верховного жреца, не имел права вступать по ним, пролитая на них кровь считалась тоже принесенной в жертву. Рисунок был грязен и от этого становился еще ужаснее.
Толпа гудела, требуя начала обряда, требуя конца старого мира и прихода нового. В Великий костер постоянно подбрасывали поленья, ворохи сушеных трав, придавая пламени кроваво-красный цвет. Дым дурманил головы, рождая неистовство в теле, рождая чистоту в душе, так гласила традиция, так было всегда.
На другой стороне площади, возвышаясь над всеми, стоял деревянный помост, обращенный к Дому правды. На этот помост имел право взойти любой, кто считает себя вправе заявить новым властителем времени. Никто не смел даже близко подходить к нему, никто не помнил, чтобы кто-нибудь поднимался на него, кроме плотников, каждый новый цикл времени сколачивавших помост заново. Здесь не было никакой лестницы, даже веревочной. Взобраться на помост мог только тот, у кого сила в руках не уступает силе воли – из центра площадки уходил вниз толстый канат, который было тяжело охватить одной рукой, канат был натерт салом, а в его тело были вкраплены острые шипы дикого кустарника с дальних болот, укол которых вызывал жгучую ноющую боль. Право на слово надо было заслужить, надо было пострадать за него, так гласила традиция.
Отец Роб стоял у этого помоста, он был одет в черный плащ из толстой кожи, лицо закрывал капюшон. Полы плаща не доходили до земли, открывая быстрому пугливому взгляду РОНов полы черного одеяния. РОНы часто оборачивались, смотря на незнакомца, толпа перешёптывалась, в перерывах между криками, по площади ходили слухи, что незнакомец и его свита срезали нитки со рта РОНов, прислуживающих им, а шести ОСАм они дали свои покои для сна, уступили свою постель, называя их тела чистыми, а души светлыми. Отец Роб слушал эти перешептывания, часть он понимал, остальное било в уши шипящим гулом. Сердце его бешено колотилось, страх бился в груди, забитый странным и непонятным чувством превосходства, оно было новым для отца Роба, ужасающим для Роба.
Рано утром за ними пришел посол и его приближенные. Теперь их было много, больше сотни, как насчитал Рич. Отец Роб, Рич и Бор тихо поднялись, чтобы не разбудить девушек, спавших в обнимку на мягких подушках, и спустились вниз. Посол сказал, что отец Роб, как дорогой гость, может заявить свою волю, и он исполнит ее. Отец Роб попросил, чтобы к ним позвали тех девушек, что вчера приносили им еду. Посол не удивился и отдал распоряжение. Отец Роб попросил дать им волю, посол долго смеялся, сказав, что это самое малое, что он мог бы сделать для него, но если этого его воля, то он повинуется.
Привели испуганных девушек, они боязливо озирались на КИРов, странно одетых в черные плащи, скрывающие их лица под капюшонами. Еще больше их пугал отец Роб, у которого в руках был странный блестящий нож на длинной ручке и очень маленьким лезвием. Отец Роб попросил их не бояться и стоять смирно. Он все сделал, как учила его Мэй, бережно срезал нитки, а Рич мазал места проколов холодной мазью. Одна из девушек, самая высокая, очень похожая на Дею, искала глазами молодого КИРа, он подошел к ней, прошептав, что она теперь свободна, благодари отца Роба, этого его воля. Девушки бросились в ноги отцу Робу, но он приказал им подняться, попросив молодого КИРа увести всех из города включая тех, кто остался наверху. Посол кивнул, отдав приказание молодому КИРу.
К помосту подошел посол и четверо КИРов в черных плащах, Рич и Бор стояли в стороне, переодетые в КИРов, но без плащей. Бор следил за движениями толпы, посол предупредил, что в отца Роба могут выстрелить, желая убить претендента. Что мог сделать Бор или Рич, что могли сделать охранники посла, прятавшие под плащами оружие? Никто не мог предугадать, посол сказал, что сегодня либо они победят, либо все умрут, такова будет их судьба.
Отец Роб, начал говорить посол, смотря на Дом правды. – Скоро они приведут жертву, видите, слуги Верховного жреца уже расстилают в правильном порядке священные ковры.
Да, ответил отец Роб.
Жертву выбирают заранее, с рождения, как становится понятно, достойна ли она. Ее опаивают отварами из трав, несколько лет поят и кормят в священном доме, это не здесь, в деревне недалеко. Девушка живет там, за ней ухаживают, как за Верховным жрецом, ее кормят, поют, одевают, моют, она не вправе ничего делать сама.
А если она вдруг умрет, такое возможно, не правда ли? спросил отец Роб.
Возможно, но выбранных жертв двенадцать, и каждая желает стать главной, ответил посол. – Остальные становятся жрицами Дома правды, усмиряющими плоть Верховного жреца и его свиты. Он может их подарить, продать, он может съесть любую из них на глазах у остальных, и они будут ему благодарны. Сейчас они выведут ее. Верховный жрец вознесет над ней священный меч, вы хотите знать, что будет дальше?
Да, я должен это знать, кивнул отец Роб. – Мне стоит точно знать, против кого я выступаю.
Тогда слушайте, отец Роб, посол замолчал, собираясь с мыслями. – Я вижу, что ваш язык стал гораздо лучше, думаю, что вы все поймете верно. Верховный жрец рассекает жертву от ее лона до груди, это особенно нравится толпе, жертва не чувствует боли. Потом он вырезает ее сердце и показывает ей, только ему видно, что она отвечает ему, тогда и жертва изрекает пророчество, дающее жизнь нашему народу в новом времени. Он кладет ее сердце на поднос и отсекает голову. Верховный жрец уже стар, и часто он совершает это не с первого раза. Он показывает голову толпе и кидает ее в Великий костер. Если он не добросит, то грядут тяжелые времена.
Посол замолчал, слушая толпу.
Почему вы выступаете против этого? Вы же родились здесь, вас воспитали в ваших традициях? – спросил Роб.
Потому, что это не было угодно нашему создателю, тихо ответил посол. – Я не выбирал свою судьбу. Они сами дали мне право научиться читать. В доме правды есть библиотека, она открыта, ее никто не прячет, а зачем? Она надежна защищена от чужого взгляда – никто не знает грамоты, никто не умеет читать, не это ли лучший инструмент подчинения?
Вы правы, посол, ответил Роб. Он долго смотрел на Дом правды, как же он был похож на их Совет города, кто-то строил все это по единому проекту, кто-то, кто создал все вокруг, создал их.
Вам стоит забраться на этот помост. Если жертву принесут раньше, то мы уже ничего не сможем сделать. Ваше время заявить свое право, право голоса, право настоящей правды, посол поклонился отцу Робу, и он и его охранники почтительно отошли в сторону.
Отец Роб взглянул на солнце, словно ища у него сил, сбросил на землю кожаный плащ и вошел под помост. Схватившись за канат, он ощутил жгучую боль от укола шипа, но она дала ему жгучий выброс ярости, отец Роб резкими скачками стал подниматься вверх, балансиру награни, готовый сорваться вниз. Он залез наверх, шумно дыша, все вокруг теперь выглядело иначе на него снизу смотрели тысячи покорных глаз, ожидавших от него слова. Посол не врал, стоявшие внизу РОНы и часть КИРов ждали его, все взгляды были устремлены на него, и даже появление слуг Верховного жреца с жертвой не заставил их повернуть головы к Дому правды.
Вышел верховный жрец. Это был грузный старец, огромного роста с длинной седой бородой. Он сел на трон, не глядя на толпу, его взгляд был устремлен ввысь, он не заметил, что на помосте стоял человек. Один из слуг шепнул ему об этом, и Верховный жрец дернулся всем телом, вперившись в отца Роба взглядом. Верховный жрец что-то резко крикнул, отец Роб не смог расслышать, толпа загудела, началось главное действие.
Слуги Верховного жреца срезали одежду с молодой девушки, смотревший на костер блестящими от наркотической лихорадки глазами. Ее молодое тело, созданное для любви, раскрашенное языками пламени, трепетало в такт вздымающего вверх пламени Великого костра, казалось, что она танцует. Один из слуг нечаянно резанул ее ножом срезая ритуальные одеяния, девушка взяла его руку, с наслаждением слизывая с лезвия свою кровь. Слуги уложили ее на жертвенный камень, раздался резкий свист и щелчки, из старых спрятанных за сваями Дома правды колонок раздался шум ее дыхания, шептания слуг, и кряхтение Верховногожреца, сходившего уже со своего трона. Один из слуг, склонившись на колени, протягивал ему черный меч.
«Пора!» прошептал про себя отец Роб и вздохнул, его вздох разнесся над площадью, как же он не заметил эти микрофоны под ногами, стойка были прибита неряшливо, техника была грязна и ржавая на вид, но она работала, каждый его вздох, каждое движение разносилось громовым эхом над площадью. Отец Роб поднял руку верхи сказал:
Стойте! Кровь, пролитая сегодня, кровь невинной души неугодна Создателю!
Толпа ахнула, все замолчали, и на площади воцарилась тишина, прерываемая треском Великого костра и шумным дыханием девушки на жертвенном камне, отец Роб представил себе, что мог передать микрофон у этого камня, когда Верховный жрец совершал бы свой ритуал, и его затошнило.
Разве это в вас вкладывал наш Создатель, даруя нам жизнь, даруя нам знания и волю! Разве так он воспитывал нас?! – загремел голос отца Роба над площадью. – Взгляните внутрь себя, увидьте там зверя и убейте его! Убейте зверя внутри себя – вот он, смотрите на него!
Отец Роб показал на Верховного жреца, занесшего меч над бедной девушкой, желая скорее отрубить ей голову, чтобы закончить ритуал.
Кто верит, тот знает, а кто не верует так пусть смотрит, кого осудят небеса! – отец Роб поднял над головой свой черный символ веры, незаметно включив его. Черный усеченный куб загорелся в его руках, вспыхнул куб на фасаде Дома правды и на шее Верховного жреца. Старик выронил меч, схватившись руками за горло, цепь раскалилась, прожигая его тело, сжигая его. Слуги в страхе сбежали, на веранде перед толпой корчился в страшных муках Верховный жрец, цепь уже проедала его, кровь хлынула из его горла, последние хрипы и вопль ужаса издал старик и забился в агонии. Над площадью висел его последний вопль и сладострастные вздохи опьяненной наркотой девушки, вплетавшей все происходящее волшебной нитью в свой зачарованный сон.
Бор увидел, как в тридцати метрах от помоста один из КИРов выхватил ружье и нацелился на отца Роба. Бор метнул в него нож, пробив правую глазницу. КИР рухнул на землю. Бор метнул нож во второго, слева в него вошла коническая пуля, разорвав его голову на части. Кто-то толкнул Рича под помост, началась дикая резня. РОНы, выхватив ножи, топоры, ринулись на КИРов, тщетно пытавшихся расстрелять ряды взбешенных людей, падая под ударами топоров, захлебываясь собственной кровью от ударов десятков ножей.
Отец Роб смотрел на горящий символ веры на фасаде Дома правды и на свои руки, из которых сочилась черная, как ему казалось, кровь. Он смотрел на многомерный усеченный куб, видя, как из его отсеченных углов сочится черный гной людского нутра, только сейчас он понял истинный смысл этой фигуры, видя себя в нем, видя других в нем, он посмотрел вниз, где шла резня, вся площадь была залита кровью.
Черный гной родится внутри каждого, каждого из вас, внутри меня. Взгляните же, как он изливается из ваших душ, очистите себя, пусть пролитая кровь сделает вашу душу черной, земля примет ее,
