Расти заметил велосипед, но не узнал седока, а к корове испытал жалость — ей будет больно от столкновения. Однако, руководимый каким-то дьяволом то ли в своём сердце, то ли в колёсах велосипеда, Соми резко забрал в сторону возле самой Махарани, и столкнулся с Расти, спихнув того в сточную канаву.
Привыкший к тонким ароматам душистого горошка[19], что выращивала жена миссионера, а также к запаху антисептика в ванной, Расти был неописуемо сражён поднимавшимся из канавы амбре гнилых овощей и помойной воды.
— Какого чёрта ты вытворяешь!? — задыхаясь и захлёбываясь завопил Расти
— Привет. — Сказал Соми, вытягивая Расти за руку из канавы, — Извини пожалуйста, я не нарочно. Кстати, вот мы и встретились снова!
Расти исследовал себя на предмет травм и, ничего не обнаружив, воскликнул:
— Посмотри, в какой я отвратной грязи!
Соми не мог удержаться от смеха над неважным видом своего нового знакомого:
— Это не грязь, а всего лишь вода из-под капусты. Не расстраивайся, одежда высохнет!
Его смех разливался добродушной шутливостью, и была в нём будто бы музыка, затронувшая струнки веселья и в душе Расти. Соми улыбался, и улыбка его была дружелюбной, а карие глаза излучали насмешку.
— Ладно, извини. — сказал Соми, протягивая руку.
Расти руки не пожал, а вместо этого смерил обидчика взглядом от тюрбана до самых сандалий, и процедил:
— Отойди, пожалуйста, с дороги.
— А ты сноб. — ответил Соми, не двинувшись с места, — И презабавный тип.
— Я не сноб. — скоропалительно возразил Расти
— Так может, забудем инцидент?
— Ты мог объехать меня, но даже не попытался.
— Если бы я попытался объехать тебя, я бы врезался в корову! Ты не знаешь Махарани — если что не по ней, она взбесится и разнесёт полбазара! Да и велосипед мог бы сломаться. Лучше пойдём, поедим чаата со мной.
Расти понятия не имел, что такое чаат, но до того, как он успел отклонить приглашение, Соми препроводил его в лавку, из которой шёл дым.
Поначалу ничего нельзя было разглядеть, затем дым, как казалось, постепенно рассеялся, и перед мальчиками возник, словно сияющее божество, сидящий человек, лоснящийся маслянистыми складками тела. Перед ним на горящих углях стояла тяжёлая сковорода, в которой шипело море жира, а хозяин ловкими пальцами лепил картофельные биточки и окунал их в сковороду.
Лавка была заполнена людьми, но завеса дыма и пара была такая густая, что угадать присутствие кого-либо поблизости можно было лишь по ропоту разговоров. Расти сунули в руки тарелку из банановых листьев, и на ней мгновенно возникли два жареных биточка.
— Ешь. — сказал Соми, увлекая неофита вниз, пока оба они не очутились на полу, спинами к стенке, — Это тикки[20], скажи, если они тебе понравятся.
Расти осторожно откусил. Блюдо было очень горячим, и он подождал минуту, а затем откусил снова. Было всё ещё горячо, но теперь по-другому, теперь это было нечто яркое, интересное, и совсем не похожее на что-либо, что Расти ел раньше. Любопытство победило недоверчивость, он доел одну котлетку и стал ждать, что произойдёт.
— Ел уже такие? — спросил Соми
— Нет. — Встревоженно ответил Расти, — что теперь будет?
— Поначалу у тебя может немного болеть живот, но чем больше ты будешь есть подобное, тем скорее привыкнешь. Так что доедай вторую.
Расти сам не представлял степени своего подчинения желаниям других людей. Только что он был зол и груб, но растаял от весёлого смеха Соми и теперь повиновался ему без возражений
Соми, одетый в хлопковую тунику и шорты, сидел, скрестив ноги так, чтобы ступни упирались в бёдра. Его кожа была золотисто-коричневой: на руках и ногах темнее, а там, где приоткрылась рубашка — намного светлее. Руки его были грязны, но выразительны. Дивные карие глаза — глубоки и округлы. Он сказал:
— Меня зовут Соми. Скажи, пожалуйста, как тебя зовут, я забыл.
— Расти.
— Как поживаешь? Очень рад с тобой познакомиться, мы не встречались раньше?
Расти проворчал что-то себе под нос, нарочно пытаясь рассердиться.
— Это было так давно. — сказал Соми, — Теперь мы друзья. Да, лучшие-прелучшие друзья.
Расти продолжил ворчать, но протянутую ему грязную и тёплую руку пожал. Он прикончил тикки на своём банановом листе и заказал ещё порцию. А затем сказал:
— Как поживаешь, Соми? Рад познакомиться с тобой.
__________________________
[13] Разори соседа — карточная игра, придуманная в Великобритании и распространённая с середины 19 века. Герой романа Ч. Диккенса «Большие Надежды» Пип умел играть в неё. x
[14] Массури — город в Индии, популярный горный курорт.
[15] После получения Индией независимости в 1947 году, сухой закон был включён в конституцию Индии 1950-го года.
[16] Анна — разменная монета колониальной индии, остававшаяся в ходу после обретения Индией независимости до 1957 года.
[17] Подавляя восстания в Индии в 20 веке, британцы использовали пули, состоявшие из пропитанной салом бумаги, патрон от них надо было откусывать, по замыслу британцев это помешало бы бунтовщикам использовать британские боеприпасы, так как им пришлось бы поднести ко рту сало, что было недопустимо для исповедующих индуизм, если сало было говяжьим, и для мусульман – если сало было свиным. Однако позже оказалось, что на самом деле бумага пропитывалась растительным маслом. Таким образом, остатки промасленной бумаги, ещё циркулировавшие по стране со времён восстаний, могли заинтересовать коров в качестве пищи.
[18] Бетель — растение семейства перечных, применяется как приправа. В Индии и странах Азии листья бетеля используются для жевания ради их тонизирующего свойства.
[19] Душистый горошек — декоративное растение, выращиваемое в садах ради цветов.
[20] Алу тикки – картофельные котлеты, традиционная закуска индийского субконтинента.
4
Голова жены миссионера показалась из-за садовой стены и просияла радушием. Расти поспешно улыбнулся в ответ.
— Где ты был, душка? — спросила болтливая соседка, — Я ожидала тебя на обед. Ты никогда не гулял так долго. А я, знаешь ли, уже всё сделала в саду. Хорошо погулял? О, я знаю, ты очень хочешь пить! Зайди, я налью тебе холодного лимонаду. Ничто так не освежает после долгой прогулки, как ледяной лимонад. Помню, когда я была молодой, и ходила прогуляться в Дехра-Дун из Массури, я набирала в термос лимонад…
Но Расти уже ушёл. Он не хотел ранить чувства жены миссионера, отказываясь от лимонада, но после нового опыта, который он приобрёл в лавке чаата, сама мысль о лимонаде казалась ему оскорбительной. Однако он решил в грядущее воскресенье пожертвовать на четыре анны больше в миссионерский фонд на содержание церкви, жены и сада. И с такими благими намерениями он удалился к себе в комнату.
Мальчик уборщик прошёл мимо окна: ведро позвякивало, а сандалии шлёпали по мокрой дорожке.
Расти плюхнулся на кровать и дал волю воображению, которое рисовало картины новообретённой реальности. Он решил снова встретиться с Соми.
На следующий же день ноги принесли его прямиком к лавке чаата на базаре, мимо часовой башни, мимо шикарных магазинов, вниз по дороге, далеко-далеко от дома опекуна.
Мясистый бог котлет-тикки улыбнулся Расти, будто разглядев в мальчике нового постоянного посетителя. Банановая тарелка была уже наготове, и тут же в ней появились тикки, утопающие в аромате острых соусов.
— Привет, лучший-прелучший друг. — Сказал Соми, появившийся из клубов дыма, щёлкая своими сандалиями: шлёп-шлёп-шлёп. Сандалии держались на ногах только на тесёмках, перекинутых через пальцы, и шлёпали по пяткам во время ходьбы, — Рад, что ты снова пришёл. После тикки ты должен попробовать что-то ещё, например, чаат или пани пури[21], ладно?
Соми снял сандалии и присоединился к Расти, который каким-то образом сумел сесть на землю, скрестив ноги подобающим образом.
Соми сказал:
— Расскажи о себе. Как тебя постигло несчастье быть англичанином? Как вышло, что ты провёл здесь всю свою жизнь, и ни разу не бывал в лавке чаата?
— Ну, мой опекун очень строгий. Он предпочитает воспитывать меня в английской манере, и в этом он преуспел.
— До сегодняшнего дня! — засмеялся Соми, и смех его вырывался из гортани, рассекая дым.
Тут перед ребятами показалась большая фигура, и Расти узнал в ней Ранбира, того самого парня, с которым они ехали в город на велосипеде.
— Ещё один лучший-прелучший друг. — объявил Соми.
Ранбир не улыбался, а только приоткрыл рот в изумлении, увидев Расти, и склонил голову. Когда он кивнул, его толстые чёрные волосы неряшливо свесились ему на лоб, косматые и неуправляемые. На Ранбире была длинная белая хлопковая туника, почти скрывавшая мешковатые штаны, а большие и сильные ноги его были босы и грязны.
— Привет, мистер. — сказал Ранбир хриплым голосом, маскировавшим застенчивость. Больше он ничего не сказал, а просто присоединился к трапезе.
Они ели чаат — острый салат из картофеля, гуавы и апельсинов, а потом — гол-гапу[22] — обжаренные чашечки из теста, заполненные обжигающим бульоном. Расти освоился и начал разговор, рассказывая приятелям о своей школе на холмах, о доме опекуна, о самом мистере Харрисоне, и о хлёстком офицерском стеке. Слушателей забавляла история Расти: очевидно, его жизнь была чрезвычайно скучна до сего момента, и Соми с Ранбиром жалели его.
— Завтра Холи. — Сказал Ранбир, — ты должен пойти со мной, и тогда станешь моим другом.
— что за Холи? — Спросил Расти
Ранбир посмотрел на него в изумлении.
— Ты не знаешь, что такое Холи?! Это индуистский фестиваль красок! День, когда мы празднуем приход весны, когда мы раскрашиваем друг друга, и кричим, и поём, позабыв все свои горести, ведь цвета эти означают перерождение весны и новую жизнь. И ты этого не знал!
Расти был несколько озадачен внезапным всплеском красноречия Ранбира, и засомневался насчёт праздника — тот казался ему примитивным времяпрепровождением с размазыванием краски повсюду.
— Тут может быть заминка. — сказал он, — Мне нельзя сюда ходить, а мой опекун вернётся со дня на день.
— Не говори ему.
— О, у него есть способы узнать об этом. И мне всыпят.
— Ха! — Сказал Ранбир разочарованно и с гримасой отвращения на подвижном лице, — Ты просто боишься испачкать свою одёжку, мистер, вот и всё. Ты просто сноб.
Соми рассмеялся:
— Это именно то, что я сказал ему вчера, и лишь после этого он пошёл со мной в лавку чаата. Видимо, нам нужно называть его снобом всякий раз, когда он выдумывает отговорки.
Расти наслаждался чаатом. Он поедал гол-гапу за гол-гапой, пока его горло чуть не воспламенилось, а живот чуть не сгорел. Насчёт Холи он не беспокоился, будучи вполне удовлетворённым тем что есть — новообретёнными радостями лавки чаата, так что просто сказал:
— Посмотрим. Если мой опекун не вернётся завтра, я пойду праздновать Холи с тобой, ладно?
Ранбир обрадовался, и сказал:
— Я буду ждать в джунглях за твоим домом. Когда услышишь стук барабана — это я, выходи.
— Ты тоже там будешь, Соми? — спросил Расти, отчего-то чувствовавший