Рождественские ворота

вдруг стало очень тихо. Под куполом голуби летали. И тут запела какая-то птичка - никто даже не поняли какая. Она пела долго, минуты две-три, в полной ти¬шине. И как только закончила пес¬ню - открывались царские врата...
Запел хор, это на левом клиросе пели сестры, а на правом - какие-то монашки. Народу было много, пробиться было невозможно, здесь были и монахи, и странники, и дамочки - все молились вместе. Одна из работниц узнала Антонину, члена церковного совета, и стала их протискивать в самую глубину собора.
Анна восхищалась белизной и чистотой, простором и блеском храма, святыми ликами, крестами, иконами, ей совершенно не мешала теснота, и в какой-то момент, ей показалось, что она уже там, в Царствии Небесном. Женщины не разговорили, невозможно было подумать ни о чем постороннем - только молиться и благодарить Господа. Вдруг одна из бабушек сказала рядом стоящим, которые пели вместе с хором:
- Вы неправильно поете. Под ваше пение плясать хочется, а ведь надо плакать о грехах.
  А одна из прихожан ответила:
- Что сделаешь, если в Дивееве - всегда радость!
И на самом деле веяло от всех теплом и неизмеримой радостью. Анна и Антонина простояли так несколько часов, не заметив, как пролетело время. В какой-то момент Антонина нагнулась и тихо сказала слова стихиры Анне:
- В храме стояще сла¬вы Твоея, на небеси стояти, мним. Ты теперь поняла?
Анна махнула головой, хотя ничего не поняла из сказанного. Все перемешалось в ее сознании. Засверкали и заколыхались, словно живые... иконы святых, свечи, кресты и ризы. Вдали, перед ней,  загорелась синенькая лампадка... постепенно проходящего ниспосланного богом светлого дня. Блики рассыпались по всему помещению золотыми нитями. Запах ладана, мирры и свечей грели и очищали ее душу и плоть.
Вечером поздно возвращались они домой. Анне все казалось, что небо коснулось ее плеч и ангелы поселились в душе.  Антонина прервала молчание, сказала:
- Блажен, кто пробудет в Дивеевской обители сутки - от утра до утра, - говорил батюшка Серафим, - ведь Царица Небесная каждые сутки посещает этот свой Четвертый Удел. Так что следующий раз мы пробудем там сутки, ну, а пока пойдем отдыхать. Да, постарайся построить свой храм, вот здесь, - и она положила руку на грудь. Наутро Анна уехала в Москву, полная впечатлений и планов, с обновленными взглядами на жизнь и ее смысл.

Родительский дом
Антонина прошлась по большому просторному дому и только стала расставлять привезенные с собой из Москвы вещи, как в дверь кто-то робко постучал. Она толкнула ее слегка рукой, дверь, скрипнув, приоткрылась. На пороге стояли молодой мужчина и девочка-женщина, державшая в руках белого как снег котенка. Она наклонилась и выпустила его из рук. Котенок замяукал и пустился осторожными шажками измерять комнату.
- Добрый день, проходите, будьте гостями. Я как раз  только заварила зеленого чаю, а может, черного?
- Ну что вы, спасибо, мы вот тут вам вареньице принесли с пирожками. И мужчина поставил на стол плетенную из прутьев корзину, снял салфетку, и по комнате разошелся аромат сдобы. - Меня зовут Александр, моя жена Люба, мы ваши соседи. Вчера увидели в окошке свет, вот и решили  заглянуть, может, не вовремя?
- Тогда присаживайтесь, я очень рада, меня зовут Антонина, Антонина Петровна. - Придвигая стул к столу, хозяйка медленно стала опускаться на него. Она вдруг почувствовала, что столь ранний визит молодых людей неспроста.
- Вы нас простите, мы слышали, что вы врач, и очень знаменитый, хотелось бы, чтоб вы осмотрели нашего сына. Он инвалид от рождения, то есть при родах, допущена врачебная ошибка. Куда только не возили, и врачам и бабкам, все тщетно. А неделю назад Любаша сон видела, что рядом с нашим домом, на месте вашего дома, огромный вяз, а над ним ангелы кружатся, а под ним наш Иванушка бегает на своих ножках. Вот мы и решили узнать у риелтора, кто дом купил, а он нам ответил, что знаменитый профессор. У нас вдруг появилась надежда, может, это судьба - нашего мальчика на ноги поставить. Мы вам во всем поможем, век будем за вас молиться, только помогите, пожалуйста.
Антонина вздохнула и поняла, что, видимо, ее основная миссия - это врачевание, и не куда от этого она не денется.
- Ну что ж,  ведите ко мне свое чадо, - сказала она  и подошла к шкафу, куда она несколько минут назад положила медицинские принадлежности, в надежде, что они ей теперь не понадобятся.
Мужчину словно ветром сдуло, а Галина стала разливать по чашкам чай, тихо произнося:
-  Вы хоть чай с пирожком попейте.
Не успела она проглотить последний кусочек, как на пороге появилась коляска с мальцом лет шести-семи,  с нездоровым цветом кожи. Он с интересом оглядывал дом, в котором был впервые, улыбнулся и очень громко поздоровался. Антонина погладила его по головке, попросив родителей уложить его на кровать и выйти из дому. Она долго его рассматривала, потом села за стол, написала записку и вышла в коридор, где молодые в нервном состоянии ждали вердикта.
- Ну что я могу вам сказать, вот я приписала Ванечке кое-что из укрепляющих лекарств, его нужно подготовить к операции, нужно усиленное питание, в основном витаминное, я там написала что именно, а через месяц, я думаю, мы вместе поедем в Москву и сделаем там операцию, поверьте, все будет хорошо.
- Но у нас нет денег на операцию.
- Да, такие операции платные, но вы не волнуйтесь, я найду выход. Верьте и молитесь, водите его на источник все это время, каждый день и с Божьей помощью мы преодолеем недуг.
Молодые люди ушли, оставив Антонину в замешательстве, ведь она пообещала, а ведь такого рода операции были на самом деле платные. Теперь она никто, просто пенсионерка. Что делать крутился в ее голове извечный вопрос. Она позвонила Николаю, все объяснила, и они решили, что попробуют найти выход, тем более что у нее есть небольшой запас денег, оставшийся от продажи квартиры.
Антонина продолжила знакомиться с домом. Он казался ей тем самым, в котором она жила в детстве, хотя по месту расположения он был гораздо дальше от монастыря. "Может, в детстве все кажется большим, и не только деревья, но и дорога, -подумала она. По лестнице она поднялась на чердак, пыталась открыть дверь, но та не поддалась. Видимо, закрыта на ключ, придется поискать его, решила она.
Но не тут-то было, в дверь опять постучали, на пороге стоял сосед по дому, она его еще вчера приметила.  Высокий здоровяк. Он тихо поздоровался и пригласили ее на обед:
- Приходите к нам на обед, матушка борща наварит и пельменей наделает. Будем ждать, ведь теперь мы соседи, а соседи больше, чем родственники.
Антонина не думая согласилась.
- А вы не поможете мне открыть чердак дома? А то у меня не получается.
- Конечно, там все забито, мне папка рассказывал, что еще до войны местная монашка наверху сложила все свои вещи и пообещала вернуться за ними. Но так и не вернулась. А те, которые здесь жили до вас, набожные были, чужого так и не тронули.
- А скажите, вы случайно не знаете, как монашку звали?
- Не помню, я мальцом был, она здесь то появлялась, то исчезала на небольшой период времени, а в 1942 году ушла медсестрой на фронт, потом так и не вернулась.
- А вы не могли бы мне открыть дверь, чужого я не трону, а может там наше. В детстве я здесь жила точно в таком же доме, может это мой дом, вернее, родителей.
- Подождите, я сейчас лом принесу.
И сосед Михаил, как он представился, кинулся за ломом.
Антонина была поражена тому, что предстало перед ней обросшее паутиной.
Этажерка из лакированного бамбука, та, что вечна была уставлена религиозными книгами Варварушки, полки, обитые красным бархатом, потеряли былую сочность красок, но сохранили свою мягкость, по которой Антонина нежно провела рукой, стряхивая пыль. Несколько книг, пожелтевшие страницы которых словно ждали прикосновение чьих-то рук, ожили, и первые попавшие на глаза строчки, словно стрелой вонзились в ее встревоженный мозг.
Небольшой фотоальбом оказался завернутым в трухлявую газету. Антонина осторожно открыла его и обнаружила старые фотографии  папы, мамы и маленькой Варвары, а вот и она вместе с ними, совсем маленькая. Фото монастыря. Старая желтая фотография хорошо передавала величие и  процветание его, такого монастыря она не знала.  Она сделала несколько шагов вперед и увидела деревянную лошадку. Тронула ее. Та закачалась взад- вперед, и детство, полное любви, всплыло перед ее глазами. Женщина не могла поверить, что находится в своем доме. Старое корыто было накрыто скатертью, потерявшей былую расцветку. Тоня потянула ее за край и захлебнулась от пыли. Сквозь нахлынувшие слёзы она увидела  мамин любимый сервиз, который так берегла сестра, он лежал целехонький и невредимый. Она села на стул и закрыла лицо руками. Все поплыло у нее кругом. Она никак не могла поверить, что находится в родительском доме. В доме, где она была так счастлива. Это был большой подарок  в ее жизни. Спустившись вниз, Антонина позвала Михаила. С ним она  все спустила вниз, вымыла, протёрла и расставила. Она обо всем на время забыла, обставляя с любовью своё родовое гнёздышко. Все это время её не покидала мысль, что Варварушка где-то рядом, просто ей надо пойти в монастырь, и там она обязательно увидеть сестру. Чудо должно произойти, не покидала ее мысль.

Солнечная радуга над Четвертым уделом
…В эти дни Дивеево напоминало боль¬шой шумный город. На всех улицах было полно людей. Стояла жаркая погода.  Весь городок готовился к встрече Преподобного. Это был день Влади¬мирской иконы.  Антонина, затерявшаяся  среди массы паломников, стала наблюдать, как на веревках золотой крест поднесли к куполу. Он сиял так, что был виден, – ясно, до мельчайших деталей. Молящийся народ засуетился и вглядываться в просвет между деревьями: небо начало менять  цвет.
Над куполом, как по заказу, разбивая золотой ореол, появилась четкая радуга. Удивительно, при совершенно ясной погоде – РАДУГА! И это было явное знамение величия и святости сей земли.
Антонина перекрестилась и низко поклонилась. В памяти ее вдруг, как фильм всплыл далёкий рождественский день, когда она с сестрой наблюдала за темными тучами, скопившимися над монастырем.
Теперь все сияло и светилось, словно Всевышней радовался посланному дню.
Она направилась к Новому собору другой дорожкой, здесь каждый день приходилось искать новый путь от храма до просфорни. По этим узеньким тро¬пинкам между лесами, экскаваторами и траншеями бегало множество людей. Все были очень заняты, и каждому ка¬залось, что его дело - самое важное. Ей почему-то всё напомнило комсомольскую стройку, где работа¬ют и песни поют. Прижимая к груди старую фотографию монастыря, она направилась к инокине Марине, которая по поручению матушки беседовала со старожилами Дивеева, разыскивала старых монахинь и их род¬ных, собирала фотографии начала века, все, что представляло интерес, заносила в дневник - малую летопись воз-рождаемого Дивеевского монастыря.
Антонина вдруг увидела старую матушку Маргариту, которая  серчала на всех монашек, глазевших с большим интересом на казаков. Она велела всем повя¬зывать платки по-монашески и строго сказала:
- Бессовестные! Кругом казаки, а вы открыли лбы и смеетесь! 
Антонина подошла Маргарите и протянула старое