терпеть, слишком многое для него сделалось очевидным. Но Тимур! – отец становился прямо перед сыном и строго смотрел в его глаза. – Мы должны бороться, чтобы как можно скорее всё исправить. Иначе они распродадут всю страну, окончательно развалят экономику и покалечат сознание людей до такой степени, что уже не собрать! Ведь Ччччубайсссссс!
И вот уже в голове Тимура прижились две поганые мыслишки: работать я пошла из-за козней Госдепа, и экономику добивает тоже он.
Раз за разом, капелька за капелькой, и однажды отец и сын жмут друг другу руки, отец смахивает слезу умиления, к ним подбегает счастливая мама, обнимает своих «мальчиков» и осторожно говорит:
- Но нельзя из-за этого рушить молодую семью!
Отец чуть мрачнеет, нахмурившись, Тимур растерянно кусает губу. Наконец, отец произносит:
- Целиком и полностью от неё зависит, от жены его. Если она по-настоящему любит Тимура, то разделит его убеждения. А если нет, то… зачем нашему сыну та, которая его не любит?
Он вовсе не был дураком и прекрасно знал, что делает. И во мне он был уверен – я «не подведу», моя реакция будет «правильной». И они, наконец, избавятся от чужой и отвратительной еврейской родственницы. «Мы откроем сыну глаза на жидов», - думал почти счастливый мужчина. Всё шло по плану. Плановое хозяйство – лучшее, что может быть в мире! Отец Тимура всегда был в этом убеждён на сто процентов.
Мне кажется, что всё происходило примерно так. Причём, чем старше я становлюсь, тем убедительнее представляется именно такая картинка.
А забавно Поля сказала, что я хороший и добрый мизантроп. Всё в этом мире неоднозначно и противоречиво, особенно человек, но не до такой же степени! Да, я не доверяю людям, одинаково боюсь и злости их, и жалости. Врождённое ли это или своим страхом меня «заразил» когда-то папа, решивший выстроить своеобразную линию обороны на случай, если его не будет рядом, а мне сделают больно – иди знай.
Подруги и мама – хором! – правы: главное не достигнуто. Я могу обмануть выражением лица, мою реакцию на что-либо никто не может угадать, а толку чуть. Впрочем, без этого умения я давно взорвалась бы бомбой и улетела на Луну без всякого ядра. Контроль внешней реакции не раз помогал утишить гнев или обиду, попридержать адреналин и, возможно, избежать неприятностей.
Хотя в последнюю встречу с Мариной дров наломала именно я… Долго потом пыталась понять, что на меня нашло, но кроме шока из-за истории с Тимуром никаких объяснений не придумала.
Не шибко-то помогали папина наука и моё умение: было больно и саднило в душе.
- Ма-а-а, - ныла я вечерами по телефону, - отдай Фимку!
- Закроем эту тему! – возмущалась мама. – Ни за что. Заведи своего.
В январе случилось огромное событие, которого мы все ждали: Марина родила сына. В самой лучшей, самой дорогой клинике Москвы.
В первую очередь я аккуратно выстроенными фразами поздравляла по телефону Лёшеньку, потому что сама новоиспечённая мамочка не могла отвечать по мобильному. Маринин муж вежливо и холодно поблагодарил и коротко ответил на мои вопросы. Не более того, ни слова лишнего, никакой необязательной болтовни со мной, совершенно очевидно нежеланным человеком в его жизни.
Вскоре, к счастью, удалось дозвониться до самой Марины.
- Бе-е-елочка! – стонала она в трубку. – Какое это счастье! Видела бы ты моего пупсика, какие у него глазки, ой, это вообще! А бровочки – домиком, такие маленькие, шевелятся! Ой, а ушки, ушки-то! Белочка, они ж игрушечные! И пальчики – страшно прикасаться!
Нет, разговаривать с залитой по маковку окситоцином женщиной решительно невозможно. Кудахчет, сюсюкает, мозг отключен за ненадобностью, изо рта льётся сплошной «курлык-мурлык, сю-сю, мур-мур». В общем, всё было благополучно, теперь перед нами с Людкой стояла сложная задача – навестить Марину, увидеть её и малыша, чтобы не вляпаться в Лёшеньку. А то не дай бог что…
История с «навестить» затянулась аж на полтора месяца. Кормящей маме непросто выбрать время для гостей нон-грата, мы же не сидели ровно на пятой точке в ожидании, у нас с Людой свободного времени было немного. Долго не получалось совпадения возможностей.
И лишь в середине февраля Марина, наконец, сообщила, что весь вторник с утра до четырёх часов будет одна с малышом. Мне удалось отпроситься с работы, посидев накануне в редакции над текстами до одиннадцати часов вечера и оставив бумаги на своём столе с прижатой дыроколом запиской: «Записать сегодня четыре рекламы! Женский голос – Вера Леонова на три ролика, на один – мужской, кто угодно, кто может\хочет\согласится. Музыка расписана, Миша в курсе, всё подобрал. Особое внимание на ролик № 2 – полторы минуты, много текста, заказчик – придурок с манией величия!» И ещё отредактировала большой рекламный текст для получасовой коммерческой передачи про медицинский центр. Ударно потрудилась, освободив день для визита к Марине.
В этот раз мы с Людкой добирались до резиденции на такси: Людку смущала сумма прописью, но я легко могла себе позволить такое роскошество.
- Давай пополам! – строго сказала подруга.
- Иди в пень! – беззлобно послала я её. – Давай между нами не будет цирлих-манирлих!
Людка надулась.
- Я нищебродка, по-твоему?
- Нет. Просто у меня сейчас реально больше денег. Когда я приеду к тебе в гости в Штаты, ты будешь меня содержать всю дорогу – неделю ли, месяц, сколько я решу у тебя пожить. Договорились? – мы засмеялись.
- Ладно, - согласилась Людка.
- Ага! Испугалась, задумалась? – подначивала я подружку.
- До ужаса! Наверное, ни в какие Штаты не поеду, а то уж больно жуткая перспектива вырисовывается.
Весело болтая, мы доехали до рублёвского дома, а когда расплачивались с таксистом, он с большим интересом разглядывал гостей новых русских, очевидно пытаясь разглядеть в нас валютных проституток и недоумевая от несоответствия.
Кстати, большая-пребольшая разница – ехать по зимней дороге к рублёвским дворцам в обогреваемом, мощном Мерседесе или в раздолбанных, холодных, провонявших бензином Жигулях. Поездка показалась намного более долгой и утомительной.
Мы приехали к Марине около двенадцати дня, прекрасно помня, что к четырём должны убраться восвояси. Нормально, куда ж больше-то?
Марина немного поправилась, но и это ей шло! Она как бы помягчела, стала в десять раз более женственной и нежной. Огромная, налитая грудь распирала шёлковый халатик, глаза сияли новым блеском, улыбалась же Маринка, не переставая. В общем, нормальный, чуть придурошный вид молодой счастливой мамочки.
Своего сына Марка она не спускала с рук, даже когда в этом не было ни малейшей необходимости – малыш спокойно спал, и его запросто можно было уложить в кроватку.
- Не могу! – улыбалась Марина. – Хочу постоянно держать на руках, не в силах оторваться.
Она могла себе позволить получать удовольствие от материнства, наслаждаясь самыми приятными его моментами, потому что ей круглосуточно помогали посменные няни – одна из них та самая кухарка в передничке, которую мы однажды уже видели. И вновь застали за работой именно её, уставшей выглядела как раз она. На сей раз пожилая женщина, которую нам не представили ни тогда, ни сейчас, назвав лишь «дневной няней», была одета в милое цветастое платье, испачканное срыгиваниями младенца.
Марина, к счастью, имела возможность отдыхать и высыпаться, поэтому выглядела отлично, а глаза… Глаза нашей Лоллобриджиды, подсвеченные любовью и окситоцином, были достойны, чтобы их писал художник эпохи Ренессанса. Боюсь, мне для рассказа о блеске и выражении взгляда не хватит слов, язык бессилен.
На сей раз мы побывали на втором этаже резиденции – в прелестной голубенькой, ярко украшенной картинками и игрушками комнате малыша, а на спальню супругов Марина разрешила нам взглянуть одним глазком, явно смущаясь. Ещё бы: их с мужем опочивальня была до изнеможения роскошной, совсем не хай-тек, а, скорее, стиль барокко: обитые тканью стены, лепнина на потолке, массивная, монструозная кровать на огромных ногах под балдахином и с причудливо резным изголовьем. Кроме громкого «Ох!» нам с Людкой нечего было больше сказать.
А потом в уже знакомой гостиной на первом этаже мы пили кофе, а Марина – чай с молоком.
- От такого чая прибавляется молочко для Маркуши, - сияя, сообщила она великую тайну.
По счастью, мальчик родился здоровый, активный, Алёшенька счастлив до невозможности, Марина наслаждается материнством, в общем, всё в этом доме идеально. Я, было дело, думала извиниться за своё отвратительное поведение несколько месяцев назад, но, глядя на совершенно безмятежную мордочку подруги, не рискнула: подумалось, может, она всё забыла уже, зачем напоминать плохое и омрачать её райское существование? К великой радости, всё само собой и разрешилось. И Марина не держит на меня зла. Мне бы совсем этого не хотелось!
При этом перспектива дружить с ней крепко и «на долгие года» уже вовсе не казалось такой уж привлекательной: будучи рядом, на расстоянии вытянутой руки, Марина становилась всё более далёкой и чужой. Маркуша ли в этом виноват, Алёшенька ли? Или богатство, которое выпихивало меня из Марининого круга по неумолимому закону жизни? Да, собственно, всё вместе, как неразрывно связанное и растущее из одного корешка – из встречи Марины с Алексеем и возникновения между ними «чувств-с». Вот он – момент разлома. Дальше всё шло по правилам отношений в обществе – не нами установленным, зато веками проверенным. Не только «любовь предпочитает равных», нет! Дружба тоже, и в первую очередь.
Дело было сделано, родившую подругу навестили. Ребёнка посмотрели и оценили на пять с плюсом. Долг исполнен.
Как можно завести даже своего собственного котёнка, ежели я целыми днями на работе допоздна? Взрослому-то коту не страшно, а для маленького пушистика плохо. Ничего не выйдет.
Мой дом перестал быть любимым местом, превратившись в неприветливую, холодную нору, где на меня наваливалась печаль. Сомнительный выход я нашла в том, что сделала работу самой главной частью жизни. Как моя мама, только с другой мотивацией: она ради людей, я – исключительно ради себя.
Нагружалась делами по самую маковку, всё время была на подхвате у журналистов, выручала их с редактированием, помогала на записи, если нужно. Всем предлагала себя в помощь, даже если приходилось задержаться после работы – да хоть до полуночи!
Завести отношения или животное не могла себе позволить, поскольку радио отнимало всё моё время. И тем не менее, я это сделала. Завела отношения. Совместив личную жизнь и работу.
Запутанная я, растерянная, влюблённая.
КАК ОКАЗАЛОСЬ, ЕДИНСТВЕННЫЙ
Самый позорный вариант выпал на мою долю, дорогие товарищи! Учит нас народная мудрость, учит – а всё не впрок. «Не трахайся, где работаешь!» - писаная слезами истина. «Не связывайся с женатыми!» - а это уже накарябано кровью на житейских скрижалях. Но разве можно себе отказать в удовольствии исполнить собственное танцевальное соло на граблях?
Началось всё осенью 95-го года. Примерно в октябре.
Миша, наш звукорежиссёр, которого знала с первого дня работы на радио, – могла ли я подумать, что это будет он? Мы проводили с ним в студии кучу времени. И почти всегда в весёлом творчестве, в хохоте, получая удовольствие от
