нежной тайной.
— Ты сегодня такое смог, сокровище моё, шо тебе совсем не обязательно лазить по балконам, как блудливому коту, - произнесла она и снисходительно посмотрела на Вангу.
— Всем космический привет! - сверкнул улыбкой рекламы «Лакалут» сосед.
- Приземляйся, клоун, - буркнула Ляля, постепенно приходя в себя и собирая со стола осколки фужера.
Вдруг она подскочила, как ужаленная, и, выхватив у Ванги авоську, проворно высвободила щенка.
— Моль ты нафталиновая, а не космонавт. Разве можно живности такие стрессы делать?! И где берутся такие рахиты? - уже успокоительно ворчала Ляля.
Она сняла свою огромную шляпу, пристроила туда галстук ВэПэ и бережно уложила пёсика.
- Спи, детка! Мама тебя в обиду не даст! - ворковала она, ворочая скулящего щенка.
- За что пьем? - спросил Ванга, разливая шампанское.
— За моё обретённое счастье! - торжественно произнесла Ляля и звонко чмокнула ВэПэ в лысину.
Поскольку самый красивый кусок щуки, предназначенный для меня, бесславно пропал, я радостно жевала свои вкусные салаты. По мере насыщения, атмосфера разряжалась, Ляля теряла свою напускную резковатость, а ВэПэ обретал себя. Он вдохновенно рассказывал о своей поисковой работе, океанских находках и маленьких радостях исследовательской жизни, а Ляля безропотно и гордо пласталась у него на плече. Вениамин Петрович ласково поглаживал её руку и был обворожительно красноречив. Произведя ответное впечатление на Вангу, они исполнили вчерашний романс и удалились, унося с собой что-то трогательно-уютное, что принято называть семейным счастьем.
Вениамину Петровичу повезло с Лялей. Океанолог по специальности, он большую часть жизни провёл в экспедиции.
Его чемоданная неустроенность, периодически меняла ему женщин, которые никогда о нём не заботились. О нём вообще никто и никогда не заботился, кроме ошалевшей от счастья Ляли. Он был снисходителен и мягок, интеллектуален и предупредителен. С ним было легко и доверительно, но, обычно за таких мужчин замуж не выходят: их усыновляют. Именно это и нужно было Ляле, кутающей ВэПэ в свою нерастраченную и никому не нужную нежность. Он называл ее Ляля с ударением на последнем слоге, отчего это имя приобретало романтический флёр. Их отношения сплелись сразу, с первой строки романса и, как в пении, так и в отношении друг к другу эти двое были гармоничны.
Едва закрылась дверь за влюблённой парой, Ванга тактично засобирался уходить тем же путём, что и появился.
- Сумашедший! - вцепилась я в его рукав, отчего он надорвался и лопнул по шву.
- Ну, вот, последняя прыличная вещь для выхода в свет, — балагурил Ванга, несколько подражая Ляле.
- Авангард, перестань бузить! - самым строгим голосом сказала я. - Снимай рубаху!
- Господи, - не унимался он, - у всех имена, как имена, а у меня кличка собачья, - вздохнул сосед, протягивая мне рубаху.
Несмотря на пристрастие к спиртному, тело Ванги было суховатым и подтянутым. Его руки всегда были безупречны, а на левом плече красовалась тату «Зуб за зуб!» - сделанная во время учебы в мединституте. Пока я зашивала рубаху, он перемыл посуду, сложил всё аккуратными стопочками и удовлетворённо сказал:
- Ещё три минуты благодарного культминимума и я ушёл:
«В море горя и любви - больше не в долгу...
Я сжигала корабли и опять сожгу», - ёрничал Ванга. Вдруг голос надломился и уже с болью он дочитал: «Корабли твои, мои... А когда их жгла, было больше, чем в любви Света и Тепла».
- Римма Казакова, — грустно произнёс Ванга, - такая маленькая женщина, а как по-мужски пишет.
- Не зря ёе «Евтушенко в юбке» называли, - отозвалась я.
Казалось, совсем недавно, на её погребении, я стояла в почётном
карауле, а прошло пять лет.
- Скажи, Ванга, ведь невозможно зарыть в землю все пережитые эмоции. Они живут рифмами, стихами, вызывая у нас чувства, похожие на те, которые она пережила сама.
— Скажу, Люся. Мне кажется, что всё, что остаётся от человека хранится в информационном поле земли. Вот только вход туда ограничен: он доступен людям, над которыми Господь держит свою ладошку.
Луч уходящего солнца сверкнул бликом, на котором повисла грустная пауза.
— Ладно, поздно уже, — словно устыдившись своей слабости, шутовски раскланялся Ванга.
— Спасибо за представление. Хороший ты, - сказала я и протянула рубашку.
— И ты, - очень серьёзно сказал он, взял рубаху и по - мальчишечьи взмыл на свой этаж. Уже через минуту трубка с лейкой и лестница поплыли вверх, и ничего не напоминало о случившемся.
- А ну его к чёрту этот целлюлит! - уже в душе, неожиданно для себя, подумала я, впервые с остервенением не впиваясь в кожу деревянными шипами массажной щетки. Наслаждаясь струями воды, не совершая никаких движений, я представляла себя частью этого потока и переполнялась счастьем наслаждения этим чувством. Уже в постели, споткнулась о нечаянную мысль «жизнь удалась» и упала в шесть часов сна.
