Смерть в ущелье Ыссык-Су

бинт, потом еще. Наконец, кровотечение остановилось. Решили, что ей надо идти домой. Алиса выглядела такой несчастной и беззащитной, что я хотел  проводить ее до палатки. Но все же передумал: после объяснения мне тягостно было  ее общество. Алиса стала спускаться. Я продолжил работу.

В  этот  день  я  сделал  семь  мешков.  Установил  личный  рекорд.  Спускать  столько
мешков было нелегко. Но ни один не укатился, не порвался.

К палаткам Костя с Катей и я подошли почти одновременно. Возле очага стояли две бутылки водки. Одна –  наполненная на треть, другая – не откупоренная. Рядом валялась пустая бутылка. На газете лежала закуска: шпроты, колбаса, сыр, свежий хлеб. Из нашей палатки доносилось храпение Санька. У входа стояли две новые кастрюли, одна в другой. В маленькой палатке послышалось какое-то мычание. Из нее, глядя перед собой совершенно бессмысленными глазами,  вылезла на четвереньках лохматая Алиса. На ней была лишь майка. Катя ойкнула. Костя присвистнул. Катя быстро подошла к ней и затащила обратно в палатку. Затем зашла в нашу и стала тормошить, не особенно церемонясь, Санька. Вид у ней был рассерженный.

– Ты что с ней сделал, а? – повторяла она.

Санек сел. Пробормотал:

– Все по… обоюдному согласию…

– Зачем ты ее напоил? Она вообще не пьет!

–  Тощая слишком…  потому и вырубилась… Сама она захотела…

– Не ври.

– Прихожу, смотрю – сидит, ревет… «Какие проблемы?» – спрашиваю. – «На душе  плохо», – говорит… – «А я лекарство принес! – Водяру достаю. – Сразу хорошо станет». Выпили... Реветь перестала… Потом только успевал подливать..
.
– А дальше что было?

– А что бывает, когда пьяный мужик и пьяная баба вдвоем?.. Тут без вариантов…

Все помолчали.

– Она что, палец сломала? – спросила Катя.

– Да нет, на работе порезалась, – пояснил я.

– Продолжим! – Санек с трудом поднялся. – Водяра еще есть, одна бутыль, шпроты… Тебе, Катюха, конфеты, сигареты, как заказывала… Алиске пряники купил… Я все ваши заказы выполнил!..

– Кастрюли никто не заказывал, – заметил Костя.

– Это я себе. Может, на свой участок перебазируюсь. А то ходить далеко… Прошу к столу!..

Он проковылял к камню, плюхнулся прямо на землю, разлил водку. Все, включая Катю, выпили. Потребности в алкоголе я не ощущаю, но за компанию, как говорится, могу выпить.

– А по какому поводу застолье? – спросил Костя.

– Повод еще тот! Мумие я нашел! Сколько – не скажу. А я знал, что найду. Первые бабки уже за него поимел. Сдал в аптеку в На… – Он вдруг осекся. Видимо, понял, что сболтнул спьяну лишнее.

– В Намангане мумие принимают? – удивился Костя. – И почем?

– Э, нет, – Санек приложил палец к губам. – Военная тайна. Молчу как партизан.

Он откупорил третью бутылку. Выпили еще.

Пришел Антон. С удивлением и осуждением оглядел нас.

– А где Алиса?

– Напилась Алиса, – сказал Костя.

– Типа напилась? Она же не пьет.

– Это он ее напоил, – сказала Катя и показала пальцем на Санька.

– Пока мы на работе были – мы с Катей, Олег, – они тут гуляли, – добавил Костя.

Санек осклабился.

– Все по обоюдному согласию… И бухали, и все…

Антон метнул на него злобный взгляд, быстрыми шагами подошел к маленькой палатке, заглянул внутрь. Медленно вернулся к нам.

– Присаживайся… Выпьешь, Антоша?.. – обратился к  нему  Санек.  Первый  раз  он
назвал Антона по имени.

– Типа не пью, – процедил тот.

– Ну, поешь тогда, – сказала Катя. – Ты же голодный.

– Не хочу.

– Забыл, что ты у нас… праведник… – усмехнулся Санек. – Смотри, Антоша, упустишь так все... Жизнь мимо… пройдет… От души говорю, Антоша…– Антон стоял и слушал с мрачным видом. – От жизни побольше надо урвать… И побыстрее... Она у нас одна… Другой не будет… Сказки про… загробную жизнь забудь. – Антон вдруг повернулся и пошел вверх по ущелью. – Ты это куда, Антоша?.. – крикнул вслед ему Санек. – Компанию нашу… не уважаешь?..

Антон не ответил.

– А классную ты речь толкнул, Санек. Цицерон, не иначе! – похвалил  Костя, пьяно улыбаясь.

Катя громко засмеялась. Он неодобрительно покосился на нее.

– Тогда выпьем...

Мы чокнулись пластмассовыми стаканчиками.
Катя раскраснелась, похорошела еще больше. Часто смеялась. Но смех был натянутым. То и дела бросала на Костю вопросительные взгляды. Костя на нее не глядел. Видимо, между ними произошла размолвка. Не скрою, я был рад.

Допили водку. Санек сильно опьянел. Мы с Костей затащили его в палатку. Он захрапел.

Погода портилась. Задул холодный ветер. Темные тучи затянули все небо, накрыли вершины гор.

Возвратился Антон в сумерках. Когда уже легли спать, Санек внезапно проснулся и самодовольно промямлил:

– Прикиньте… До меня… у Алиски точно… мужиков… не было…

Антон возмущенно засопел.

– Одно… плохо… – бормотал Санек. – Такие потом… липнуть начинают... Не отвяжешься….  Думают, дуры…  если ты у них… первый… значит теперь их… на всю жизнь...

– Это точно, – поддакнул Костя. И засмеялся: – Теперь ты как истинный джентльмен обязан сочетаться с ней браком.

– Ага… сейчас… – пьяно хохотнул Санек. – Завтра  же… сочетаюсь…  Да она мне… на фиг не нужна… Долговязая… Жена – выше мужа? Не-е… Костлявая… Коленки выпирают... Не люблю…  таких...  И готовить она не умеет... Вообще ничего… не умеет… Только книжки читать… Да и… не собираюсь я… пока… себя окольцовывать…

– Э-эх! – выдохнул Антон.

Вскоре Санек снова захрапел. Я долго не мог заснуть. Антон тоже все время ворочался. Засыпая, я слышал, что пошел дождь.

Утром он продолжался. Оказалось, что наша палатка протекает в двух местах. Пришлось поставить миски. Дождь закончился к обеду. Небо расчистилось. Засияло солнце. Вынесли вещи сушить. У девушек палатка не протекла. На работу не пошли. Антон был угрюм, совсем замкнулся в себе. И Катя была грустной. Костя с ней почти не разговаривал.

Алиса вышла только к ужину. Подавленная. Точнее сказать, раздавленная. Голову опустила, ни на кого не глядела. Села рядом с Саньком. Он самодовольно улыбнулся. Все проявили деликатность: делали вид, что ничего не произошло, избегали говорить о вчерашней попойке.

Такой же она была на другой день за завтраком. Как и вчера, не произнесла ни слова. Меня Алиса вообще обходила стороной. На работу она отправилась  с Саньком.

А Катя вернулась с работы одна.

– Костя пошел на разведку, – объяснила она.

Пришли Санек и Алиса. Она держала его за руку. Весь вечер Алиса льнула к нему. Один из героев Достоевского говорит – примерно, – что на свете нет более доверчивого и беззащитного существа, чем русская девушка. Как это верно!

Пришел Антон. Кости все не было. Катя заволновалась, с тревогой поглядывала на тропинку, которую мы уже успели протоптать, на горы. Наконец, явился и он, с повязкой на руке. Сказал, что упал.

– Я тебя одного больше не пущу! – воскликнула Катя. – Ты же сам говоришь: нельзя по горам одному ходить!

– И много разведал, бригадир? – спросил Санек.

– В соседнем урочище чикинда есть. Но машина туда не подъедет.

9
         
В воскресенье мы отдыхали. Встали поздно. Алиса – позже всех, хотя и была дежурной. Никак не могла разжечь костер. Санек, ворча и бранясь, взялся ей помочь.

– На фиг ты такие бревна наложила? Толстые – потом… Хворост вот этот давай. Сюда клади. Да не сюда! Откуда у тебя руки растут?

Огонь  загорелся, но девушка была доведена до слез.

Сели завтракать. На сыпец, недалеко от нас, с противоположного склона спикировала, со свистом рассекая воздух, стая кекликов. Они с озабоченным квохтаньем стали подниматься вверх по склону.

– По горам они только снизу вверх ходят, – заметил Костя. – А летают сверху вниз – пикируют. Летать по-настоящему они не любят. Да и не очень умеют. Как курицы.

– Они и кудахчат как курицы, – сказала Катя. И добавила с плотоядной  улыбкой:  –  И,
наверно, такие же вкусные.

– Да. Если не вкуснее. Они же куропатки. Каменные куропатки.

– Эх, ружья нет! – вырвалось у Санька. – До фига здесь дичи. Кеклики, голуби, горлинки…

– Здесь должна и покрупнее дичь водиться, – сказал Костя. – Сурки. Горные козлы. Элики.
– Элики? – переспросила Катя.

– Элики. Косули иначе.

– Ружья нет! – вздохнул Санек и стукнул себя кулаком по колену.

После завтрака Костя подошел ко мне.

– Олег, разговор есть.

Мы отошли подальше от палаток. Сели на камни. Молчали. Я глядел на горы. Хребет по ту сторону дороги удивительно напоминал стегозавра. Могу смотреть на линии хребтов бесконечно. Горы и море – вот мои стихии.  Величественные, грозные. Пейзажи среднерусской полосы меня не вдохновляют. Хотя родился я в РСФСР. Слишком они умиротворенные, слишком позитивные.

– Я ведь тоже сюда за мумием приехал, – сказал вдруг Костя. – Чикинда – это, в общем и целом,  отмазка. Как Санек говорит. – Он притронулся к своей повязке. – Это я за мумием  вчера полез и навернулся. На несколько минут сознание даже потерял. Хорошо хоть, что в пропасть не скатился. А мог бы! Повезло. – Он помолчал. – Рисковое это все же дело. Особенно если один собираешь. Тут напарник ужен. – Костя посмотрел на меня. – В общем. Олег, у меня к тебе деловое предложение. Давай вместе собирать. Все, что найдем, – пополам. Как ты на это смотришь? – Заметив, что я колеблюсь, добавил: –  Быстро на дом накопишь.

– Я согласен.

– Ну вот и славно. Если кто спросит, скажи, что чикинду разведываем.

Я вздохнул.

– Я не умею обманывать. – Всегда мне стыдно в этом признаться. Я даже чувствую себя в чем-то виноватым. – У всех людей есть свои причуды. У меня вот такая причуда, –  добавил я в свое оправдание.

Да, я испытываю ко лжи непреодолимое органическое – может, даже  генетическое – отвращение.

Несколько секунд Костя молча смотрел на меня. Словно хотел убедиться, что я не шучу. Обычная реакция. Если не считать раннего детства, я обманул четыре раза. В университете. Чтобы не подвести группу. Во время сталинских репрессий на допросах перед честными, интеллигентными людьми вставала не раз дилемма: или отрицать, что они слышали от такого-то «контрреволюционные» разговоры – которые, действительно, были, –  то есть солгать, или оставаться честными до конца и стать таким образом  доносчиками, погубить человека. Они выбирали первое. Я на их месте поступил бы также.
Насколько все же легче  было бы жить в обществе, в котором все говорят правду. Сколько государственных служб можно бы было упразднить. И так мало для этого надо: внушить лишь каждому ребенку в раннем возрасте, что обманывать нельзя, что это табу. Как мне родители внушили. Только и всего! И жизнь человечества изменилась бы.

– Хочешь сказать, что  в институте ни разу не списывал? – недоверчиво спросил Костя.

– Ни разу. Ни в институте, ни в школе.

Он помолчал. Вздохнул.

– Ладно, принимаю твое условие. Будем кристально честными!.. Да и Катька может проболтаться… Так может сегодня и приступим?  –  Он  посмотрел  на  скалу  с  ромбовидной пещерой. – Хочу я в ту пещеру слазить. Мумие бывает под камнями, в трещинах, но больше всего его в пещерах… Манит она меня, можно сказать. С первого дня. Что-то мне подсказывает, что есть там мумие… Но это будет непросто. Я уже примеривался. Скала реально отвесная. На вершине торчит камень. К нему прикреплена веревочная лестница. Свисает до