Удар милосердия

вами  не только солдаты Великого Рима, но и его просвещенные граждане. Просвещенность, жажда знаний – именно это отличает нас от варваров и в конечном итоге делает непобедимыми. Риторика и философия одинаково почитаются в нашем отечестве с военным искусством. Что по этому поводу думает уважаемый сенатор Гай Требоний?
Требоний: Кому, как не мне знать это! Всего один пылкий и уверенный в своих речах оратор, может либо вселить в армию боевой дух, либо превратить ее в стадо дезертиров. Только мы, римляне, знаем истинную силу слова.
Цезарь: Оратор без философских идей, без хорошего, системного образования, полученного в юности, всего лишь крикливый забияка, плохо скрывающий свои корыстные цели.
Лепид: Но у этой монеты есть и другая сторона. От чрезмерной учености начинаешь чувствовать себя умнее других, а это никогда хорошо не заканчивается.
Цезарь: Именно по этой причине среди нас нет таких знаменитых римлян, как Цицерон и Катон. Многие не верят, но  я действительно не испытываю к ним никакой вражды, и по-прежнему считаю их великими римскими гражданами… Но мы так и не услышали тему нашей философской беседы?
Децим Брут: Основным вопросом любой философской школы является – смысл жизни. Хочу просить каждого из вас ответить: является ли смерть смыслом жизни? Первый кому я даю слово – легат Корнелий. Затем согласно традиции, того, кто справа. Если кто-то не готов говорить, он может уступить свою очередь и взять слово позже.
Корнелий Квинт:  Я не думаю, чтоб человек жил ради смерти. Воин живет ради славы и добычи, женщина - ради детей, торговец ради прибыли. Смерть неизбежна, но не она определяет смысл жизни.
Требоний: Жизнь и смерть - всегда  рядом. Очень часто чья-то смерть дает жизнь другим людям, и наоборот, чья-то жизнь - это неизбежная смерть кого-то. Диалектически эти два понятия неразлучны, но, тем не менее, я не встречал человека, который бы жил ради смерти. Во всяком случае, если смерть рассматривать как физическое явление, то смыслом жизни она быть не может. Но, если взглянуть на нее, как на логический итог жизни, как на сумму содеянного, то в этом  плане такая постановка вопроса имеет право на существование.
Антоний: Отношение к смерти формирует отношение к жизни. Для меня это закон! Если человек панически боится смерти, – он не живет, а существует. Ему не ведомо истинное наслаждение, все красоты  мира сводятся к серым краскам стен его убежища, в котором трус прячется от опасностей. Я  трусов за людей не считаю. И, если б я выбирал себе смерть, то только в бою. В бесшабашном диком бою, где    ни у кого    нет  перевеса,  и никто не знает, кто победит.  Но, как отметили предыдущие ораторы, я не тороплюсь в царство Аида. А что касается смысла жизни, я сторонник Эпикура.
Децим Брут: Уважаемый Лепид пропускает свою очередь?
Лепид: Да, Брут, я не силен в философии, и не могу говорить, как Гай Требоний. Передаю свою очередь Цезарю.
Цезарь: Какая неожиданно интересная тема. Полностью согласен с Требонием. Смерть необходимо рассматривать только, как итог жизни, только тогда в ней появляется смысл. Антоний, помнишь, как перед каждым боем я объявлял свое завещание?
Антоний: Да, и каждый раз своим наследником ты объявлял Гнея Помпея – своего зятя. 
Цезарь: А когда моя дочь умерла при родах, я долго не мог определиться с наследником. Тогда я стал всем задавать один и тот же вопрос: чем отличается казнь от убийства?
Требоний: Можно узнать каковы были варианты ответов?
Цезарь: Антоний, помнишь, какой ответ  дал ты?
Антоний: Я сказал - ничем.
Цезарь: Децим, твой брат Марк Брут ответил, что казнь это законно, а убийство – незаконно. Такими были две полярные точки зрения, остальные ответы были в разной степени синтезом этих двух. Но меня эти ответы не устраивали.
Децим Брут: Я, кажется, тоже отвечал на этот вопрос.
Цезарь: Децим, ты был близок, но не точен.
Требоний: Значит, кто-то дал точный ответ?
Цезарь: Да, дал. И прозвучал ответ примерно так: все зависит от мотивов. Если отдавший приказ  боится того, кого казнят, то это убийство, если не боится – казнь.
Лепид: Не совсем понял. А если, к примеру, дезертиры разваливают армию, и я отдал приказ об их истреблении, это что - убийство или казнь?
Цезарь: Это самый яркий пример казни. Ты ведь лично дезертиров не боишься? Просто у тебя нет другого выхода.
Корнелий Квинт: А если умный и молодой офицер метит на твою должность, и ты за малую провинность отдал его под трибунал?
Цезарь: То ты, хоть и чужими руками, и по закону, но все равно совершил убийство. Вот такая тонкая, но четкая грань оказалась между этими двумя понятиями.
Антоний: И кто ж тот счастливец, который дал правильный ответ, и, как я понимаю, стал твоим наследником?
Цезарь: Октавий, внук моей родной сестры Юлии.
Требоний: А где сейчас Октавий, почему его нет с нами?
Цезарь: Пока боги послали нам мирную и спокойную жизнь, Октавий решил восполнить пробелы своего образования. Я отправил его на Корфу, в ту самую школу,  где когда-то сам учился. Он пишет, что у них в школе образовался неплохой литературный кружок, которым верховодит начинающий поэт Вергилий. Неужели  сбудутся мои мечты, и в Риме будет свой Гомер.
Децим Брут: Вернемся к теме нашей беседы. Допустим, боги позволили тебе, Цезарь, самому выбрать смерть, какую бы ты выбрал? (смолкла музыка, все, включая слуг и музыкантов, затаили дыхание, кто с испугом, кто с интересом ждут ответа)
Цезарь:  Думаю, такую же, как и любой из вас  -  быструю и неожиданную.
                                                      ПАУЗА
Лепид: Такую смерть боги дарят только своим избранникам.
Корнелий Квинт: И все деньги мира не повлияют на их решение.
Требоний: А власть? Вернее, люди, обладающие большой властью могут влиять на их решение?
Цезарь: Власть, в Риме похожа на аппетитную вдовушку. Кажется, протяни руку и она твоя, но не все любимцы женщин доходят до брачного ложа. Кого остановит яд, кого кинжал, а кого и собственная глупость. Я это к тому, что власть сама по себе перед ликом богов не дает никакого преимущества, и кто заслуживает их любви, а кто нет, – знают только сами боги.
Лепид: Цезарь прав, на самом деле, мы боимся не самой смерти, а тех мук, которые ей предшествуют. Нам не дано видеть собственную смерть, только чужую. Поэтому в римской армии есть неписаный закон: любой от новобранца до консула имеет право на «удар милосердия»
Требоний: В римском законодательстве нет такого права!
Децим Брут: Ты же слышал, закон неписаный. Никто не может отказать товарищу, получившему смертельную рану, в просьбе одним точным ударом избавить его от дальнейших мучений.
Цезарь: Спасибо, друзья. И хоть тема нашей беседы несколько мрачная, тем не менее,  я получил от нее огромное удовольствие. Я покидаю вас.
  Подали носилки Цезаря. Цезарь садится, носилки уносят Лепид, Корнелий и Антоний пошли его провожать.
Требоний: (Бруту, рассержено) Ты б ему еще место и час смерти назвал!!!
Децим Брут: Успокойся, сенатор. Даже в убийстве должен быть свой кураж.
Требоний: Это ты привык каждый день дергать смерть за усы, а я человек гражданский, мне есть что терять!
Децим Брут: Зато теперь ты будешь рассказывать внукам, что в последний день жизни Цезаря говорил с ним о его смерти.
Требоний: Слышал, где сейчас Октавий? Надо срочно отправить туда наших друзей.
Децим Брут: Успокойся, Октавий не досягаем. Я уверен, на Корфе его нет. Не для того Цезарь спрятал наследника, чтоб рассказать об этом. Октавий - его тайное оружие, и когда его пустят в ход, никто не знает.
Требоний: Без Цезаря и нам тут делать нечего. Идем, завтра тяжелый день.                               

                                          Картина    вторая
                           
        Пятнадцатое марта. Дом Цезаря, его рабочий кабинет. Цезарь за рабочим столом. Входит Кальпурния. Долго ожидает разрешения говорить, и уже повернулась уйти .
Цезарь: Не уходи. Нам нужно поговорить.
Кальпурния: Я для того  и пришла. (Видит на столе эбонитовую палочку Цезаря и испуганно берет её в руки)
Цезарь: Вот эти свитки нужно срочно отнести в дом твоего отца.
Кальпурния: (испуганно) Гай, ты один? Где Никатор? Я пришлю Алесандро!
Цезарь: Ты перебила меня, не дослушав! Отнесешь свитки отцу и останься там до утра, так будет безопасней.
Кальпурния: Гай, не мучь меня! Где Никатор? Что значит - безопасней? Наш дом штурмуют?
Цезарь: Нет, все гораздо хуже. Появились первые предвестники приступа моей болезни. Ты не хуже меня знаешь,  – этот приступ будет последним.
Кальпурния: Не может быть! ( на глазах появляются слезы) Ну, почему сейчас! Ты всю жизнь воевал. Всего два мирных спокойных года! Как несправедлива  судьба! 
Цезарь: Глупости! Справедливости нет. Её придумали юристы и нищие. Первые, чтоб заработать, вторые, чтоб утешиться.
Кальпурния: А что есть?
Цезарь: Есть обстоятельства, их нам дают  боги и пути выхода из них, которые мы выбираем сами.
Кальпурния: Но…
Цезарь: Перестань рыдать, мне не обойтись без тебя. Ты нужна мне.
Кальпурния: Не помню, когда ты последний раз говорил это. И все-таки, где Никатор?
Цезарь: Никатор далеко. Этой ночью я отправил его к Октавию. Успокойся, пожалуйста! Мне нужна твоя помощь, а не слезы. 
Кальпурния: Но если я нужна тебе, то почему ты гонишь меня?
Цезарь: Только ради твоей безопасности, если со мной что-то случится, кроме отца тебя никто не защитит. Хотя… если они заметят, что дом опустел…
Кальпурния: Значит, лучше, если я останусь?
Цезарь: Мне да, а тебе нет.
Кальпурния: Я жена Цезаря! И пока я хранительница очага этого дома, я никуда не уйду, что бы  мне не грозило!
Цезарь: Хочешь остаться?... Что ж, пусть думают, что у нас все по-прежнему. Отнесешь документы и возвращайся.
Кальпурния: Неужели все так плохо?
Цезарь: Только при живом Цезаре Рим знает, куда пойдут легионы. Когда боги возьмут меня к себе, начнется хаос, а может и новая гражданская война. Октавию нужно выиграть время, вступать в любые союзы, я тут подробно все написал. Эти документы огромной важности. Я специально отправил Октавия в… лучше тебе не знать куда. Твоя доля моего наследства давно хранится у твоего отца.  Деньги, которые я завещал гражданам Рима - в моей казне, распорядителями назначены Антоний и твой отец. Это единственное, что может уберечь вас от расправы. Золото для Октавия в надежном месте. Где это место  -  знает только Никатор. Ну,  вот, пожалуй, и все. 
Кальпурния: Только это? Большего  я не заслужила?
Цезарь: Прости. Я часто был груб, и неоправданно суров с тобой. Только к концу жизни понимаешь, как много зависит от женщины.
Кальпурния: И больше не будешь упрекать меня в бездетности?
Цезарь:  Ты не виновата, что у нас нет детей. Отсутствие наследника это моя жертва богам за все победы и триумфы. Единственное, что у меня никогда не получалось – счастливая семья. Дочь умерла, внук, – умер, не родившись.  А я так хотел, чтоб у нас с Помпеем был общий внук. Помпей покорил бы весь восток, я запад и север, и все это мы с огромным удовольствием положили бы к ногам маленького Помпейчика.
Кальпурния: А Клеопатра? Она ведь подарила тебе сына?
Цезарь: Никогда! Никогда полукровка не будет править Римом. Рим только для тех, кто создавал его из поколения в поколение. К тому же у меня большие сомнения, что Цезарион - мой сын. Я