на обочину, вышла из машины и присела на травку. В руке она держала молитвенник, подаренный, когда преподобной матушкой Александрой.
"Господи, наконец-то я выскользнула из тех снов, то ли призрачных, то ли, наоборот, самых реальных, и дорога меня ведет туда, откуда они мне приходят по ночам, - домой. Я научусь жить по - другому, я пытаюсь уже это сделать, но почему мне так грустно, - недоумевала женщина. - Как будто и не было всех этих полных трудов и ужасов лет жизни. Ура, я еду, наконец-то в Дивеево".
Ей вспомнилось, как много лет назад по этой же, но не асфальтированной пыльной дороге они с Акулиной и рослым детиной Иваном въезжали в Москву.
Акулина сильно простыла и кашляла без конца, а Иван все ухаживал за ней, то и дело останавливал телегу и грел воду, чтоб дать ей попить горячего лиственного отвара. Когда они доехали до дома тетки Матрёны, то у Акулины поднялась высокая температура, она была горячей, словно тот кипяток, которым Иван заливал траву. Тетка Матрёна, знавшая Акулину, не мешкая пригласила в дом, и сразу же вызвала доктора. Пришел полный дядюшка в круглых очках с большим светло-коричневым кожаным чемоданом, откуда он вытащил деревянную трубку и долго водил по пышной бело - розовой груди Акулины. А она лежала вся мокрая и в бреду, все время говорила:
- Иван, отвези меня к матушке в монастырь, там душа моя и успокоится.
А Ивана не было, только Матрёна и она ухаживали и молились за её скорейшее выздоровление, а восьмого дня по приезду она померла. Долго тогда она мучилась, и вдруг в детской головке промелькнуло, что Бог, наверное, не всё может, а вот врач - всё. Он должен был ей помочь, но не смог, плохой он врач, тогда она твердо решила, что станет врачом, самым лучшим врачом.
Спасибо Матрёнушка поддержала, если бы не она, не быть мне тем, кем я стала. Тетушка, душа творческая - актриса, все время осуждала мою мать, которая все бросила и уехала в своё время с верующим отцом в Дивеево служить Богу. По ее рассказам, матушка тоже была талантливой актрисой, начинала играть в Малом, ну, а потом любовь и Дивеева. Возможно, она боялась, что и я пойду по стопам матери, поэтому и одобрила моё решение стать врачом.
А теперь я, как много лет тому назад мои родители, держу путь в монастырь, в свой королевский дом.
Да, по-видимому, у парусов моей жизни сейчас уже нет другого ветра, только служению Богу, как завещала Варварушка. Людям я, пожалуй, уже отслужила, - громко сказала она себе, перекрестилась и села за руль.
Дорога к храму
Машина помчалась по гладкой дороге. Смеркалось. Подъезжая к городу, Антонина увидала молодую женщину, идущую по обочине, она приостановила машину и спросила:
- Куда путь держим? может, подвезти.
- Нет спасибо, я должна эту дорогу пройти пешком, в монастырь иду, - как-то отчаянно ответила молодая красивая женщина в черном глухом платье, с чудесными волосами цвета каштана, туго стянутыми на затылке в узел. На бледном лице большие карие глаза, словно застыли от печали.
- Ну-ка, садись в машину, я живу рядом с монастырем, переспишь у меня, а завтра пойдешь по своим делам. Как зовут тебя, хорошая моя? Вижу, что неспроста держишь путь туда.
- Анной зовут, запуталась я в жизни, тетя, одни сплошные неприятности, муж бросил, за что не возьмусь, ни к чему душа не лежит. Пить начала, родители стали меня ругать. Хочу в монашки пойти, там у них все по расписанию, не нужно думать о завтрашнем дне. Буду молиться, работать, а об остальном позаботятся остальные. - Мерцающие ее глаза, говорили о большем, но женщина замолчала.
- Милочка, монахинями становится не так быстро. Сначала трудницей побудешь, к жизни монастырской присмотришься. Потом послушницей послужишь, молитвы сердцем познаешь, надобно, почувствовать их, поверить им, проникнутся тем, что скрыто за этими не всегда понятными библейскими строчками. В монашеской семье режим строгий, работать много надо будет, с раннего утра до позднего вечера. Конечно, тебе самой решать, по силам тебе такая жизнь. А что, родители у тебя молодые?
- Нет. Я у них одна и поздняя. Пенсионеры они у меня, а мама болеет.
- Так что же получается, ты бросаешь их тогда когда они прошли основной свой жизненный путь и вплотную подошли к старости, сейчас им с каждым годом всё больше нужна твоя помощь: моральная, физическая и, возможно, финансовая. А если они станут долго и тяжело болеть? Кто даст им поддержку, кто подаст стакан воды? Неужели у тебя нет к родителям любви, ну хотя бы благодарности и жалости? Знаешь, предательство это, и бежишь ты в монастырь не за просветлением, а убегаешь от трудностей, но от самой себя не убежишь. Ты должна сейчас заботиться о них, оберегать их старость, а дальше видно будет.
Анна смотрела на Антонину Петровну и представила, что на самом деле может произойти с ее стариками. Душа ее защемилась от сказанных слов. Она все больше думала о себе, о своей душе, ей как-то невдомек были их переживания.
- Найди работу по душе, кто ты по образованию? - не успокаиваясь, продолжала Антонина Петровна.
- Я экономист, окончила Бауманский на отлично, - с небольшим кокетством ответила молодая собеседница.
- Замечательно, я напишу письмо, будешь работать в одной из лучших клиник Москвы бухгалтером. С цифрами как обстоят дела?
- Да вроде, нормально, только бухгалтерское дело не знаю.
- Ничего, научишься, главбух тебя научит. Она уже преклонного возраста, смотри, ее место займешь. А там наглядишься, пропустишь боль матерей и отцов, родных и близких больных через себя, утешишь их, поддержишь в неизбывном горе, так сразу и поймешь, что покинуть обычный мир – это очень просто. Для тебя легче жить без проблем и сомнений – только трудиться и молиться. А надо идти туда, где трудно, где твоё сердце место не будет находить. Тогда оценишь жизнь - свою жизнь, всё станет на свои места, ты многое поймешь. А любовь к Богу, истинная, не надуманная, она должна приносить радость, а не печаль и страдания. Молиться надо за все человечество, а сейчас ты не готова к монашеству, - продолжала возбужденно Антонина. - Это единственно верный подход в твоей ситуации, который соединит и нравственность, и порядочность, и твои духовные искания и метания. И потом, ты еще молодая женщина, ты должна, нет, ты просто обязана, создать семью и нарожать детишек. А сейчас поедим домой.
Дома за чашкой чая и старинным медным самоваром, доставшимся в наследство от тетки Матрёны, Антонина рассказала Анне о своей жизни. Про свой тяжелый врачебный путь, про сестру свою Варвару, которая после смерти родителей пошла в монастырь на послушание и расплатилась за это своей жизнью. За ее рукопожатие, которого по жизни ей не хватало. Беседа продлилась за полночь, женщины, насытившись разговором и каждая, придя к определенным целям, успокоившись, уснули.
Запах счастья
Утром Анна вышла на крыльцо. Восточная часть неба приобрело золотисто-красный оттенок, она уловила чудное мгновение - рождение первого луча встающего солнышка, окрашивающего все в радушные тона, пробуждая спящие цветы и птиц. На душе было легко и радостно, ее душа начинала тоже просыпаться, словно природа вокруг, для новой и светлой жизни. И этот жизнеутверждающий луч вселил в нее жажду к полноценной жизни.
"Да, - подумала она, - какая все-таки вокруг красота, сколько цветов и запахов, как удивительно гармонично мы, люди, связаны с небом".
- Ну, что, Анна, пойдем в монастырь? - услышала она за спиной голос, еще вчера чужого человека, а сегодня, как ей показалось, давно знакомого. - Возьми четки, я их купила в Сербии, на симпозиуме в прошлом году, и возьми вот этот листок, там написана молитва Святой Богородице. Когда пойдем по канавке, прочтешь 150 раз, а чтоб не сбиться, откладывай четки. Отец Серафим говорил так: «Канавка эта – стопочки Божией Матери. Кто Канавку с молитвой пройдёт да полтораста «Богородиц» прочтёт, тому всё тут: и Афон, и Иерусалим, и Киев.
Антонина с Анной решили вначале пройти по канавке. Первой пошла Анна, усердно молясь, она словно растворилась в себе, не слыша и не замечая окружающее. А Антонина как-то не решилась ступить на святую тропинку, воспоминания и впечатления детства хлынули на нее бушующим потоком. Родной запах земли, травы и утренней росы пронеслись по ее давно очерствевшей душе, пробуждая чувство радости, но радости какой-то утонченно спокойной, отчего сердце стало стучать медленнее и тише, погружаясь в божественную негу. И в какой-то момент ей показалось, что запахло счастьем. Да-да, именно счастьем, до сих пор она и не знала, что счастье имеет запах, вот оказалось, имеет. Она улыбнулась и сделала первый шаг с той молитвой, которой она помнила еще с детства.
Вторая жизнь монастыря
Пройдя по тропинке, о которой батюшка Серафим говорил, что по ней ходила и каждый день ходит Пресвятая Дева Мария, одухотворенные женщины решили осмотреть монастырь. Антонина постепенно стала возвращаться в реальный мир, который вызывал у нее лишь чувства сожаления:
- Вот смотри, дорогая, храм Рождества Христова, здесь раньше была сберкасса. Видишь, окна все забиты ржавым железом, а дверь напоминает тю¬ремную, штукатурка вся обвалилась… А в Казанской церкви был склад, в церкви Рождества Богородицы хранилась картошка.
- Полное запустение - в проломах кое-где просматривалась бузина, а вокруг все в крапиве и лопухах. Запомни этот удручающий вид, а через несколько лет приедешь ко мне и все не узнаешь. Люди все восстановят, так не оставят, ведь негоже жить без веры. Нам 70 лет ее выбивали, а люди вновь к ней возвращаются, значит, есть в ней основная сила и правда. Вот такие дела, но сегодня праздник будет большой, видишь, сколько народу собирается, пойдем в собор. Знаешь, Анюта, прошлой осенью позвонили вдруг из исполкома Антонине Рябо¬вой, члену «двадцатки», в которую вхожу я, и говорят: «Можем отдать вам Троиц¬кий собор. Берете?» Тогда она поначалу растерялась, говорит: «Нам надо у владыки спросить. Ладно, спрашивайте, только скорее, через два дня давайте ответ».
Рябова, помолившись, поехала в Горький. Ей сказали, что влады¬ка час назад приехал и лег отдыхать. Она попросила:
"- Ну, разбудите его как-нибудь, мне он очень нужен.
Епархиальные служащие, не соглашаясь, ответили:
"- Как можно владыку беспокоить?!"
Тогда она стала вслух мо¬литься:
"- Батюшка Серафим! Разбуди его! Пусть бы он пить, что ли, захотел!»
Минут через пять спускается владыка. Он встал, чтобы выпить чаш¬ку чая. Ему и сказали, что он не про¬сто так проснулся - его вымолили. Он, конечно, благословил «брать» со¬бор, составил нужную бумагу, и через несколько дней был заключен договор о передаче Троицкого собора. В праздник Всех Скорбя¬щих Радости сестры впервые тогда вышли на работу в Троицкий собор. Выноси¬ли камни, кирпичи и прочее. Пыль стояла, как будто был туманный день...
Так начиналась вторая жизнь Дивеевского монастыря.
…в Дивееве - всегда радость!
Они подходили к Троицкому собору, вокруг собора высились целые горы извлеченного из храма мусора, площадь вся была завалена об-ломками кирпичей, между которыми сиротливо рос¬ли тополя. Строители спешно выносили из собора леса и калориферы, которые сушили побелку. Народ ринулся вовнутрь. ...Перед тем как должны выходить с причастием,
