом остался, в Бостырях…
– Это на Иссык-Куле что ли?
– Ну. Село на северном берегу. Курортным местом считается… Нас три брата. Два старших в Бостырях жили, с батей, а я во Фрунзе уехал учиться. Ну и начались разговоры. Мол, они за домом ухаживали, а я на готовое приехал. Плюнул я и отказался от своей доли.
– Хорошо тебя понимаю, – сказал я.
– Старшие всегда давят, короче, – вздохнул вдруг Антон.
– А ты, Антон, вроде тоже из-за хаты поехал? – спросил Костя.
– Типа того. У нас в Токмаке как бы свой дом. Живем впятером: батя с маманей и это… нас три братана, – неожиданно быстро и нервно заговорил тот. Он смотрел в землю перед собой. – Я как бы младший. Дом большой. Но я отдельно хочу. Предки строгие слишком. Типа того что это нельзя, то нельзя. Если что не по ихнему – прибить могут. И братаны типа туда же, тоже воспитывают. Отделиться хочу, короче.
– Чем занимаешься?
– Каменотес. В похоронном бюро типа памятники тешу.
– А у меня квартира есть, – самодовольным тоном произнес Санек. – Тачки только не хватает. Так что я здесь из-за тачки…
– Смотрите, как человек! – Катя указала на красноватую скалу в конце ущелья. Она словно нависала над ним.
– В самом деле! – воскликнул я. – Похоже на профиль злого старика. А та пещера – в виде ромба, в центре скалы, видите? – как прищуренный глаз. – Знал бы я тогда, какие события будут связаны с этой пещерой! – Наше ущелье напоминает мне китайские горные
пейзажи. А пейзажи у китайцев замечательные. Глаз невозможно оторвать, – взволнованно продолжал я. Всегда волнуюсь, когда говорю о том, что люблю. И всегда ругаю себя за восторженность. Вернее, не за восторженность – способность восторгаться я в себе ценю, – а за неспособность ее скрывать. – В умении писать пейзажи с китайцами и японцами никто в мире не сравниться. С какой изысканностью они написаны, с каким безупречным вкусом! – Катя смотрела на меня, не отрываясь, глубоким, загадочным взглядом. Я заметил презрительную улыбку Санька и замолк. Мне стало неловко за эту тираду. Никогда не стараюсь показывать свои знания, тем более с целью произвести впечатление. Я даже не понимаю, как можно уважать за знания. Человека можно уважать за многое, но только не за знания.
– Ну а вы, девчонки, как решились поехать? – спросил Санек. – Надеюсь, наш бригадир предупредил, что работа эта каторжная, крестьянская.
– Ну, ты скажешь тоже – каторжная! – с неудовольствием буркнул Костя.
– А я в деревне родилась, крестьянскую работу не боюсь! – засмеялась Катя.
– А сейчас где живешь? – расспрашивал Санек.
– Мы с Алисой из Таласа. Во Фрунзе в июле приехали. Поступать в пединститут. Не прошли, баллов не хватило, – весело рассказывала Катя.
– Я после школы тоже поступал. Провалился. Больше не пытался. Так вы в этом году
школу закончили?
– Нет, в прошлом… Домой решили не возвращаться. По сравнению с Фрунзе Талас – деревня.
– И русских там совсем мало, – добавила Алиса. – А во Фрунзе их большинство.
– Сейчас денег заработаем, снимем комнату, – продолжала Катя. – Будем готовиться.
Через год снова попробуем поступить.
– А сейчас где базируетесь? – спросил Костя.
– У моей тети, – сказала Алиса. – Только она уже намекать стала, что мы ей в тягость.
Санек закурил. Протянул пачку Кате.
– Будешь?
– Нет.
– Я вчера же видел, что ты куришь.
Костя, Антон и я с удивлением взглянули на Катю. Мы думали, что в бригаде курит лишь Санек. Она покраснела. Сказала тихо:
– Сейчас не хочу.
В небе уже сияли удивительно яркие звезды. Где-то ухал филин.
Костя вдруг произнес:
Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
– Пушкин? – спросила Катя.
– Вроде он.
– Ломоносов, – поправил я. – Да, лучше о бесконечности вселенной не скажешь! Стихотворение называется: «Вечернее размышление о божием величестве при случае
великого северного сияния».
И снова Катя одарила меня загадочным взглядом.
По профессии я преподаватель русского языка и литературы. Но по специальности уже больше года не работал. Нервная слишком работа. Трудился, где придется. Несколько раз увольнялся. Из-за начальников. Один заставлял лгать, два оказались хамами…
– Подъем в семь, – сообщил Костя.– Хорошо работается до солнца… Да, надо на завтра выбрать дежурного. Обязанности дежурного: встать на полчаса раньше, разогреть завтрак, разбудить остальных: вечером приготовить ужин… Ладно, на завтра дежурным я себя назначаю. Своя рука владыка. Потом будем чередоваться.
– А обед? – спросила Катя.
– Обедать будем на горе, по-спартански. С собой будем съестные припасы брать. Завтра, впрочем, здесь пообедаем, завтра у нас неполный рабочий день.
Приготовление ужинов Алиса и Катя великодушно хотели взять на себя. Мы проявили мужское благородство, не согласились: уставать-то все будут одинаково.
Мы затушили пламя. Девушки пожелали нам спокойной ночи и забрались в свою палатку. Я долго не мог уснуть. Все вспоминал те два Катиных взгляда.
3
Проснулся я от приятного воркованья. Костя хлопотал возле очага. Вершины гор были уже оранжево-розовыми. Он показал на двух птиц, похожих на голубей, но мельче и изящнее. Они сидели на яблоне.
– Горлинки. Здесь и дикие голуби есть. Видел одного.
Антон тоже встал. Остальных пришлось будить. После завтрака Костя достал из кармана сложенный вчетверо договор и бережно развернул.
– Некоторые моменты хочу напомнить… «Трудовое соглашение №44… Бригада сборщиков в лице поименованных ниже обязуется проработать в Киргизской конторе Лекраспром на сборе эфедры горной хвощевой с 8 августа по 15 ноября 1981 года в качестве сезонных сборщиков…» Так… «Участок Ыссык-Су»… Так, дальше… «Обязуется… Соблюдать трудовую дисциплину, выполнять и перевыполнять… Бережно относиться к имуществу конторы… Срезанную зфедру бригада сдает…» Так, так… «Всего 18 тонн …»
– Не накосим мы столько, – прервал Санек.
– Почему же? По три тонны на брата. За три-то с лишним месяца? Ну, а если не выполним план, никто же нас не расстреляет. Оплата сдельная, только меньше бабок получим.
– Чур, каждый за себя. Сколько накосил, столько получил.
– Так всегда и делают… Про оплату. «Заготовитель обязуется оплатить по цене 300 руб. за каждую тонну эфедры горной, упакованной в…» Так, это понятно… А, вот: «В случае обнаружения на приемных пунктах в сдаваемой затаренной эфедре примесей: камней, древесины или других видов растений виновные сборщики несут материальную и… – он поднял палец, – …уголовную ответственность». Когда будем чикинду сдавать, каждый десятый мешок вспорют, проверят. На наличие посторонних предметов. Был же случай: один умник для веса камни в середину мешков положил.
– И что? Его судили? – спросила Катя.
– Да нет. Замдиректора, Степан Фокеевич, покричал только. Зам – мужик неплохой. Ну и на работу больше не брали, конечно.
– Дай-ка взглянуть, – сказал Санек.
– У тебя же есть копия договора. Всем же дали.
– Ты думаешь, я его читал? – Санек пробежал глазами договор. Хмыкнул.
– Мартышихин Антон. Подходит. В школе Мартышкой звали? Так? – Антон нехотя кивнул.
– Каратеев Олег. – Санек перевел глаза на меня. – Татарин, что ли?
– Русский, – ответил я сухо. Бесцеремонность всегда меня коробит.
– Это дворянская фамилия. Сосед Тургенева по поместью был Каратеев,
Удачи тебе и Здоровья. Виктор.