примет вас, и на ней родится новый человек, чисты – родитесь новые вы, так вы заслужите бессмертие!
Отец Роб поднял руки к небесам, резня внизу стихла, и он выключил куб. Кто-то догадался подняться в Дом правды и унести оттуда бедную девушку, там лежал лишь горевший до сих пор Верховный жрец. Отец Роб посмотрел на людей, преклонивших голову перед ним. Роб внутри него неистовствовал, взывал к нему, умирая, навсегда.
Поднимите убитых и похороните их, как вашего друга, как вашего сына, вашу дочь, жену, брата, мужа. Это ваш народ, это вы, и вы уже принесли достаточную жертву на все века, запомните это!, отец Роб сделал жест рукой, он не знал, откуда он его знает, но толпа встала и повиновалась его воле.
Рич стоял внизу и смотрел на отца Роба, он плакал, понимая, что его друг умер, так говорило его сердце, но разум понимал эту жертву друга, его жертву для всех.
Отец Роб смотрел прямо перед собой, черная пелена заволокла его глаза, а в сердце горели милые образы Мэй и Лиз, он видел ее ребенка, ее дочь, он видел и внутри себя. Его глаза больше не видели смерть, но они и не видели пока жизнь, как она будет, что будет с ними, не готовыми жить иначе, обязанными жить иначе.
33.
Раздался страшный треск, и в воздух взметнулись глыбы льда. Река загудела, что-то внутри нее рвалось наружу, рядом раздался еще взрыв льда, потом еще, еще, по цепной реакции разрушая ледяную стену. Сквозь мутные серые облака проглянуло солнце, земля жадно впитывала энергию космоса, отовсюду на берег реки повылезали животные с гибкими змеевидными телами, не решаясь далеко отползти о своего убежища.
К берегу медленно подошли трое людей, двое держали длинные палки, на концах которых был острый трезубец, третий нес тяжелый багор. Они остановились у самого берега и стали ждать, нервно поглядывая на пятна воды в ледяной мозаике, уплывающей вниз по течению, река ожила. Люди были одинаково одеты, в темные, цвет различить было сложно, штаны и куртки из кожи, на голове тугая вязаная шапка толстой вязки, а лицо прикрыто морским шарфом. На ногах у каждого были сапоги выше колена, разного цвета и размера, двое слегка похрамывали от неудобной обуви.
Лето в этом году раннее, сказал один, самый высокий, жмурясь на солнце.
Ты прав, Кир, ответил ему второй. – может запасем в этом году побольше жира на зиму.
Хватит болтать, резко ответил третий с багром. – Смотрите в оба, а то утащит в воду.
Наш умный Сорок первый как всегда прав, сказал первый, кого назвали Киром. – Не будем злить его, Тридцатый, а то ведь он нас огреет этим багром.
Все трое рассмеялись, Тридцатый увидел какое-то движение в реке и положил свой трезубец на мерзлую землю. Кир сделал тоже самое и пригнулся, в реке что-то двигалось, не было видно что, но лед вздыбливался и опадал, перекатываясь волнами.
Идет, прошептал Сорок первый и спрятался за обледеневшим камнем неподалеку.
Змеевидные животные бросились в свои норы, и на берег вылетела огромная льдина, за ней выскочила толстая тварь с бочкообразным телом, мощными лапами и клиновидным хвостом, бьющим от ярости во все стороны. Ее хищная пасть с длинным рядом острых зубов, раскрылась в предвкушении атаки, она видела своих жертв, она учуяла их еще до выхода из реки. Уродливая голова с вытянутой вперед челюстью, без видимых ушей, с черными горящими глазками, только от одного ее вида можно было остолбенеть от ужаса. Тварь бросилась на лежащих на земле людей, первым вскочил Кир, выставив вперед свой трезубец, уперев его другим концом в землю, следом вскочил Тридцатый, когда тварь уже прыгнула на них. Трезубец Кира вошел твари сразу же после длинной шеи, Тридцатый попал в брюхо и повалился под тяжестью бьющегося от боли ярости тела. Тварь пыталась дотянуться до Кира, прижав его своим телом, лязгая зубами прямо перед его лицом, из-за укрытия выскочил Сорок первый и что есть силы ударил багром по голове твари, потом еще и еще, пока животное окончательно не сдохло.
Ты как там, живой? – спросил Кир, вытаскивая вместе с Сорок первым Тридцатого из-под туловища твари.
Хорошо она меня приложила, ответил Тридцатый, с трудом вставая на ноги.
Кир пощупал его, переломов не было, Тридцатый все еще покачивался, но быстро приходил в себя.
Мы ее не утащим, смотри, какая жирная, покачал головой Сорок Первый.
Надо хотя бы от реки оттащить, а то набежит еще, сказал Кир.
Он отдал трезубцы Тридцатому, Сорок первый глубоко воткнул багор в тело животного, и они вдвоем потащили тушу по скользкой земле. Протащив несколько десятков метров, они остановились, чтобы перевести дух. С этого места не было видно реки, их скрывали огромные камни, беспорядочно наваленные друг на друга, самый большой висел над всеми на непонятном постаменте, норовя свалиться вниз. Они сели отдохнуть, Тридцатый достал из поясной сумки несколько галет из коричневой муки, так они называли сушеного измельченного червя, перемешанного с семенами горных трав и сушеным мхом. Они ели медленно, старательно прожевывая каждый кусочек, заедая сухую галету пригоршнями снега.
Над их головой за облаками раздался рев двигателей и отзвуки разорвавшегося неба. Все трое подняли голову вверх, долго слушая, как стихает рев, все дальше удаляясь от них на запад.
Как думаешь, Кир, начал говорить Тридцатый, но подавился кусочком галеты. Прокашлявшись, он продолжил. – Как думаешь, там кто-то есть на этом корабле?
Да, должны быть, ответил Кир. – В том корабле, что мы нашли в горах, были комнаты для пилотов.
А я думаю, что никого там нет, сказал Сорок первый. – Всем управляют роботы, типа наших в шахте.
Но у нас все сломалось, пожал плечами Тридцатый. – Почему ты думаешь, что у них не так же?
Так или иначе, но они летают, а мы нет, решил закончить бесконечный спор Кир. ¬ Я думаю, что надо опять сходить на шоссе, может они найдут нас.
А зачем нам это? А если они нас найдут и всех перебьют? ¬С сомнением спросил Сорок первый. – Сходить, конечно, надо, кто его знает.
Я тоже пойду, обрадовался Тридцатый. – Я хочу увидеть шоссе.
Хорошо, нам руки нужны, думаю, что за зиму наш памятник разрушился, сказал Кир. – Надо еще пять-шесть таких чудовищ, и можем идти, остальных перед зимой наловим, пока еще лед не встанет.
Да, тогда они еще жирнее, ¬ Сорок первый пнул ногой в туловище мертвой твари. – И как они не замерзают там, не понимаю. У нас то в шахте колотун дикий.
Под водой тепло, сказал Кир. – Если верить книгам, то там внизу есть теплые течения, а такая тварь может сама пробить себе лед, чтобы набраться воздуха и обратно на дно.
Да, Кир, чтобы мы делали без тебя, никто ж эти книги и читать не хочет, засмеялся Тридцатый. – помнишь, как их хотели сжечь?
Помню, Кир подернул плечом, вспоминая старую рану от топора, когда он и Тридцатый защищали библиотеку, если бы не подоспевший Сорок первый с другими ребятами, их, наверное бы, изрубили на куски. – И откуда в них столько ярости?
Ты на святых людей не лезь, не надо, серьезным тоном ответил Сорок первый. – Нам с ними жить дальше, у них власть над умами людей.
У них власть над умами зверей, у человека должен быть свой разум, возразил Тридцатый.
Вот хорошо, что это слышала она, эта тварь не проговорится, вздохнул Сорок первый. – Что разговоры вести пустые, потащили дальше.
Погоди, Кир подошел к Тридцатому, похлопав парня по плечу. – Давай мы запишем ее на тебя, ты же должен отдать калым за Девяносто седьмую?
Отличная идея! – обрадовался Сорок первый. – Мы с Киром уже не молоды, а вам надо жить дальше. Кир, ну ты голова!
Спасибо, друзья! – Тридцатый обнял их. – А то мне ее отец так и сказал, не принесешь, отдам за Пятого.
Да ну к черту, у него и так уже пять жен! – возмутился Сорок Первый.
А как она себя хочет называть? Ты сам то имя выбрал? – спросил Кир Тридцатого.
Да, выбрал. Я хочу быть Тор, а она хочет стать Ора. Мы уже так друг друга и называем, когда никто не слышит.
Слышат, у нас в шахте все слышат, ты каждую секунду как на ладони перед всеми, покачал головой Сорок первый. – Свобода она только здесь, но здесь и наша смерть.
Сорок первый прав, но черт возьми! – Кир улыбнулся. – Как ей идет это имя, можно, я назову ее при встрече, никто не услышит?
Она будет рада, закивал Тридцатый. – Она тебя, и тебя, Сорок первый, она вас всех любит.
Вот и ладно, но на вашей свадьбе я спою, уж простите, сказал Сорок первый, Кир и Тридцатый захохотали. – Это вы пока смеетесь, а как начну петь, так плакать будете!
Над космодромом взорвалось небо. Огненный вихрь ударил в землю, превращая весь накопленный за долгую зиму снег в потоки воды, веселой волной поднимающиеся под столбом пламени посадочных двигателей. Корабль сел на положенное место, выдыхая из себя последние языки пламени. Через несколько минут все стихло, лишь вода продолжала течь по одному ей понятному маршруту, уходя далеко по замерзшим каналам.
К кораблю подъехало шесть машин. Из кабин стали выходить маленькие люди, одетые в темно-синие комбинезоны. Они выстроились около грузового отсека корабля, выставив тележки перед собой. Зашипел шлюз, и грузовой отсек медленно открылся. Из внутренней части корабля выдвинулась лифтовая плита, плавно опустившись на поле. Маленькие люди с тележками организованно заехали на нее, остальные остались ждать на поле. Лифт поднялся, и люди с тележками скрылись внутри корабля.
Зашипел шлюз пассажирского отсека, дверь открылась не сразу, застряв на полпути. Затем опустился трап, и на поле космодрома спустился высокий человек в скафандре, он шел медленно, каждый шаг давался ему тяжело. Человек подошел к группе маленьких людей, из которых вышел один, самый высокий.
Приветствую тебя, большой человек D, сказал маленький человек.
И я тебя приветствую, ответил капитан D на языке Каткьюба, делая приветственный жест рукой. – Я тебя помню, ты Тринадцатый, верно?
¬ Да, это я, ответил Тринадцатый. – Долго вас не было, видишь, сколько мы накопили для вас бочек?
Да, и спасибо вам, сказал капитан D, он повернулся к грузовому отсеку, где маленькие люди под руководством сержанта JF разгружали паллеты с серыми брикетами. – Я вижу, вы нашли склад, теперь вы одеты верно.
Да, мы нашли склад. Мы теперь починили почти все машины, больше в ректор никто не ходит, почти не ходит, ответил Тринадцатый. – Ты же читал мой дневник?
Конечно, много раз.
Мы теперь работаем как надо, правильно, сказал Тринадцатый, он старался говорить проще, чтобы большому человеку было понятнее, как много бы он хотел сказать, но сейчас его мысли были только о Кире.
Вот, здесь ее последняя жизнь, капитан D верно понял его вопросительный взгляд, протянув Тринадцатому коробку с модулем памяти и ламинированную больничную карту, в которой Кира оставила последнее послание домой. – Она умерла, прости. Вы не можете жить на нашей планете, вы умрете, прости.
Я знал это, ответил Тринадцатый, но руки его дрожали. Он открыл карту и прочитал послание. Тринадцатый отвернулся, став спиной ко всем, он плакал.
К нему подбежал другой человек, взяв из рук коробку и карту. Он пробежался глазами по листу и стал трясти Тринадцатого за плечи. К ним подбежали остальные, желая понять, в чем дело. Больничная карта пошла по рукам, люди что-то кричали,
