Житие ты наше уральское. Ч.1.

и мягкое «Челяба»! Ты! Ты, истинный  выдержанный уралец! Зачем? Кому нужна эта жеманность, эта податливость, эти обтекаемость и пушистость?!
«Улька, Улька»... Рика! Р- р- рика! Чувствуешь разницу? Благородство от этого раскатистого «р- р- р!» так и прёт! Соответственно, повышается и внимание читателя! Становится страшно, неуютно, но, главное- завлекающе интересно смотреть на этот собачий оскал и гадать: цапнет- не цапнет? А ты- «Улька»...-
Урожденная фон Модус, сидя обиженно с отдавленной лапой у дивана, подняла морду и обнажила клыки.
-О! О! Видишь?!- с восторгом произнёс Степаныч, пересаживаясь на всякий случай за дальний конец стола. -То же и с Челябинском... Если у автора в опусе «женское» начало, то конец должен быть от противного- решительный, твёрдый по- мужски!-
Я поморщился от вульгарности.
 Ты рожу- то не криви! Сам просил правду... резать! Во-первых: я имею в виду опус. Во- вторых: цитирую!-
Я примерно догадывался, кого он цитирует.
 В- третьих: печатный лист и не такую бредятину и пошлость стерпит! Да не о тебе я!..- кивнул он рукой на меня, пытавшегося возразить. –Пошлости- то у тебя почти нет...- Задумался. -Знаешь, что я сейчас вспомнил?  Как служил... Тридцать лет прошло... Воинская часть 42377. 50 километров от города Березняки. Тайга, глушь... До ближайшей деревни Дурино десять километров... И «точка»- сорок человек. Почти все- ребята из Средней Азии. Образование минимальное. А в солдатской уборной-  трехстишие написано. Без ошибок. Маленький такой «толчковый» шедевр...Танка- хокку...
 Ну, так прочитай...-
 Да оно... с картинками... Ладно, раз уж тебя коробит от мата... заменю... поймёшь.
 «Не те «дяди», которые корысти ради,
    А те «дяди», которые имущие, но дающие!
    Вот те «дяди» сущие!»
    Я молчал, очарованный мелодичностью солдатского фольклора. Повеяло амфибрахиями и гекзометрами.  Январский, промёрзший до скрипа туалет, тайга, десять классов на всех- и это стихотворение...
 Может, офицеры...- неуверенно спросил я.
 Эх, Вовка, Вовка...- тяжело вздохнул Степаныч. -Это раньше из служивых Давыдовы да Лермонтовы выходили! Ты сейчас хоть одного приличного поэта- военного знаешь? То- то! Да у них и свой, тёплый, толчок был. А в тепле да сытости мало что хорошего пишется. Невзгоды да неустроенность надобны. А я к чему всё начал то... Вот стишок этот...  тридцать лет в голове сидит. А многое из того, что прочитал- бей ниже пояса- не вспомню! Не то что имена авторов- содержание не помню! Вишь, как память человеческая избирательна... С твоей бы писаниной не случилось чего подобного... Ты для чего всё это на бумагу- то накатал?-
 Основополагающей идеей своего произведения я считал...-
 Я сейчас уйду. Или в лоб дам. Выбирай.-
 Степаныч,- я вообще сник. -Я не знаю... Степаныч, это откуда изнутри лезет и лезет! И на бумагу просится... Господи, стыдно- то как! Я и не спать пробовал... И пить... Не помогает ничего! Ещё хуже становится! Не доспишь или наберёшься- т а к о е  в голову лезет... Кафка! И не запишешь, потому что не в состоянии! А поутру всё забывается. Или каким- то далёким становится. Господи, да не о том я! Не могу я без этого, Степаныч! Сначала считал- для себя. А затем захотелось, что б и другие... Что б знали... И про Аркаим, и про «дачника», и про гаражи... Это ж тоже наш город... И про то, как жили мы... Забудется же всё!-
 «Нэ тягло, нэ тягло- потом як попэрло...» Значит, всё- таки для истории пишешь...- Степаныч был упорный до обалдения.
Я промолчал.
 И ещё... Не хватает у тебя драматизма. Не хватает- и всё! А это- или через калейдоскопичную сцену событий, или через нагнетание ситуации...-
 Так что же,- криво усмехнулся я. -мне тебя в реанимацию положить?-
 Нет, в реанимацию не надо,- быстро ответил Степаныч. -Вернее, меня не надо... А вот если ты Толе Мишанову фурункул здоровущий на причинное место присобачил- это уже что- то!-
 Нет, - ответил я спокойно. -Я ни- че- го  придумывать не буду. Как было
В С Ё на самом деле- так и останется. Ни единого слова не поменяю! Что говорили, как думали, чего творили- всё оставлю...-
 Смотри, ты «банкуешь»...- Карточная зараза всё- таки влезла в него. -Добра хотел...-
 Спасибо, Степаныч. Не привык сочинять, прости уж...-
 Чего так упёрся-то?-
Я молчал.
 Ладно... чего там,- махнул он рукой. -А, может, Володька, и прав ты... Посмотрим, что там Клио себе отберёт... От меня- то что ты хочешь?    
 -Степаныч, я всё закончил, что задумал и чувствую- не хватает чего- то! Непонятки какие- то, намёки... И не переделывается, хоть тресни! Самому- то ясно, про что писал, что имел ввиду, а людям... Может, поможешь, прояснишь в конце как- нибудь?-
 - «Как- нибудь»- это вон пусть Толя туалеты суточные из профнастила делает в саду. Я, если возьмусь, чтоб без обид, понял? И почему меня просишь, а не Саню Жедяева? Или Малышенкова... Ребята начитанные, даже интеллигенты... хоть и в первом поколении...-
 -Ну их! Просил уже! Один измывается: «Вот стою я перед тобой, простой российский мент в отставке25, ничего, кроме Гиппиус в подлиннике не читал...»-
 -Это кто такой?-
 Мы уставились друг на друга.
 -Слушай, Степаныч, может, и вправду не давать тебе редактировать? Ты даже Гиппиус в подлиннике не читал...-
 -Ну, а Саня Жедяев?- прервал он меня.
 -А этот вообще глумиться начал! Для начала денег в долг
попросил! Затем мытарем каким-то обозвал... Я ему почти целую главу посвятил, столько времени угробил...-
 -Да- а, не помнят наши люди добра, не помнят... А  сколь раз ты ему в преферанс  поддавался...-
 Меня аж зазнобило от воспоминаний.
 -...Да и, честно говоря, не ему ты посвятил свою главку, а воспоминаниям своим да ощущениям давнишним... Но откуда в твои годики такая пассионарность?! Не пойму...-
 -Ты берёшься?-
 -Берусь!- Степаныч решительно хлопнул ладошкой по рукописи. Рррика вздрогнула. -Только, как договаривались: ни слова единого моего не менять! Раз. Концовку делаю не размазанную и про- женскую, а «чисто- конкретно» мужскую! Чтоб выделялась и запоминалась. Два. Всё. Пойду. Дел ещё по уши, столько дерьма разгребать...-
 -Но- но!-
 -Да у Толи! Соседи, наконец, приезжают. Попросил свои шмотки от них в гараж перевезти на Серёжкиной «Газели».-
 -А чего меня не позвали?-
 -Дык все знают, что пишешь! Твори! Чего зря музу шпынять? Обидится- совсем уйдёт. Они ж такие... Капризные... Как на третьем месяце...-
 -Как знают?!-
 - Ты же Толе обмолвился?.. Ну, а что знает Толя, то знает  и … родившийся в 59- м.  Да брось ты! Он  же от чистого сердца. Спокойствие твоё бережёт.-
 -Ага! А как ругаться с Рикой перед родами- так это тоже от доброты своей? Ей вообще волноваться нельзя было, а он... И ещё колбасой откупиться хотел,  олигарх несчастный! Я- то с его Анютой перед родами ни разу не ругался! Даже семечками, помню, угощал! Я ж не какой- нибудь изувер.-
  -Это он, конечно, виноват. С беременными лучше не связываться. Над тактичностью ему ещё работать и работать. Ничего, дело наживное. Я тебе вот что ещё хотел сказать, Вовка. Читай побольше. Хорошие книги читай, а не эту...  разную,- кивнул он на раскрытый томик.  Пелевин. «Голубое сало»...   -Жизнь, Вовка, так коротка... Поверь мне хотя бы раз. Не то что годиков- минут жалко будет!-
 Я обиделся.
 -Тебе, может, мура, а мне, может, интересно!-
 -А ты сравни потом! Куваева почитай.-
 -Кого?-
 -Куваева. Олега. Федосеева. Токареву.-
 -Токареву я всю прочитал!-
 -...Бакланова. Конецкого. Ко- нец- ко- го! Не Корецкого! Забудь Корецкого! Виктор Конецкий. Стаута. Ильина. Стругацких. Гумилёвых.  Амаду. Маркеса. Умберто Эко...-
 -Ну, ты!.. Кто ж их не читал?!-
 -Ещё читай!!! Может, окончательно вылечишься!-
 -Я тоже ругаться умею.-
 -Здесь, Володька, не до обид. Ты же «Шансон» слушаешь? Знаешь же, что есть Кричевские, Королёвы, Жэки -Бобы и прочие «ботинки- полуботинки», как говаривал Трофим?. И есть сам Трофим... Третьяков... Митяев... Окуджава... Высокое есть... И в литературе аналогично...  Мура тем и сильна, что засасывает. А мозг бездействует, потому что не о чем ему там думать. И эмоции, как в анабиозе: ни расплакаться до слёз, ни расхохотаться от души. Так... интересненько- и всё... Понимаешь? Всё! Загляни в конец «книги» - и утих интерес. А что да как меж концом и началом складывалось- абсолютно до фени! Конец- делу венец, обо всём рассказал. А ещё хуже книги с «заумью», дерьмом да эстетствующим снобизмом...-
 -В смысле?..-
 -Ну, ты же читаешь,- опять кивнул он на раскрытую книгу. -Эдичку ещё в компанию возьми... Ладно, пойду я... Устал что- то... Потом договорим... Здесь тебе по- другому доказывать надо... Отделять зёрна от плевел.-
 Он попрощался.
 И ушел.






                       Послесловие и комментарии к главе 13 «Жития...», написанные
                             Степанычем в ночь на 23 октября 2009 года.

   Основополагающей идеей данного произведения (имеется ввиду Глава под номером 13) я считаю краткий нелепый экскурс по Челябинску «от забора», так сказать,  «и до обеда».
 «От забора»- то у автора худо- бедно получилось. А что касаемо «до обеда»- как бы не так! Паллиатив какой- то! Нет упоминаний ни о пугачёвщине, ни о «водочном бунте» 90- х годов, ни о благостном правлении Ярёмы Квёлого- Четырнадцатого, прозванным башкирами «балагур- батыром», что в переводе на эвенкийский означает «вождь, сидящий у костра после принятия настойки мухомора в год большого урожая почесука».
 А проезд через Челябинск Владимира Ильича Ульянова- Ленина, Пугачёвой, Солженицына?..
 А участие в строительстве нашей железной дороги Гарина- Михайловского?..
 А многострадальные кандальники, бредущие по Сибирскому тракту, ныне «Мередиану»?..
 Господи! Да каждый камешек Южного Урала наполнен историей, как почти нигде более в России! И, видимо, только узкий кругозор да катастрофический недостаток знаний помешали автору представить сие на страницах своего опуса. А ведь сколько раз было говорено ему в приватных беседах: «Учись, пенёк, учись!!!» И ведь яркий пример у автора  перед глазами: курс дрессировки- и из плебейки получается настоящая леди фон Модус, человек человеком! А до него  всё не доходит...
 Уже и морковкино заговление прошло, а его «Нива» и поныне там! Упёртый и ленивый до обалдения человечек!
 Хлебный рынок упомянул, а то, что рядом, почти под задним его местом стояли острог, пороховой погреб и подвал казенной питейной за два века до этого- ему по барабану! И о какой же исторической хронологии можно говорить при такой фрагментарности изложения событий больным на всю голову человеком?!
 С другой стороны, я его понимаю. Обширность территории- не только беда, но одновременно и гордость человека российского! Как же здесь что- то не запамятовать, ежели только в границы  о д н о г о   Челябинска впихнулись и Монако со всеми фишками, и Мальта с орденами, крестами, соколами, жезлами, и пресловутый Лихтенштейн с его 0 : 1  и 0 : 3?!
 Поневоле что- то ускользает от внимания.  

           Время действия- почти весь тягомотный длиннющий день 26 июля 2009 года.
 Место действия- Челябинск. Этим- то и  определяется своеобразная техника построения эпизода, разбитого бездарно и как попало, то есть, как заблагорассудилось автору.
 По схеме параллелей сцена соответствует  666 песне «Скитания Денатурата», чья изменённая натура блуждает после возлияния по миру не видя света белого, но, в конце концов, обретает себя  в процессе общения с