После обеда мальчик оставил своего опекуна отдавать распоряжения повару и удалился в свою комнату.
Окно комнаты выходило на садовую дорожку, по которой сновал уборщик, постукивая ведром по своим голым бёдрам. Уборщик был одет в набедренную повязку, а в остальном его тёмно-коричневое тело было обнажено, а голова выбрита. Он ходил к резервуару с водой и обратно, и всякий раз, подойдя к резервуару, он окунался, так что тело его блестело от влаги.
Помимо Расти в районе европейской общины был только один мальчик — этот самый уборщик, представитель низшей касты неприкасаемых, судомойщик. Однако они редко общались между собой: один был слугой, другой — господином, к тому же, как увещевал себя Расти, водиться с уборщиком, пожалуй, негигиенично.
Жена миссионера говаривала: «Детка, даже если ты индиец, тебе не следует играть с мальчиком-уборщиком». И тогда Расти задавался вопросом: «а с кем же, тогда, уборщику следует играть? »
Неприкасаемый подошёл к окошку, улыбаясь, но Расти отвёл взгляд.
За вершинами вишнёвых деревьев виднелись горы. Дехра-Дун раскинулся в долине у их подножья, а маленькая, всё убывающая, европейская община расположилась на окраине города.
Дом мистера Джона Харрисона, как и другие здесь, был выстроен в английском стиле, с аккуратным садиком перед входом и именной табличкой на воротах[6]. Всё вокруг было настолько английским, что людям, порой, трудно было поверить, что они живут у подножья Гималаев, в окружении густых индийских джунглей. Индия начиналась полутора километрами дальше отсюда, где находился базар.
И само слово «базар», и то, что Расти видел в окно опекунской машины, казалось ему столь пленительным, что его сердце билось сильнее при мысли об этом. Но это было запрещённое место, «кишащее ворами и паразитами», как говорила жена миссионера, так что мальчик никогда не ходил туда, разве что в своих мечтах.
Для мистера Харрисона, миссионера с его женой, и для прочих соседей, район с цветущими вишнями и был Индией. Они знали о том, что базар, как и собственно, настоящая Индия, совсем рядом, но никогда не говорили об этих местах, решив просто о них не вспоминать.
Община в основном состояла из пожилых людей, остальные уехали вскоре после обретения Индией независимости. Те немногие что остались, просто были слишком стары, чтобы начинать жизнь заново, в другой стране, где нет слуг и слишком мало солнца, так что они жаловались на судьбу и критиковали правительство: они знали, что за деньги могут купить привычные им удобства: слуг, хорошую еду, виски — почти что угодно, кроме достоинства знати, которое они так лелеяли.
Но опекун мальчика, хоть и любил те же удобства, остался по другой причине. Ему было безразлично, кто у власти, пока законы не вредят его бизнесу — у него была доля во множестве мелких чайных плантаций и своя земля, покрытая лесом, где он охотился на оленей и кабанов.
Расти был единственным юношей в общине, центром всеобщего внимания, особенно дам.
И вместе с тем, он был очень одинок.
Каждый день он бесцельно ходил по дороге, за холмы, размышляя о будущем или фантазируя о нежданной, идеальной дружбе, о романтике и о геройстве, едва ли вспоминая о настоящем. А когда представлялась возможность реальной дружбы, как минувшим днём, он смущался и замыкался в себе, предпочитая общество себя самого.
Часы его праздности были заполнены обрывками воспоминаний из детства. Он не помнил, какими были его родители, зато перед внутренним взором возникали картины песочного пляжа, покрытого ракушками всевозможных форм и расцветок. Они жили на восточном побережье, у залива Кач[7], и у них был граммофон, игравший пластинки Грейси Филдс[8] и Гарри Лоудера[9], а капитан грузового корабля привозил детям шоколадные батончики и кипы комиксов: Дэнди[10], Бино[11], Тигр Тим[12]; и рассказывал о чудесных странах, в которых он побывал.
Опекун редко говорил о детстве Расти или о его родителях, и эта скрытность придавала таинственности размытым, неясным воспоминаниям, кружившим в сознании мальчика беспокойными призраками.
Расти проводил много времени, изучая себя в зеркале у туалетного столика. Ему удавалось игнорировать прыщи и видеть в отражении взрослого мужчину, светского и привлекательного. Хотя ему было лишь шестнадцать, он чувствовал себя гораздо старше.
Он был белым. Его опекун был розовым, жена миссионера — ярко красной, а вот Расти был белым. Из-за толстой нижней губы и выпирающих скул, он слегка напоминал монголоида, особенно в приглушённом свете. Он часто размышлял, почему больше ни у кого в общине нет таких черт.
*
Мистер Джон Харрисон отправился в Дели.
Расти собирался максимально использовать время отсутствия опекуна, намеревался урвать всю возможную свободу предстоящих нескольких дней: исследовать, теряться, забредать вдаль, пусть даже ради лишь того, чтобы помечтать в новом месте. Так что он завалился на кровать и стал представлять себе завтрашний день: куда пойти? — снова на холмы, или в лес? А может быть, послушать дьявола на плече и отправиться на базар? Завтра будет ясно.
_____________________
[6] В Англии есть традиция присваивать домам и поместьям собственные имена.
[7] Залив Кач — залив Аравийского моря, с запада вдающийся вглубь Индии.
[8] Грейси Филдс — британская певица и актриса, достигшая своей наибольшей популярности в 1930 годах.
[9] Гарри Лоудер — Шотландский певец и комик, достигший мировой известности в 1910-х годах.
[10] The Dandy — Британский комикс, выходивший с 1937 по 2012 гг.
[11] Beano — Наиболее длительно публикуемый британский комикс, выходящий с 1938 года по сей день.
[12] Tiger Tim — Британский комикс, выходивший с 1921 по 1940 гг.
3
Утро было свежим, даже пробирающим, и тихим до тех пор, пока солнце не вышло из-за холмов, согнав туман с долины и расчистив воспалённое небо. Земля была влажной от росы.
На майдане — широком участке земли, поросшем травой, Ранбир и другие юноши упражнялись в борьбе. Их мускулы перекатывались, а густо смазанные маслом конечности отражали первые лучи солнца, взбиравшегося из-за горизонта.
Соми сидел на крыльце веранды у себя дома, его длинные волосы были распущены и ниспадали на колени, обсыхая в свете зари.
Сури всё ещё был глух к миру вокруг, затерявшись в одеяле. Ему и дела не было ни до утра, ни до солнца.
Расти стоял в воротах, пока его опекун усаживался поудобнее за рулём автомобиля, и не шелохнулся, пока машина не исчезла за поворотом.
Жена миссионера, дама, напоминавшая большую цветную капусту, неожиданно возникла за живой изгородью и пропела:
— Доброе утро, детка! Если ты не слишком занят, не окажешь ли мне помощь в подрезании этой живой изгороди?
Жена миссионера любила привлекать Расти к работе в своём саду, где постоянно нужно было то постричь живую изгородь, то прополоть цветники и полить растения, то расчистить садовую дорожку от камней, то снять с растений жуков и божьих коровок и выбросить их за ограду.
— Ой, доброе утро. — с запинкой проговорил Расти, — Вообще-то, я как раз собирался пойти погулять. Можно я помогу Вам когда вернусь? Я ненадолго.
Жена миссионера была прямо-таки ошеломлена, потому что Расти редко говорил «нет». Пока она не успела что-нибудь ещё сказать, мальчик направился прочь. Он очень боялся, что она позовёт его обратно. Жена миссионера была доброй женщиной, но болтливой и скучной, и Расти знал, что последует за работой в саду — жидкий чай или лимонад, а потом игра в карты, возможно, «Разори соседа»[13]
Но к его облегчению, она крикнула вслед только: «Хорошо, детка, возвращайся скорее. Будь паинькой! »
Он помахал ей и быстро зашагал по дороге. Направление, которое он выбрал для прогулки на этот раз, отличалось от обычного.
Дальше по дороге находился базар. Сначала Расти нужно было пройти мимо рядов аккуратных коттеджей и достичь коммерческого района — Западного торгового центра Дехра-Дуна, где европейцы, богатые индийцы и американские туристы, по пути в Массури[14], могли поесть в изысканных ресторанах и выпить запрещённого алкоголя[15]. Но мальчик страшился всего изысканного и не доверял ничему утончённому, так что он поспешил миновать центр торговли.
Он дошёл до часовой башни, на которой не было часов. Они была выстроена за счёт народных пожертвований, но собственно на часы денег не хватило. Вот уже пять лет эта башня стояла, будто заброшенная, зато служила отличным ориентиром. По другую сторону от часовой башни был базар, а на базаре и была Индия. Там и была настоящая жизнь. И всё это было мальчику запрещено: и базар, и Индия, и настоящая жизнь.
Сердце у Расти забилось быстрей, как только он добрался до часовой башни. Он почти что бросил вызов опекуну и своей общине. Некоторое время он стоял под башней, нервничая, колеблясь, покусывая ногти. Он боялся быть пойманным и наказанным, но жгучая любознательность толкнула его вперёд.
Базар, Индия и сама жизнь первым делом проявили себя шумом и неразберихой.
Мальчик погрузился в толчею суетливых людей. Дорога была горячей и тесной, оживляемой выкриками торговцев и запахами домашнего скота и навоза. В переулках дети играли в классики или разыскивали монетки, шаркая ногами в канаве, в поисках оброненной анны[16]. Среди толпы лениво двигались коровы, вынюхивая бумагу[17] и лежалые, выброшенные овощи. Самые бесцеремонные из коров угощались прямо с открытых прилавков. А над нестройной мелодией голосов и шумов, летели надрывные вопли репродуктора, исторгавшего популярные песни.
Расти двигался в русле толпы, изумлённый видом бедняков, лежащих по обочинам, измождённых и полуголых, почти утративших человеческий облик. Некоторые из них походили на скелеты, другие были покрыты язвами. Умирающие старики, умирающие дети, матери с грудничками, живущие и умирающие. Как ни странно, мальчик ничего не испытывал к этим людям, может быть потому, что в них уже трудно было узнать человеческие существа, или потому, что он был не в состоянии вообразить себя на их месте. И казалось, к ним ничего не испытывал весь базар. Подобно коровам или репродуктору, нищие были естественной частью обстановки базара; разве что зажиточные прохожие, жертвовавшие несколько анн, чтобы показать свою совестливость, замечали их существование.
Лавчонки базара были не похожи друг на друга. Возле овощного лотка, зелёного и влажного, стоял фруктовый ларёк, а за ним — магазинчик чая и листьев бетеля[18], затем — помост астролога («Манмохан Мукулдев, бак-вр астрол., междунар. науч. степ. »), а после астролога — магазин игрушек, торгующий безделушками развесёлых расцветок. А следом за магазином игрушек — лавка, из дверей которой валил дым.
Ради любопытства Расти повернул к лавке, извергавшей клубы дыма. Но на этом пути он был не один — с противоположной стороны на велосипеде приближался Соми.
Он не видел Расти, и казалось, намеревался въехать на своём велосипеде прямо в дымный магазинчик. К несчастью, путь ему
