«Поэт! » — подумала женщина и страстно поцеловала его, но мальчик отстранился в смущении и растерянности. Хотя женщина ему нравилась, теперь она пугала его.
— Что не так? — спросила она.
— Я устал.
Дружелюбная улыбка женщины стала презрительной, но она видела, что перед ней просто мальчик, чьи глаза полны печали, и невольно пожалела его.
— Ты можешь поспать здесь. — сказала она, — пока твоя усталость не пройдёт.
Но он покачал головой.
— Я приду как-нибудь в другой раз. — ответил он, не желая обижать женщину. Они оба друг другу сочувствовали и симпатизировали, но недостаточно, чтобы друг друга понять.
Расти вышел из комнаты, машинально спустился с лестницы и пошёл по базарной дороге, минуя спящие силуэты, пока не добрался до часовой башни. Справа от башни находилась широкая поляна, днём на которой скот пощипывал травку, дети играли, а парни, вроде Ранбира, боролись или играли в футбол. Но сейчас, ночью, поляна была совершенно пуста.
Однако трава была мягка, совсем как в лесу, и Расти пошёл вдоль по майдану. Он увидел скамейку и сел, согревшись от ходьбы. Лёгкий приятный ветерок носился над майданом, играя с волосами юноши. Кругом было темно, тихо и одиноко. Он отвлёкся от базара, где сосредоточились страдания бедняков, бездомных детей и голодных собак, и погрузился в мысли о своих собственных страданиях. Ничто не приводило Расти в такое уныние, как одиночество. Безумство и свобода были для него внове, одиночество же — чем-то знакомым, тем, что он понимал.
Расти был один до завтра. Одинок до конца своей жизни.
Если завтра в лавку чаата не придут ни Соми, ни Ранбир, что ему тогда делать? Этот вопрос настырно его изводил, превращая в заложника обстоятельств. Он не знал где живут его друзья, у него не было денег, он не мог бы просить чаат-валлу продать еду в долг на основании всего-то двух посещений. Возможно, стоит вернуться к беспутной женщине на базаре… Одно он знал точно — он никогда не вернётся к опекуну.
Луна скрылась за облаками, принесшими изморось. Расти не возражал против дождя — дождь освежит его и отмоет от краски. Но когда капли отяжелели и усилились, юноша снова задрожал. Ему показалось, что он болен. Он встал, закатал штаны выше колен, и забрался под скамейку.
Под скамейкой было достаточно места, и поначалу Расти было там довольно удобно, но в этом месте не было травы, так что постепенно земля стала размокать, и вскоре мальчик оказался на четвереньках в луже грязной воды, и слякоть просачивалась сквозь пальцы.
Единственной его надеждой был Соми. Если не Соми, то Ранбир. А если не Ранбир, то… Дальше думать бесполезно — не о ком.
Дождь прекратился. Расти выбрался из-под скамейки и размял затёкшие конечности. Луна вышла из-за облаков, заиграла бликами на его мокрой коже, осветила просторный, одинокий майдан и подчеркнула его собственную ничтожность. Теперь он жаждал появления людей, будь то нищие или женщины. Он припустил лёгкой рысью, которая перешла в неистовый бег, и не останавливался, пока не достиг часовой башни.
_________________
[26] Валла — приставка в хинди, означающая лицо, занимающееся тем или иным ремеслом, таким образом, чаат-валла — изготовитель и продавец чаата.
7
Кто засыпает последним, тот первым просыпается. Голод и боль продляют ночь, поэтому нищие и дворняги дольше всех видят звёзды, голод и боль ускоряет пробуждение, поэтому нищие и дворняги раньше всех видят солнце. Расти были знакомы и голод, и боль, но его усталость была сильнее прочих чувств, так что он уснул на крыльце лавки чаата когда солнце уже вовсю освещало улицу, касалось каждой двери и окна.
Соми умывался у общественного резервуара с водой. Он стоял под краном и похлопывал себя по телу, чтобы окончательно проснуться, разбрызгивая студёную горную воду.
Возле резервуара было много народу: дети, визжащие кто от восторга, кто от холода, пока няньки сильно но ласково тёрли их; сами няньки — сильные, пышущие здоровьем женщины, с тяжёлыми браслетами на лодыжках; бисти[27] с кожаным мешком для воды; повар с горшками и сковородами. Няньки сидели на корточках, купая детей, в закатанных до бёдер сари, и при каждом движении ног раздавался звон их браслетов. Визг, звон и шлепки раздавались здесь повсюду. Повар намазал свою утварь золой и промыл, а затем наполнил чатти[28] водой. Бисти водрузил бурдюк на плечи и ушёл, чуть расплёскивая воду. Дворняга, склонившись с каменной ступени, лакала воду. Мрачного вида корова пощипывала траву.
Именно с этими людьми Соми проводил каждое утро, смеясь и болтая. Когда он закончил своё омовение, высушил волосы под солнцем, оделся и накрутил тюрбан, он оседлал велосипед и умчал.
В это позднее утро мистер Харрисон ещё спал. В полупустой церкви его отсутствие заметили — он редко пропускал утреннюю службу, так что жена миссионера с нетерпением ждала окончания проповеди, ведь ей было много о чём рассказать.
Подойдя к лавке чаата, Соми сказал:
— Эй, Расти, вставай, что случилось? Где Ранбир? Холи закончился вчера, знаешь ли!
Он тряс Расти за плечи и кричал ему в ухо, так что бледный мальчик, лежавший на каменных ступенях открыл глаза и стал моргать, ослеплённый утренним солнцем. Его взгляд шарил вокруг в недоумении, он не понимал, почему лежит под солнцем на базаре.
— Эй. — сказал Соми, — твой опекун рассердится!
Расти сел, чтобы всё объяснить. Теперь он совсем проснулся и пытался собрать рассыпавшиеся мысли вместе. Ему было непросто говорить напрямик, но он сделал над собой усилие, посмотрел Соми прямо в глаза и просто и без обиняков сообщил:
— Я убежал из дома.
Соми никак не показал удивления. Он не сводил с Расти глаз и не менял выражения своего лица. С полуулыбкой на губах, он сказал:
— Хорошо. Теперь ты можешь остановиться у меня.
Соми отвёз Расти домой на велосипеде. Расти чувствовал слабость в ногах, зато его разум был спокоен, и больше он не ощущал себя одиноким — Соми вновь внушил ему уверенность.
— Как ты думаешь, я смогу найти работу? — спросил Расти.
— Пока что не беспокойся об этом, ты только что сбежал.
— Но я смогу найти работу? — настаивал Расти.
— А почему нет? Но не переживай, ты же останешься у меня.
— Я останусь у тебя только пока не найду работу. Любую. Должно что-нибудь отыскаться.
— Конечно, не переживай. — сказал Соми и посильнее налёг на педали.
Они подъехали к каналу, шумевшему бурными потоками воды, стекавшей сюда с гор, где таял снег. Дорога, шедшая вдоль канала, была в нескольких местах подтоплена, но Соми правил строго вперёд. Затем канал свернул влево, а дорога продолжилась прямо, и шум воды теперь слышался слабо, так что на тенистой дороге было тихо. Деревья по краям дороги были покрыты розовыми и белыми цветами, а за ними было ещё больше деревьев — пышнее и ярче, а среди тех деревьев были дома.
Из-за скрипучих ворот высунулся какой-то мальчик. Он свистнул, и Соми помахал в ответ.
— Кто это? — поинтересовался Расти.
— Сын своих родителей.
— Ты о чём?
— Его отец богат. А сам он — некий Кишен. У него есть деньги, и в этом его сила, как у Сури — в его языке.
— Он друг Сури или твой?
— Смотря как ему удобно — он то наш общий друг, то друг Сури.
— Видать он столь же ловок, как и богат.
— Мозги у него от матери.
— А деньги – от отца?
— Да. Только сейчас их уже не так много осталось. Мистер Капур разорён. Кстати, Кишен и похож на отца. А мать у него красивая. Ну вот мы и на месте.
Соми катил среди деревьев по извилистой дорожке, которая изворачивалась и так, и этак, и наконец, ребята подъехали к дому.
Это был маленький приплюснутый дом, полностью покрытый пунцовой бугенвиллеей[29]. Сад был полон бархатцев, которые пробивались отовсюду, даже из щели на крыльце веранды.
Дома никого не было — отец Соми был в Дели, а мать отправилась покупать овощи на неделю.
— У тебя есть братья? — спросил Расти, войдя в переднюю комнату.
— Нет. Но у меня две сестры. Только они обе замужем. Заходи, подыщем тебе что-нибудь из моей одежды.
Расти засмеялся, потому что он был старше и крупнее своего друга. Однако он представлял себе рубашки и брюки — одежду, к которой привык. Он сел на софу в передней, пока Соми пошёл за одеждой.
Комната была прохладной и просторной, почти не обставленной мебелью. Зато на стенах было много картин, а в центре среди них — одна самая большая — портрет Гуру Нанака, основателя Сикхизма. Святой сидел, скрестив босые ноги и соединив ладони в молитве, а его лицо выражало безмятежность. Казалось, эта безмятежность Нанака сообщалась всей комнате. И такая же безмятежность чувствовалась в Соми, может быть оттого, что улыбка никогда не сходила с его губ.
Расти заключил, что семья Соми относилась к среднему классу — они были ни богаты, ни бедны, жили как все.
Вернулся с одеждой Соми:
— Это моё, так что, может быть, будет тебе маловато. Впрочем, наступает тёплая погода, так что скоро будет неважно, во что ты одет, и в любом случае, это лучше, чем ничего
Расти надел длинную белую рубаху с высоким воротом и широкими рукавами, которая, к его удивлению, оказалась ему свободной.
— Даже велика, как она может быть твоей?
— Она такой и должна быть.
Расти натянул белые штаны, и они оказались ему малы, не доставая до щиколоток сантиметров десять. Сандалии были без застёжек, и при ходьбе шлёпали по пяткам так же, как сандалии Соми.
— Ну вот! — воскликнул Соми, — Теперь порядок. Чаат у тебя в желудке, а чистая одежда — на твоём теле, и через несколько дней мы найдём тебе работу. Что-нибудь ещё?
Расти уже знал Соми достаточно хорошо, чтобы понимать, что благодарить не было необходимости — благодарность подразумевалась сама собой, настоящая дружба не нуждается в формальностях и не знает принуждения. Расти даже не спросил Соми, поговорил ли он с мамой о госте — наверняка она уже привыкла к подобным явлениям.
— Что-то ещё? — повторил Соми
— Можно мне поспать, пожалуйста? — зевнул Расти.
________________________
[27] Бисти — на хинди водонос.
[28] Чатти —Горшок для приготовления пищи.
[29] Бугенвилле́я — вечнозелёный вьющийся кустарник с яркими прицветиями.
8
В доме опекуна Расти никогда не спал крепко, потому что никогда достаточно не уставал, к тому же, его постоянно отвлекало воображение. После побега он спал очень плохо, потому что замёрз, был голоден и напуган. Но в доме Соми он чувствовал защищённость и был почти счастлив, так что сразу уснул. Он проспал остаток дня и всю ночь.
Утром Соми растолкал Расти и поволок его к резервуару. Расти смотрел, как Соми разделся и встал под струю холодной воды из крана, и задрожал от одной мысли, что ему предстоит делать то же самое.
Перед тем, как снять рубашку, Расти смущённо огляделся, но никто не обращал на него внимания, разве что одна из нянек, девушка с браслетами на лодыжках, лукаво ему улыбнулась. Он отвернулся от женщин, снял рубашку, бросил её на куст и осторожно двинулся к месту омовения.
Соми втащил его под кран. Вода была ледяной, и у Расти перехватило дыхание. Едва намокнув, он соскочил с площадки, в основном из-за стеснения
