последний раз.
Они зажгли неоновые свечи. Официант принес им ужин на двоих. У Вари на груди уже красовался кулончик.
-- Нам так много нужно сказать друг другу сегодня, -- словно, читая мысли Алика, издалека начала Варя.
-- Тихо, молчи, не надо, -- Алик прижал указательный палец к губам Вари, -- Я знаю все, что ты скажешь. И не хочу это услышать сейчас. Не переживай. Этот вечер последний между нами. Я ухожу из твоей жизни... навсегда.
-- Куда, Алик? – Варины глаза наполнились ужасом, -- Куда ты уходишь и зачем?
-- Я уезжаю далеко. Так надо. Но сейчас я хочу побыть с тобой. В последний раз.
Он страстно прижался к ее застывшим губам своими, пылающими слезами страсти и обид, устами.
-- Полюби меня... в последний раз... – почти умолял Алик, -- Ведь мы больше никогда не будем вместе. Возможно, никогда больше не увидимся...
-- Нет, Алик! – Варя отпрянула назад, -- Не надо... Вот, сейчас, не надо. И подарков не надо... забери... – она сняла кулон и положила на стеклянный столик перед Аликом, -- Я давно уже хотела сказать, мы – просто друзья.
Алик сел в непринужденную позу и опустил голову. Он глубоко вздохнул так, словно камень упал с его души и спокойно произнес:
-- Да, я знал это. Я ждал этой минуты, но не думал, что ты скажешь все именно сейчас. Я просто хотел попрощаться.
-- Алик, мы всегда будем друзьями. И я смогу быть рядом, когда ты захочешь, когда тебе это будет нужно.
-- Нет... не надо, Варя... – сдавленным голосом произнес Алик.
Он отстранился от нее и, вдруг, стал каким-то чужим, холодным. А Варя придвинулась к нему ближе и стала гладить, утешая, по горячему плечу. В свете неоновых лампадок она видела его четкий профиль и растрепанные волосы. Внимательно изучала на прощанье каждый изгиб грациозного тела. Ее взгляд остановился на его плече. Там, где должен быть шрам от прививки оспы, на выступающем бицепсе виднелась небольшая наколка. Почему Варя раньше не видела ее? Да, просто, она никогда не была увлечена Аликом всерьез... Сделана эта тату была, судя по всему, давно. Вероятно, еще в детстве. С возрастом кожа на плече растянулась, и рисунок потерял четкие очертания. Но, все еще, можно было различить узорчатую рамку и надпись в ней.
-- Алик, что это? – спросила Варя.
-- А... это пацаны взрослые в детстве выбили, -- безразлично отмахнулся Алик, -- Мне было лет пять тогда. Я боялся, брыкался. Они связали и накололи. У меня рука потом напухшая целую неделю была. Но взрослые парни убеждали, подбадривали – это мой документ теперь. Не потеряется. Так было нужно.
-- Как так, связали, накололи... Это же насилие! – ужаснулась Варя, -- Что за дикие игры? А родители твои разве не вступились?
-- Нет, -- коротко и безразлично отвечал Алик, -- У меня никогда не было родителей...
-- Как? – слова застряли у Вари в горле, и она не могла больше сказать ни слова.
-- Да, вот так. Я в детдоме вырос. Меня дядя Кадо туда принес еще младенцем. А потом опекал всю жизнь. Я теперь ему должен... благодарить...
Алик смущенно опустил голову себе на ладони и сжал ее, словно в приступе мигрени.
Варя глянула внимательней на наколку. В узорчатой рамке, едва различимо красовались узорчатые буквы: «О да Е». Она не верила тому, что видит, тому, что слышит. И вид у нее был обескураженный в этот момент.
Глава 32
Варя, не отрываясь, смотрела на странное тату на плече Алика несколько секунд. Смутная догадка осветила ее уставший мозг. И все события, промелькнувшие за последние несколько дней, выстроились в памяти цепкой чередой, не желая уходить из нее.
-- Алик, почему ты мне ничего не рассказывал об этом?
Алик смущенно глянул на нее. Как он мог рассказывать, что в знак благодарности своему «спасителю» он должен был снова и снова предавать милых ему людей. Что, по большей части, именно он являлся причиной их неприятностей и разбитых сердец. Ведь он вынужден был жить по правилам, которые диктовал его покровитель. А теперь, Алик чувствовал, что настало время расплаты. И он просто обязан рассказать Варе всю горькую правду. Возможно, она сама выгонит его сейчас и никогда больше не захочет знать. Но Алик был готов и к этому.
-- А чего рассказывать, -- решил начать блудный сын все по порядку, -- Мать в роддоме бросила. Спасибо, дядя Кадо подхватил. Он, говорят, близко знал эту... ну, не важно... Потом ходил, навещал и меня и других детей. Правда, когда я стал подрастать, он все время меня в другие интернаты или приюты переводил, и имя мое менял. А эта наколка – память о моем настоящем имени. Он пацанов старших попросил, чтобы они ее сделали... Я от воспитателей долго прятался с перевязанной рукой. Говорил, ударился. Хорошая память, чтобы я окончательно не забыл, как меня вначале звали... а я забыл...
Алик тяжело произносил каждое слово. Варя внимательно слушала. Ей тоже становилось все тяжелее и тяжелее на душе, словно, кто-то перекрывает к ее дыханию доступ воздуха.
-- Алик, ты ничего не знаешь о своей матери?
-- Нет, -- коротко ответил тот, -- Какое мне теперь дело...
-- И ты ничего не знаешь о своей семье?
Алик внимательно глянул на Варю. Она поняла его взгляд. Он не хотел отвечать на ее вопросы. Но Варя не сдавалась. Она заставляла глотать его горькую пилюлю, которую глотала сейчас и сама.
-- Почему же твой любимый дядя Кадо ничего не рассказал тебе об этом?
-- Я не спрашивал.
-- А зря. В прочем, он тебе и так много наврал. Ты знаешь, что у тебя есть... – Варя вдруг похолодела от последнего слова, которое ей было суждено самой произнести сейчас, -- У тебя есть... сестра...
Алик опять внимательно глянул на Варю. Он был серьезен, как никогда:
-- Ты что-то знаешь о моей семье? – словно с сожалением произнес он.
-- Я знаю все о твоей матери... Она не бросала тебя, ее обманули...
Варя почувствовала, что горький комок ежом застрял в ее горле. Она поняла, что сейчас скажет такое, после чего, ей, возможно, не будет прощения. А, может, это все только снится ей сейчас. Варя почувствовала, как слабеет. Мысли мелькали в голове яркими вспышками, как у безумного человека. Ей не верилось в происходящее сейчас с нею, словно это было не с ней. Варя почувствовала, что может не совладать с собой и... ничего не сказать... никогда. И она собрала все свое мужество в кулак. Но Алик безразлично откликнулся:
-- Какая теперь разница....
-- Нет, ты не прав... разница в этом есть. Между нами есть... разница... или сходство. Я знаю... я знаю, как тебя звали там... в Ейском детдоме... Потому... потому, что мы родились в одном роддоме... в один день... от одной матери... и отца... – как заклинание, не помня себя, произнесла Варя.
Алик обескуражено смотрел на нее.
-- Оша... ты себя тогда называл Оша... – продолжала Варя, глотая непослушные слезы, которые горошинами катились по ее пылающим щекам, -- Ты помнишь... Оскар. Дядя Кадо назвал тебя Оскар. Оскар Елагин – вот твое настоящее имя... И я искала тебя так долго... и нашла. Здравствуй, братик!
Алик смотрел прямо в лицо Варе. Ему не верилось, что это все правда. Но ее сведения во многом совпадали. Значит, Кадо обманывал его всю жизнь. Его мама и сестра находились рядом с ним. И у него самого всегда был выбор, идти против них или оставаться с ними. И он всегда выбирал первое, возвращаясь к своей прежней жизни, в глубине души чувствуя, что неправ. И он не знал, где ключик к его неудачам. Но этот ключик ему всякий раз подкидывал, все тот же, неоднозначный Кадо. Алик не слушал самого себя. А теперь – вот она, его двойня, его зеркало, его противоречие и половинка... его расплата. Она смотрела прямо в его лучистые глаза. Как она могла раньше не догадаться?! Стальные глаза, светлые волосы, высок и строен. Наполовину смущенная улыбка быстро сменялась бесшабашностью и вспыльчивостью. Экспертизы не нужно было устанавливать! Вот, почему ее всегда тянула к нему какая-то странная привязанность, граничащая с жалостью и всепрощением. Вот, почему Селя... эти слова... он все знал.
-- Что? Что я слышу?! Это неправда... Не может быть! – Алик, вдруг, вскочил и стал метаться по комнате в панической атаке, -- Я вспомнил... да, я вспомнил... – повторял он как в кошмарном сне, -- Дядя Кадо называл меня... Оскар. Он говорил, что я буду талантлив... мое имя связанно с победами... и он ждал от меня... побед...
В следующую секунду произошло такое, чего Варя не ожидала. Алик выскочил на балконную лоджию и вспрыгнул на перила балкона. Варя в ту же секунду устремилась за ним. Она стояла, замерев, рядом с ним и молящим голосом тихо повторяла:
-- Нет... Алик, нет! Не надо Алик, мы любим тебя... Я не смогу с этим жить...
Алик не помнил сам, что он делает. Он слышал мольбы сестры рядом и, вероятно, они вернули его к реальности. Он уже хотел спрыгнуть с узких перил на пол лоджии. Нелепо улыбнулся, делая вид, что ничего страшного не стряслось. Ему просто захотелось... Но в этот момент его босая нога скользнула по краю перил... Алик не ожидал такого поворота и, неуклюже взмахнув руками, сорвался вниз... по ту сторону перил. Падая, зацепился за узорчатую оградку руками и повис в воздухе.
Варя подскочила к нему и протянула свою ладонь сквозь узорчатые разъемы. Она изо всех сил пыталась подтянуть его протянутую ей ладонь к себе. Но сил ее оказалось слишком мало. А Алик беспомощно болтался над бушующим, как океан, ночным городом и рисковал сорваться в его бездну. Вот-вот... еще немного... Но силы покидали ее... она не могла удержать то, что было не суждено.
-- Помогите! – кричала Варя так громко, как могла.
Ее рука ослабла. Пальцы Алика разжались, и он сорвался вниз прямо на грохочущую автомобильную дорогу. Варя закрыла в ужасе глаза....
Наступила минута затмения. Она только что нашла брата и... потеряла его. Что теперь сказать маме? Его маме...
Прошла минута, а, может, две, а, может, целая вечность. В шумном вертепе повисла тишина. Варя ничего не слышала. Ей показалось, что она сама провалилась в пропасть небытия. Резкие гудки машин снизу постепенно привели ее в чувство. Они все кричали наперебой о том, что их никчемная жизнь продолжается... Но никаких сигналов о том, что с большой высоты упал человек... Никаких криков о помощи...
Слабый стон донесся откуда-то снизу. Он возвратил Варю к себе. Она открыла глаза и, усилием воли, глянула вниз. На широком выступе здания, раскинув руки, лежал Алик.
Варя тут же перелезла через перила балкона и, рискуя сорваться вниз, поспешила брату на помощь. Она склонилась над ним, вытирая ладонью кровь с его разбитого лба. Алик открыл глаза:
-- Ты... я... я не стою тебя... даже того, чтобы быть твоим братом, -- он хватал пересохшими губами воздух, задыхаясь от боли, -- Ты была моей любовницей... моей любимой... моей подругой... А я... я предавал тебя столько раз... шпионил и доносил... А ты... ты прощала... всегда... и я пользовался этим. А теперь... ты – моя сестра... Мне нет прощения!
Алик закрыл свои небесно-голубые глаза. Он не в силах был смотреть на Варю. А ее, такие же, стальные с синевой глаза сияли радостью, что теперь не придется расставаться ни с кем...
И еще один постулат возник перед Варей, словно сам спустился с темных небес. НЕ УКРАДИ. Не укради чужое счастье. С чужим никогда счастлив не будешь, как и обманывая самого себя.
Получается, все это время она обманывала и обкрадывала только себя. И это все выпало ей как спасение или... как новое испытание. Одна только мысль кружилась мухой в голове: как Джеймс обрадуется, когда узнает, что у него теперь есть младший
