знаете? Если знаете, поделитесь, с удовольствием выслушаю!
- Как понять настоящий? – спросил Артур, что-то ему показалось наигранным в словах хозяйки дома. – Может, объясните?
- Из старых запасов, - также спокойно пояснила она.
- Старых? – уже заинтересованно поинтересовался Артур.
- Да, - лаконично ответила хозяйка.
- Старых… - повторил задумчиво Артур, - это как же получается – старых, - и, неожиданно для себя, спросил: - Из дореволюционных, выходит, что ли?..
30
Огромное несчастье прокатилось по всему миру от сухого выстрела из пистолета, прозвучавшего далеко от границ царской империи. Отзвук того выстрела, его эхо всколыхнуло великие массы людей и пришли они в движение.
Докатилось оно и до России-матушки, народ которой безотчётно любил своего богоносного царя-батюшку, сам об этом не ведая, и богоносный царь-батюшка пребывал в блаженнейшей уверенности, что его любит им любимый народ.
Ещё продолжали петь хвалебные песни царю, а шквал беззакония расходился кругами из того места, куда упал камень государственного нигилизма.
Ещё звучали пламенные слова о вере и Отчизне, но шальные пули горьких ненастий залетали в пределы домов и смертельно ранили живущих.
Ещё все жили в прежнем состоянии, не подозревая, что ледяной ветер перемен надолго затушит огонь в очаге и не во всех жилищах он запылает снова.
И начались преследования, свойственные времени перемен. Кого-то преследовали одни несчастья, и лил осенний дождь на его нагое тело. Кому-то вертихвостка удача наступала на пятки и осыпала потоком кратковременных капиталов и состояний. Кто-то притягивал к себе горе и глаза его слепли от них. А кому-то ярко солнце светило и грело даже в самый морозный день.
Мир перевернулся. Мир обратился. Мир перестал существовать.
Началось новое в истории человечества перемещение гигантских людских потоков с одного места на другое. И замутились воды реки жизни и, как известно, ловкачи и хитрецы, умудрялись ловить несметные богатства в этих мутных водах.
Кто-то, собрав весь скарб, со слезой на очах двигался по выжженным огнём бедствия дорогам. Скитался. Находил приют. Создавал новые семьи. Терял родных и близких. Погибал от руки лихих людей. Или же сам брал в руки кистень и шёл на лихой бандитский промысел, искать фарту на широких земных путях.
Не все срывались с мест. Находились и такие, кому нечего было терять на родном месте, но и в поисках лучшей доли не стремились покинуть родные пенаты. Вразумлялись словами мудрости: дома и горький хлеб сладок, на чужбине и мёд горек.
Приспосабливались оставшиеся люди на родном месте к обстоятельствам. Весной пахали землю и сеяли хлеб, семена надёжно припрятанные ждали посевной. Рожали детей, забота о потомстве отвлекает от худых дум. Заводили скотину и домашнюю птицу. Жили, не смотря на все усилия смерти, прибрать их к своим рукам…
Шёл девятнадцатый год нового двадцатого столетия.
Свергнутого царя если кто и вспоминал, то большей частью вскользь. Поминали его словами тихими, не всегда благоприятными, но откровенно верными. Старались вслух при посторонних не распространяться о прелестях прежней жизни при царе, поскольку многие на своём хребту прочувствовали позже, что было что-то не так в государстве родимом, раз уж так повернулась судьба к народу, и отвратил лице своё бог от четы царской.
На своём дальнем хуторе Генриетта Марковна с мужем Степаном Дмитричем жили как бы в стороне от всех дорог, по которым неслись вскачь дикие орды новых варваров. Жили одни. Бог не порадовал их детьми и потому некогда великие планы построить большой двухэтажный дом с надворными постройками не воплотились в жизнь. Первенец мальчик и второй ребёнок девочка появлялись на свет болезненными и хилыми и короткий отрезок жизни своей они проживали, не познавая радости и во сне уходили младенцами, не прожив и двух месяцев. Обращения к докторам за помощью успехов не приносили. Отвечали: пока что мы не в силах как-либо вам помочь в вашей беде. После очередного выкидыша, третьего Генриетта Марковна понесла через два года после кончины девочки, как порекомендовали доктора, не обнадёживая, но рекомендуя дать организму отдых, может и будет благополучным исход, Генриетта Марковна и Степан Дмитрич по недолгому рассуждению решили судьбу больше испытывать. Степан Дмитрич больно боялся за здоровье жены, оно после выкидыша сильно пошатнулось; жена три весенних месяца и половину лета провела в постели и только ближе к осени, в конце августа, когда осенние ветра позолотили листву на деревьях, Генриетта Марковна вышла на улицу и в тот же миг с неба пролился дождь со снегом. Необычное явление, белый снег на золотых листьях можно было с полной уверенностью посчитать знаком, или добрым, или ещё каким. Но Генриетта Марковна, поддерживаемая под руку мужем, сочла это очередной прихотью природы и её чудным капризом.
Так и зажили дальше одни на хуторе. Вели хозяйство. Разводили домашнюю птицу, продавали на рынках, свиней выкармливали на мясо и сало, и тоже реализовывали через скупщиков, небольшая отара овец обеспечивала шерстью, её Генриетта Марковна научилась прясть и сучить и из неё же вязать носки да варежки, а иногда даже бралась за свитера; очень тёплой была эти изделия; из выделанных овечьих шкур шили зимнюю одежду: для себя и на продажу.
Доход был невелик, но им двоим хватало.
Не бедствовали, но и не выставляли напоказ роскошь, как некоторые из соседей, более зажиточные и богатые. Случалось, помогали нищим. Некоторых принимали на зиму, в основном шли эти бедолаги после праздника Покрова, когда утром землю твёрдой коркой схватывал крепкий морозец и иногда не отпускал по два-три дня.
Мужики из нищих помогали по хозяйству, им выделяли одежду и кормили. Но за общий стол не садили, кормили за отдельным, но в одной комнате. Мужики работали в свинарнике, убирали двор, заготавливали дрова; в хозяйстве редко выпадает день, когда заняться нечем.
Если привечали нищенок, то обмыв и накормив, предлагали работу по дому. Не обижали ни словом, ни делом.
Однако же с наступлением весны, когда и снег ещё не успевал сойти, и только-только начинали петь ручьи, в проталинах пролагая себе путь, нищие уходили в свои очередные странствия. Кланялись в ноги хозяевам хутора, благодарили за хлеб да соль, и уходили с некоторым запасом пропитания, провиантом им обеспечивала сердобольная Генриетта Марковна.
Таким чередом и шли годы жизни Генриетты Марковны и Степана Дмитрича.
Лютая зима с метелями да буранами сменялась яркой солнечной весной. Распускались почки на деревьях, покрывались зелёным ковром поля и луга, расцветали луговые цветы, радуя взор человеческий пёстро расцветкой. Шумели половодьем реки, высокие воды меняли иногда лик земли.
В одну из таких буйных вёсен вышедшая из берегов река, снегу в ту зиму намело столько, что подолгу ни на один хутор не могли пробиться на санях закупщики сырья и продуктов, а также продавцы разного товара, необходимого в быту, подмыла берег, где находилось кладбище и на котором были похоронены малолетние детки Генриетты Марковны и Степана Дмитрича, и чёрной водой смыло большую часть захоронений и унесло многие гробы невесть в каком направлении; долго потом находили человеческие останки за много вёрст ниже по течению реки.
Вот тогда-то, после осмотра того, что осталось от кладбища, Степан Дмитрич сообщил жене, что быть большому несчастью.
Так и вышло. Началась мировая война. Степана Дмитрича посчитали негодным ни к строевой, ни к обозной службе. Он остался дома. Но это никак не повлияло на ход мировой истории.
Маховик бед и злополучий раскручивался с каждым днём всё сильнее и сильнее. В воронку лихих событий попадали и в ней пропадали навечно не только люди, в ней исчезали прежние устои, на которых зиждилась жизнь, и канули в небытие целые государства.
В тот год закончилась тихая и счастливая, как считали Генриетта Марковна и Степан Дмитрич, их хуторская налаженная жизнь.
Помогли сайту Реклама Праздники |