антиквариат, как было в семье Ивашкевич, а новодел, но качественный, красивый и при этом очень удобный. Помню, что от сидения на умопомрачительных диване и креслах в гостиной родителей Полины болела спина. В нашей мягкой мебели было действительно мягко - можно было утонуть и уснуть от расслабленности, неги и блаженства.
Свою комнату Нина обставила, как ей хотелось и исключительно на собственные деньги – такова была её просьба, с которой я тут же согласилась. Ей же жить в этой большой спальне с двумя окнами и потрясающим видом на горы. А самой оплатить обстановку… ну, важен для Нины был этот момент, и, разумеется, никто не возражал. В результате у неё получилось весьма скромно, даже аскетично, но удобно. Ниночка была в восторге!
Нашу с Соней светёлку сделали почти как детскую. Но, поскольку комната большая, места хватило и для моих вещей, книг и всяких радующих глаз пустяков.
Второй этаж был полностью готов к приёму моих гостей. Ещё в Москве я бросила клич на том самом форуме. Ох, я волновалась-тревожилась! А ну, как дойдёт до дела, и никто не поедет ко мне?
Как же! Почти моментально выстроилась очередь. Комнат наверху было пять, а желающих сразу восемь. Ура!
Первый пробный заезд планировался в ноябре. Выбрала я пятерых самых «старых» форумчан, с которыми больше всего общалась. Собственно, они и стали впоследствии постоянными гостями нашего «дома творчества», с тех пор регулярно приезжающими иногда по два-три раза в год.
Что это были за люди?
Художница из Беларуси, убегающая от большой семьи на пару недель, чтобы спокойно порисовать.
Писатель из Одессы, который уже несколько лет не мог закончить что-то эпохальное, огромное – ему мешала основная работа в порту. За три приезда ему, наконец, удалось завершить огромный труд. И он тут же приступил к следующему «пухлому тому» собрания своих сочинений, поэтому ездить ко мне не перестал. А первое его произведение взяло на чтение какое-то издательство, и через пять лет роман опубликовало, сократив примерно вдвое.
Известный драматург из Шотландии. Моя гордость! И не потому, что он известный, даже знаменитый, а потому что стал известным после двух «творческих командировок» в мой дом! Его зовут Томас. Когда его пьесу начали ставить в самых посещаемых театрах Великобритании, а автор получил престижные награды, он специально прилетал на пару дней, чтобы поблагодарить, отпраздновать свой успех, который он хотел разделить с нами. Я была счастлива! Нина тоже. Томас даже предложил мне приличную сумму денег, но я наотрез отказалась. Почему? Не могу объяснить внятно и убедительно, но всё моё нутро протестовало против этого.
Однако Томас оказался упрямым дядькой и стал регулярно переводить мне деньги по почте. А сам он всё выше поднимался по лестнице успеха, становясь богатым и знаменитым. Его пьесы ставили одну за другой на разных сценах мира, да ещё и Голливуд собрался делать кино по его пьесе! Думаете, уж теперь-то он точно про нас забыл? Как бы не так. Раз в год стабильно приезжал в июне на пару недель. Работал всегда в той комнате, которую просил резервировать для себя – ту самую, «счастливую», как он говорил, где была написала первая принесшая ему успех пьеса.
Дальше…
Человек пять из разных уголков России.
Итальянский киносценарист. Пока по его сценариям не снято ни одного фильма, на студии он работает звукорежиссёром.
Русский из Америки, занимающийся переводами на английский Лермонтова, Некрасова, Есенина и Блока.
Сочинительница романсов (и слов, и музыки) из Израиля. Всегда приезжала со своей гитарой. Кстати, она была из тех немногочисленных приятелей, которых я приобрела, пока недолго жила в этой стране.
А вообще-то всех не перечислить, о каждом не рассказать – слишком много их за пятнадцать-то лет набралось!
«Все они красавцы, все они таланты, все они поэты». Нет, конечно, не все таланты, отнюдь. Но в моём доме, в нашей меняющейся, текучей компании установилось железное правило: не критиковать друг друга. Можно восхищаться, можно промолчать. Но никакой критики. И Томас, ставший знаменитым на весь мир, приезжая снова и снова, неукоснительно соблюдал это правило, не смея «звездиться».
Думаете, у меня никогда не гостили откровенные графоманы и бездари? Ну, а как же без них-то! Но они были такие счастливые и доброжелательные, считая себя причастными по полному праву к миру искусства, что… Да какая мне разница, в конце концов!
С поэтом из Польши у меня завязался многолетний необязательный роман с перерывами. Когда Янек приезжал, мы любили друг друга – нежно и страстно, когда через пару недель уезжал, мы прощались со слезами, но без трагедий. Потом переписывались, перезванивались, а через полгода он возвращался снова.
Словом, очень редко бывало, чтобы мой «дом творчества» пустовал. Иногда не все комнаты были заняты, порой всего одна, но в Рождество и Новый год всегда случался аншлаг. И летом тоже.
От нашей местности люди теряли головы, как от любви. Ещё бы! Горный воздух, спускавшийся прямо к нам в окна, нежаркое лето, мягкая зима. А ещё на нашем зелёном в деревьях и кустах дворике Нина разбила клумбы и посадила красивые цветы. Да и вся наша деревенька утопала в зелени огромных деревьев, дававших летом прохладную тень, а зимой собиравших на своих толстых ветвях огромные слои первозданно белого снега.
Растёт у нас на участке небольшая сосенка, которую под Новый год мы обязательно наряжаем всякими смешными украшениями: чашками, ложками, обувью, летними шляпками и всякой дурацкой пластиковой ерундой. А когда Юра приезжал к нам на Новый год, он устраивал иллюминацию из гирлянд и в доме, и во дворе – на деревьях и кустах. Получалось что-то совершенно потрясающее и красивое! Мне кажется, ранние Сонины годы, когда она уже осознавала себя и могла запоминать, прошли удивительно и даже немного сказочно в этом богом забытом местечке Европы возле не очень высоких, но удивительно красивых гор.
Не так далеко протекала речушка, очень чистая и весьма прохладная. В жаркие летние дни мы ходили к ней, всего пятнадцать минут медленным шагом, загорали и купались. Лет в пять Соня научилась плавать под моим руководством и с помощью упрямства и настойчивости Нины. Кстати, Нину Соня называла «бабуля». Когда я услышала это впервые, то недоумённо посмотрела на подругу. Она покраснела.
- Это я ей разрешила так меня называть. Если ты против, то…
- Нет-нет, я совсем не против! – поспешила уверить я. Что ж, у Сонечки, как и положено, есть две бабушки. Нина и Ольга Викторовна.
Думаете, «свекровь» к нам не приезжала? Раз в полгода, как штык, вместе с сыном. Ладно, это было легко переживаемое неудобство, потому что при наличии Нины, Юры и его мамы я могла вообще исчезать на целый день гулять или уезжать на машине в город, чтобы «проветриться» по магазинам. Так что никто никому не успевал надоесть, никто никого не злил. Меня-то вообще невозможно было выбить из состояния кайфа и гармонии.
Как я придумала, так всё у нас и получилось: гости покупали продукты в деревеньке и приносили их в дом, сдавая в общий котёл, либо обедали и ужинали в деревенской таверне, дома лишь чаёвничая. Мы обеспечивали удобные комнаты со всем необходимым, комфорт, тишину и гарантию абсолютного покоя для творчества.
А вечерами все собирались либо в гостиной у камина (зимой), либо на нижней террасе (летом), пили кофе и вино, болтали о пустяках, рассказывали анекдоты, слушали музыку, читали стихи. Рассуждали о Шекспире (так сам он писал или не сам?), если все были русскоязычные, сравнивали разные переводы Роберта Бёрнса и спорили, чей лучше. Мы, русские, пытались объяснить иностранцам феномен Высоцкого, что он для нас означает, ставили записи, предварительно рассказывая подробно, о чём поёт Владимир Семёнович. Однажды я поведала историю про стихотворение-песню «Маски», а именно про ту строчку, которую он пел то так, то этак, коренным образом меняя смысл. Загрузила тогда всех: задумались, высказывали предположения, искали объяснения.
Иногда обсуждали и политику, спорили.
Часто пытались прямо сейчас поставить точку в вопросе, что есть настоящее искусство, а что под него подделывается.
Всегда были единодушны во мнении, что публика в массе своей – дура, ориентироваться нужно на малочисленное меньшинство понимающих.
И так далее, и так далее, и так далее…
На каком языке мы общались, когда среди нас бывали не только русскоязычные? Конечно, на кривом пиджн инглише, иногда вызывая добродушный смех у шотландца и американца.
- Да ладно, чья бы корова мычала! – возмущался прозаик из Москвы, молодое пока (его время придёт!) непризнанное дарование. – А то мы не знаем, во что американцы превратили английский и как лондонцы ржут над шотландским акцентом!
Когда собирались славяне, обходились русским: и поляк, и чех, и словенка знали его.
Нина же нашла себе занятие, которым яростно, страстно занималась каждую свободную минуту, даже тогда, когда колдовала на кухне: учила английский. Тех знаний, которые она получила сто лет назад в обычной школе, не хватало ни на что, а ей очень хотелось всё понимать и принимать участие в разговорах. Нина зубрила слова и правила, смотрела в интернете уроки, часами ходила с плеером и наушниками, послушно повторяя фразы, предложения, стараясь сделать своё произношение безупречным, но главное – выучить как можно больше слов. Между прочим, через год она уже вполне прилично «спикала». Всё-таки у неё светлая, умная, прекрасная голова!
Своими руками я построила собственный рай, Эльдорадо. Нашла, обустроила и заселила милыми сердцу людьми тот самый Астероид, который только мой. И главное моё предназначение – «приводить в порядок свою планету», заботиться об Астероиде, а взамен получать от него именно то, что мне нужно.
Здесь я обрела то, чему нашла правильное определение, а прежде называла неверным словом. Когда я описывала мою Эпоху прозы, то рассказывала, как научилась ценить и любить одиночество, которое никак не сообразуется с тем, что в конечном счёте я сделала со своей жизнью. Я превратилась в каком-то смысле в хозяйку гостиницы, человека, который никогда не бывает один по собственному желанию. Всё не так просто, но и не особенно сложно.
Я знаю, что всегда могу уйти в мою-мою-мою комнату, большую, красивую, удобную, и закрыть за собой плотно дверь. Никто меня не побеспокоит ровно столько, сколько мне нужно. Нина об этом позаботится. Это не совсем одиночество, но абсолютное уединение.
Самое сладкое чувство, когда я знаю, что за дверью – тепло, свет и улыбки, но никто не нарушит моего покоя, я сама, насладившись им досыта, вернусь к разговорам, общению и компании, выйду радушная, отдохнувшая и открытая. Люди мне станут нужны, я соскучусь по ним.
Ещё я могу уйти гулять по нашим живописным местам. Нина только спросит: «С тобой идти или ты в себе и с собой? – В себе и с собой. Ненадолго».
Или сажусь в машину и гоню по шоссе километров двадцать туда и обратно. Еду на максимально разрешённой скорости, слушая, например, «Травиату» и тихонько подпеваю Виолетте. Но особенно люблю совершенно нахально вместе с Каллас затянуть «Каста Дива» из «Нормы». Иногда в эти минуты в голову приходит шальная мысль начать брать уроки вокала. Ну,
