стоит у крайнего жилища и примеряется, готов ли этот человек к большему, чем просто следование своему пути? Ибо бывает так, что наступают времена, когда в душе должны пробудиться неведомые силы и неизмеримая отвага. Искры Великого предназначения попадают в душу всякого при появлении на свет, но не во всякой душе они разгораются настолько, что могут осветить путь целого народа.
36
Повесть 3. Возвращение Дажьбога
У крайних дворов родного селения Любомирова рода сердце в груди у Светислава радостно замерло на миг и – забилось быстрее. Здоровко приободрился, чувствуя скорый отдых, отставший было Холень догнал их и принял резвый вид, чтобы показать прочим псам, что возвращается не с гульбы, а с многих испытаний, в которых был этому видному всаднику верным помощником и другом.
Заря только сменилась утром, и ещё немногие жилища в эту пору отворили свои дымники и пустили к небу бело-серые столбы от печей и огнищ. Но неподалёку, справа, уже по-дневному бойко гудел рожок пастуха, и Светислав, обернувшись к жёлто-белому кругу над небостыком, подумал: «Вот и последнее Солнце Времени Купалы и Костромы», после чего въехал в селение.
- Здравствуй, Белые боги и наш славный Сокол с тобой, берёжа! – приветствовали юношу встречные.
Иные, чьи родственники или знакомые были в одной с ним городьбе, расспрашивали о своих, удивлялись его возвращению раньше срока. Светя изрядно морило от бессонной ночи, но люди так рады были перемолвиться с ним, что приходилось сдерживать стремившегося к стойлу Здоровка. Помимо всего прочего, узнал он, что уже прибыли на общее Вещенье племён родичи (старшие в родах) Кречетов, Уток и Сов и что последние прислали на совет лишь двоих, ибо всё совиное племя высказалось за переселение.
- И то правда - говорили юноше, - что сеяное зерно у них, едва пробилось из Земли, побито Холодом. Пересеивались заново.
- Значит, наши северные братья Совы будут за уход на Юг…- повторял Светь. – Что же скажут другие?
Наконец, он подъехал к воротам жилища своей семьи. Они были распахнуты, и племянник Мечислав, старший сын Яра, входил в них, как видно, отогнав скотину к стаду.
- Светь! – вскричал он с радостью и тут же бросился ласково трепать Холеня. – А тятя тебя до ночи ожидал! И бабушка с тётей Гориславой беспокоились!.. Иди, иди, я отведу Здоровка!
Ратник прикрыл ладонью ручку нового меча, чтобы исполнилось обещание, данное Вербору не рассказывать кому-либо о скрытном подземном народе, и пошёл под навесом к двери жилища. Но мать, видно, уже почувствовала возвращение сына. Она устремилась навстречу, лишь ненадолго сдержав себя, пока тот приветствовал старшего в семье, деда Будислава, и выпивал обязательный ковш кваса.
- Сокол-охранитель с тобой, мой соколёнок, - поцеловала Горислава склонившегося сына в кудри, выбившиеся из-под буяровой перевязи. – А Яр вчера сказал, чтоб ожидали тебя к ночи. Не приключилось ли чего?
37
- Ничего опасного, мама. Здорова ли, без печалей?
- У нас всё хорошо. От Кречетов прибыли на Вещенье родичи, а с ними ратники, среди которых и Тереслав, муж твоей сестры. Ей в месяц травень рожать. Будут боги милостивы – поедем на наречение дитя.
Яр уже шёл со стороны живни навстречу племяннику. И Горислава отпустила Светя. Он сунул руку в сапог за Гостомысловой берёстой для дяди и, осторожно вынимая её, вспомнил наказ старика бережно хранить эту надпись, свои опасения, что гмуры отберут её, и – с особенным чувством – прощальные Радиславовы слова: «Помни, твоё поручение и мне нужно».
- Здравствуй. Белые боги и Сокол с тобой, Ярослав.
- Здравствуй и ты. Белые боги с тобой. Храни тебя наша родовая птица.
- В городьбе всё по заведённому порядку. За себя по твоему велению оставил Сурислава. Асилков не видели уже одну луну и три дни… А это – от твоего знакомца-Лебедя.
- Добре, - Яр взял послание. – Вижу, ночные духи не пугают тебя. Или остров вещуна настолько приглянулся, что покинул лишь вечером?
- Гостомысл задержался: искал травы в лесочках. А духи тьмы в наших Землях уже привыкли к берёже – и пешей, и конной.
- Так это старик подарил тебе лебединое перо? – улыбнулся Ярослав, глядя на перевязь племянника. – Ты скоро увидишь своего нового друга. А теперь спи. Мне о многом надо поговорить с тобой ещё до празднества.
Светь уходил в свою спаленку смущённым. Когда внучка вещуна в Триозёрье успела втиснуть ему под перевязь буяра посреди соколиных перьев одно лебединое? И что это значило? Перьями родовых птиц обменивались меж собой юноши, чтобы считаться друзьями, девушки - чтобы считаться подругами. А Радислава?.. В их возрасте впору вручать метки Лады, а не предлагать дружбу… И завсегда Яр, как самый наблюдательный из Соколов, всё увидит, что другим недоступно. И ведь гмурий меч увидит. Неправду не скажешь, и чужую тайну нельзя выдать… Да – а, а ведь Светислав-то сам думал смутить дядю: ни о знакомстве с Гостомыслом никогда не рассказывал, ни о его пригожей внучке, ни об их со стариком тайных делах в Каменном взгорье… Но всё это после сна. Постель матерью была приготовлена, и, обмыв с себя следы ночи, ратник лёг отдыхать.
Не догадывался Светь, что задал он своему дяде не меньше загадок. Хотя не были они один – умудрённым жизнью, уважаемым всеми за охрану границ с Лесом, мудрым и опытным дядей, а другой – юным, неразумным ещё племянником. С самых тех пор, когда объявил Светислав непреклонно, что избирает путь ратника, а может, ещё и ранее, когда погиб Годослав в схватке с асилками, Яр и Светь не замечая разницы в возрасте в десяток и восемь лет стали как родные братья, только один – старший, с мудростью и сдержанностью, а другой – меньший, с горячностью и напором. Светислав быстро стал лучшим в придуманной дядей Дружине буяров, а стрельбе из лука, особенно на скаку, конной езде, знанию языка лесного, лугового – он
38
более дяди наставлял своих одногодок из соколиных родов. По предложению Светислава уже через год обучения буяры начинали помогать взрослым ратникам в охране приграничья. Не желая слушать упрёки за чью-то гибель, Яр самое трудное отводил себе и племяннику. Вдвоём они первыми из людей въехали в лютый, злотворный Лес, вместе разведывали в нём жизнь асилков, учились понимать её, чтобы прекратить прежнюю безнаказанность, когда косматые чудища, задрав домашнюю скотину, спокойно скрывались под сенью дубов, ясеней и лип. Яр и Светь достигали врага и в двух, и в пяти верстах в глуби Леса. Достигали и мстили за каждое расхищение.
Светислав с подростков во всём тянулся за дядей. Лишённый отца, он отвечал Яру за заботу любовью и уважением. А когда родичи семи соколиных селений – те самые, что согласились с Яром о возведении у Леса укреплений с постоянной берёжей, а потом и с обучением буяров для постоянной смены берёжи – когда те самые родичи стали твердить, что нельзя ратнику становиться выше старших, избранных Вещеньем, что нельзя правление ратное ставить выше правления мирного, тогда Яр, избегая упрёков в желании власти, всё больше стал заниматься делами семьи, а четыре городьбы Соколов препоручил самым опытным из юношей под общим присмотром Светислава. И если кто из берёжи говорил иногда с неудовольствием, что рода мало дают им лошадей, или оружия, или еды, Ярослав твёрдо прерывал ратника словами из Закона Праведи: «Следовать правлению Вещенья племени, которое выбирает старших один раз в год в день Дажьбога».
Теперь же Ярослав вмиг уловил обиду племянника, ибо ранее меж ними не было тайн. Как не было ничего скрытного в душе любого человека из племён, переселившихся когда-то с Островов. Первый из того же Закона закрывал дорогу обману: «Следовать Праведи, убегать от Криведи».
«… С Гостомыслом он меня поймёт,- размышлял Яр. – Поймёт, ибо и среди Лебедей даже мало кто знает о жилище старика. И что тайна Каменного взгорья – не моя, тоже догадается. А чужое выдавать нельзя… Но вот Радя - иное. Понял ли мой догадливый племянник, что… Что?.. Я же намеренно послал его туда. Куда сподручнее было самому отвадить жадных гмуров от Взгорья. Но если Раде когда и выходить замуж, то средь всех наших семи племён нет более видного и чистого сердцем юноши, чем мой племянник…
… Светь пробудился в подвечер. И едва он пошевелился и шумно вздохнул, радуясь родным запахам и звукам, как в маленькую спаленку его семьи, не имевшую двери в общую – родню, где у огнища и печи готовили уже праздничную еду, сразу набились все дети, которые давно ждали его пробуждения: девятилетний Притуслав и его меньшой брат Крутислав – дети Яра, Путеслав одногодка Крутя, с сестрицей Твердиславой – дети двоюродного брата Милослава. Они суетливо обсели Светя и наперебой делились своими маленькими новостями. Путеслав в этот день впервые увидел чужаков - родичей от племени Сов – и они очень удивили мальца.
- А ты выстрогаешь мне меч? – попросил он дядю.
39
- Как меч? – изумился Светислав. – До сих пор просили кукол для вашего игрушечного селения, что построили за баней, а теперь – меч?
- У всех соседских мечи. И у Ростиславовых, наших братцев, тоже…
- А он, Светь, уезжает отсюда,- пожаловалась маленькая Твердя. – Говорит, посядем на лошадей и поедем.
- Куда же?.. И оставишь родителей?
- Нет, не оставлю. И мама, и тятя со мной. И дедуня с бабушкой. Все уедем. На… на Юг, вот.
- Ага, на Юг! – снова возразила его сестра. Много ты знаешь!
- Ещё не решено, - степеннее заметил Прутислав. – Родичи завтра станут обсуждать промеж себя. Опять же богов спрашивать.
- А может и не уедем… - сдался малец. – Светислав выстрогает мне меч, я и прогоню Холод.
Все засмеялись.
- Отважный, отважный!
- Тебе в берёжу к моему тяте!
«Значит, и до детей дошла общая забота, - с печалью подумал Светь. – Вот если тронемся всем народом с заселённых, привычных мест, каково маленьким-то будет в дороге? Да и пробьёмся ли сквозь Лес? Старшим – и просеку рубить, и от асилков оберегать всех, а умелых ратников мало, три сотни не наберётся со всех племён. И сколько там, в глуби Леса, асилков? Бесчётно. А главное – пустит ли нас Велес в свои владения? Может, там деревья в три обхвата и стоят стеною в полусажени одно от другого? Не прорубишься, не проедешь на повозке. Сокол да Лебедь, родовые птицы, под густой листвой нам не защитники…»
- …С островов ушли, и ничего! – продолжали препираться дети.
Светислав поднялся.
- Меч тебе, Путеслав, сделаю, когда научишься с отцом поле пахать да засевать. Это важнее. А уходили мы не тогда, когда лучшего искали, а когда худшее терпеть становилось невмоготу.
Он отказался есть, хотя бабушка Градислава, ведавшая и в восемь десятков лет семейной стряпнёй, достала внуку его любимый репник. Выпил только кринку сыты из прошлогоднего дикого мёда.
- Скоро вечернее застольничанье. Потерплю.
- И то добре, - согласились помогавшие старушке дядя Изуслав со своей женой Велиславой. – Застольничать надо с семьёй. Как вы там, в приграничье, небось, всё мясо да мясо? Сами дичаете рядом с асилками?
- Что ты. У нас
