Смерть в ущелье Ыссык-Су

переменить тему.

Костя притащил с работы целый сноп сарымсака – дикого лука.

–  На  подножный  корм  нам  надо,  по  возможности,  переходить,  –  сказал  он. – Пользоваться, так сказать, бесплатными дарами природы. Сарымсак, грибы… Много здесь джусая. Это дикий чеснок. 

Сарымсак мы пожарили. Довольно вкусное блюдо получилось.

6

В воскресенье решили сделать выходной. Утром занялись всякими хозяйственными делами, чинили мешки, одежду, стирали. Санек решил постирать свитер. По ночам он служил ему подушкой. Развернул его и крякнул. Из складок выпал скорпион и проворно побежал из палатки. Санек затоптал его. Покачал головой.

– Это что, я на скорпионе спал? – И длинно и витиевато выругался.

– Сквернословие – это грех, – наставительно произнес Антон. – Типа пресвитер  говорит, все одно что богохульство.

– Замолкни, а? – отмахнулся Санек.

День выдался замечательный. На небе – ни облачка. Иногда ласково  обдувал слабый ветерок. На яблоне заливался соловей. В конце ущелья время от времени коротко, мелодично и загадочно кричала иволга. Что-то завораживающее есть в ее крике. Готов слушать иволгу  снова и снова.

Алиса устроилась в тени под яблоней и часа два читала толстую книгу. Обедала  она  в
мечтательной  задумчивости.

– Где мыслями витаешь, Алиса? – жизнерадостно поинтересовался Костя. – Спустись на землю. Смотри, какая красота кругом!

Девушка встрепенулась.

– Над прочитанным думаю. Сейчас Гюго читаю. «Отверженных». Очень нравится!

– Это его лучший роман. Великий роман, – сказал я. Алиса с признательностью взглянула на меня.

– Девушкам это…  такие книги читать вредно, – заявил Антон.  – Там разврат один, типа того.

Алиса удивленно подняла белесые, едва заметные брови.

– У Гюго – и разврат? Да ты хоть его читал?

– Не читал и это… не собираюсь. Я только эту… короче, Библию только читаю. – Он вдруг вскочил. Глазки его вспыхнули. Крючковатые пальцы нервно подрагивали. – Библию надо читать, короче! Только ее!

– Я бы почитала, да где ее достать, – негромко сказала Катя.

– Короче, у нас ее это… не выпускают. Правду всегда боятся. Хорошо еще, что у нас дома сохранилась. Типа царского времени еще... Пресвитер говорит, в Библии как бы больше мудрости, чем это… в других типа книгах вместе. – Он повернулся ко  мне.  –  Вот  типа  того
что великая книга! Пресвитер говорит, только в ней истина и эта…  и духовность. – Он испепелял меня взглядом. – Короче! Человек должен как бы стремиться к истине и это… к этой… к духовности. На то он и человек, типа того что!  Пресвитер  учит,  непозволительно…
ну, этими… земными желаниями только жить непозволительно. Короче, не единым как бы хлебом жив человек! –  Антон сел с торжествующим видом. Наверно, считал, что доказал свое духовное превосходство надо мной.

Я не выдержал:

–  Я  постоянно  ищу  истину,  вижу  в  этом  главный  смысл  жизни.  С  детства  читаю
книги – художественные, философские. Стараюсь приобщиться к высшим достижениям человеческого духа. – Санек фыркнул. И даже Костя усмехнулся.– В литературе, музыке, живописи, философии. Именно в этих достижениях истинная духовность. И ты, человек, не читающий книг, призываешь меня к духовности! Разве это не комично? – Выпалил я это, и мне тут же стало стыдно. На Катю я боялся взглянуть.

– Пресвитер… – начал было Антон.

– Ну что ты все: пресвитер да пресвитер, – перебила его Алиса. – У тебя свои-то мысли есть, Антон?

«Нелепо выглядит человек, проповедующий истину, которую он не сам выстрадал», – хотел я добавить, но промолчал.

– Антон, мы все тут взрослые люди. Не надо нас учить, – произнес Костя.

– Да он уже достал своими проповедями, – буркнул Санек.

Антон отхлебывал чай и отмалчивался.

После  обеда девушки пошли к пруду искупаться. Антон тоже куда-то отлучился. Все вместе собрались за обедом. Антон выглядел смущенным.

Алиса посмотрела на него и презрительно бросила:

– Извращенец! – И пояснила: – Он за нами, когда мы купались, подглядывал!

Антон стал пунцовым.

– Да это же несмываемый грех! – хохотнул Санек. – А еще святую книгу  читаешь. А еще проповедуешь.

– Как раз в Библии упоминаются Сусанна и старцы, которые за ней подглядывали, – добавил я в шутку. – Так для старцев та история плохо кончилась.

Антон вскочил и скрылся в палатке.

– Ладно, Антон, выходи! Суп остынет, – засмеялась и  Катя. – Мы тебя прощаем.

Тот не отозвался и не вышел.

Не могу уяснить свое отношение к Антону. Иногда  он мне симпатичен.  Когда  краснеет, например. Иногда неприятен. Суть его от меня ускользает. Удивляют перемены в его поведении. То говорит медленно, тихо, двигается заторможено, то речи и движения становятся стремительными, какими-то лихорадочными.

Катя и Костя сказали, что пойдут погулять. Вернулись к ужину. Мы долго сидели после ужина за своим столом, смотрели на звезды, беседовали на разные темы.

Заговорили и о школе.

– Мне кажется, Олежек, ты своих учеников не ругал, – сказала Алиса.

– Да, старался только методом убеждения воспитывать. Голос на них не повышал, чувство собственного достоинства не задевал. Держался с ними как с равными. И они…

– Был у нас в школе подобный мямля, – перебил меня Санек. – Чего только мы на его уроках не вытворяли!

– На моих уроках дисциплина была. Ученики мое отношение к  ним  ценили.  Уважали.
И знали, что, если надо, я могу быть твердым, требовательным. Но без крика.

– Что, действительно ни разу не прикрикнул? – удивился Костя.

– Раза три сорвался, – вздохнул я.

– Довели, значит, –  понимающе кивнула головой Алиса.

– Вообще-то я им многое прощал. Кроме двух вещей: лжи не терпел и когда ученики обижали учениц. Объяснял, что девочек надо уважать, что настоящий мужчина не способен оскорбить девушку. – Санек фыркнул. Алиса глядела на меня с ласковой задумчивостью. Катю слушала рассеяно, больше поглядывала на Костю. – Это срабатывало. Все хотят быть настоящими мужчинами.

– Были бы в моей школе такие учителя! – воскликнула Алиса.

– Есть два сорта дураков. – желчно заговорил Санек. – Одни – просто дураки, дураки от рождения. Другие – дураки идейные. Вот ты – из таких дураков. Книг начитались и думаете: все знаете? Ни фига вы не знаете. Жизнь-то совсем другая, чем в книгах написано.

Он встал и пошел к палатке. Все стали расходиться.

Мы уже улеглись спать, когда Санек заговорил снова.

– Не хотел при девках дискуссию разводить... Говоришь, настоящий мужчина уважает, то да се? Вот именно настоящий мужик баб всегда на место ставит. Показывает, кто главный. И бабы таких уважают и любят. Именно за это. Ты слушай, в книгах такое не прочитаешь. Крутых мужиков бабы любят. Крутых и естественных, с живой душой. Которые как чувствуют, так и живут. Без заморочек. С такими именно бабам интересно. Наблюдать им интересно, что в душе у мужика творится. Согласен со мной, бригадир?

– От и до, – сонно пробормотал Костя.

– Сама природа так определила, что мужик выше стоит. – продолжал рассуждать Санек.

– Пресвитер типа учит, что все люди равны, – сказал Антон.
– И ты туда же? Пресвитер тебе наговорит! Нет никакого на фиг равенства. Ни между мужиками и бабами, ни вообще среди людей. Каждый хочет повыше залезть. И ты, и пресвитер твой. Все друг с другом за место повыше бодаются. И кто сильнее, кто борзее, тот и выше. Человек человеку волк. Так же, бригадир?

– Все, спим, – проворчал Костя. – Завтра трудовые будни начинаются.

7   

Когда на следующий день мы с Алисой лезли на гору, она сообщила:

– А Катюша мне призналась, что в Костю влюбилась. Она влюбчивая. Катюша от меня ничего не скрывает… Только ты, Олежек,  никому не говори. Она мне по секрету сказала.

С работы Катя с Костей пришли возбужденные. Она то и дело бросала на него пламенные взгляды. Он выглядел удовлетворенным и горделивым. У меня сердце сжалось.

Санек опять был в плохом настроении. Молча съел суп. Попробовал чай и процедил, ни на кого не глядя:

– Это чай что ли? Чай должен быть горячим и крепким. Барчук сегодня дежурный? Заварки пожалел что ли?

Я, действительно, был дежурным, но не сразу понял, что он говорит обо мне.

– Нормальный чай, – сказала Алиса.

– Не надо меня так называть, – произнес я вполне миролюбиво.

– Как хочу, так и буду называть.

Я постарался сказать спокойно:

– Это касается меня. Значит, последнее слово за мной.

Санек лишь фыркнул.

За завтраком он  вдруг спросил меня:

– Так ты и Библию читал, Барчук?

Санек, наверно, не может жить без того, чтобы кого-то не дразнить. Он, похоже, переключился с Антона на меня.

Я посмотрел ему в глаза. Очень спокойно произнес:

– Я же просил так меня не называть.

– Да мне по фиг, что ты попросил.

Сердце забилось сильными редкими ударами.

– Говорю последний раз: так меня не называй.

– А то что? – недобро усмехнулся Санек.

Я промолчал.

Санек и Антон опаздывали на ужин постоянно. Костя встречал их словами:

– Хвалю за ударный труд!

Санек что-то бурчал в ответ. Он все время был недовольным, даже злым.

Однажды они отсутствовали особенно долго.

– Пойду полюбуюсь, как наши стахановцы трудятся, – сказал Костя после ужина.

Вернулся он через полчаса, вместе с Антоном. Костя выглядел несколько обескураженным.

– Антон  – молодец. Вот это, я понимаю, трудовой энтузиазм! – Он похлопал Антона по
плечу. – Он точно больше всех чикинды сдаст. А Санек – сачок. Только одну маленькую  кучку наложил. – Катя хихикнула. –  Сейчас его там вообще нет. Кричал-кричал – не докричался.

Катя налила Антону супу. Все продолжали сидеть вокруг нашего каменного стола. Наконец, явился Санек, усталый, хмурый, в испачканной одежде. Катя налила и ему.

– На змею сегодня наступил, – сказал Санек и выругался. – Ботинок спас. – Он был в высоких ботинках из толстой кожи. – За него несколько раз тяпнула – тук-тук. Не прокусила. Свиная кожа! Жаль, не убил. Успела уползти.

– Может, теперь осознаешь, что одному в горах нельзя, – наставительно произнес Костя.

– Я заговоренный, – отмахнулся Санек.

– А где  ты был, кстати? На участке я тебя не видел.

Санек молча ел.
– Это что за работа? Одну  жалкую кучку сделал…  Антон  и Олег новички, а куда больше тебя нарезали…

– У Барчука участок самый лучший.

– У кого? – спросил я.

Санек вскинул на меня наглые глаза.

– У тебя, у Барчука!

Словно что-то взорвалось во мне. Что было дальше, не помню. Когда я пришел в себя, я стоял над Саньком, сжимая кулаки. Он полулежал на земле, испуганно тараща на меня глаза. Справа от него валялись ложка и перевернутая миска. Слева – несколько каких-то темно-коричневых, слабо блестевших  камушков. Видимо, выпали у  Санька  из  кармана  при падении.

Я вернулся на свое место. Костя и Антон глядели на меня с удивлением, Алиса – с восхищением. А Катя одарила меня одним из тех своих загадочных взглядов, которые я никогда не забуду. Давно она на меня так не смотрела.

– Какие мы нервные, – не очень уверено сказал Санек, поднимаясь. Очевидно, чтобы хоть что-то сказать, чтобы показать, что ему все нипочем.

Больше он меня Барчуком никогда не называл.

Всегда я оказываюсь победителем. Когда мужчина бросает мне вызов, жизнь словно обретает иное измерение. Я погружаюсь в эту борьбу.