Роман и Джета - Ромео и Джульета? тартарары, и чтоб торчал я там до той поры, пока пацанство все мне не простит – и
возвернуться мне не разрешит»! - торжественно поклялся он. Эта нехитрая, и, в общем-то, несуразная клятва окончательно убедила Степана.
- Ну смотри, чувак, ты - поклялся! – предупредил Степан, - Чтоб потом ни, ни, ни.
Собрались в «Заготконторе» в одиннадцать часов. Среди своих ребят, Ромка увидел и несколько незнакомых, по виду, уже отслуживших парней молдован... Хотя, вот тот крепенький… Да это же, Николай Петроае», – вспомнил он.
Как и Роман, тот ходил на тренировки в спортивную школу - занимался тяжелой атлетикой. Года четыре назад, окончил молдавскую школу и год, как отслужил в армии. На русском Николай говорил почти без акцента.
Степки среди пацанов, почему-то не было. Речь, перед собравшимися ехать в Ленинград, «держал» его отец. Он сказал, что обстоятельства несколько изменились; и ребята поедут не сразу на станцию, как в прошлый раз, а вначале в село Готешты. Оттуда пешим ходом надо пригнать коров к подъездным путям станции Вулканешты, там загнать коров в вагоны, и только тогда отправляться в Ленинград. Так что, на этот раз, все складывается гораздо сложнее. Подумайте – будет трудно. Кто сомневается – может отказаться.
Мальчишки, несколько разочарованные, вышли на улицу, чтобы обсудить услышанное и принять решение.
- Ну что будем делать? – обратился Гришка к пацанам, - Лично я – пас.
- А что так? – спросил кто-то его.
- Что так, что так! – передразнил Григорий сказавшего, - Считайте сами. От села Готешты до Кагула
двадцать шесть
км, и от Кагула до Вулканешт еще сорок, итого: шестьдесят шесть км! Вникаете? И телепаться до станции надо будет никак не меньше двух дней! И спать в открытом поле! Палаток, я уверен на все сто, не будет, а вдруг дождь, ветер? Нет, парни, вы как хотите, а я лично, как-то, сквознячком и мимоходом. Мне эта идея совсем не по нутру, тем более, что в Питере я уже побывал.
Ромка стал колебаться: «И, правда, чего обрекать себя на такие неудобства? Ходи себе на пляж, загорай, купайся в свое удовольствие, вечером - на тренировочку…. А как же Ленинград…?! Сможешь ли ты, потом когда-нибудь увидеть его? Ты же так мечтал о нем! Буду поступать в военно-морское и увижу, а уж, если поступлю…»!
- Ну что, дружбан, решил? – спросил его Гришка.
Ромка тряхнул головой и решительно сказал: - Я еду. Ты был, - очень хвалил, и мне просто не терпится побывать в этом замечательном, как вы описали, городе. И потом, я же хочу поступать в военно-морское училище, – так надо бы, кроме всего прочего, посмотреть на город, в котором, может быть, предстоит учиться.
Вместе с Гришей отсеялось еще два человека, остальные подростки сходив домой, сообщили родителям о своем решении; те, конечно, заохали, заахали, но собрали кое-какой еды, вещи и денег в дорогу. Сбор был назначен назавтра, на шесть часов утра, возле «Заготконторы».
В шесть утра все были на месте. Там их уже ожидал специально подогнанный автобус, и пацаны, вместе с уже отслужившими парнями поехали в молдавское село Готешты. В селе ребят разместили в местной школе, в небольшом классе. Матрацы были набиты соломой, но постельное белье было чистым. Свежевыстиранное и выглаженное оно «благоухало» хозяйстенным мылом. Пацанов тут же покормили; завтрак оказался незамысловатым, но сытным и вкусным. Сваренная целиком картошка с большими кусками мяса в каком-то бульоне, вкусно пахла чесноком, петрушкой и укропом.
Поев и перекурив они пошли, как сказал бригадир, двадцати двух – двадцати трех лет парень: «на встретиться с корову».
- … чичас, доярку подоиться корову, потом вы их понесете в полю, - сказал он «ковбоям», гордо возвышаясь над ними со спины довольно резвой лошадки, которую он называл Степкой.
Пацаны заржали, показывая друг другу, как они понесут коров на руках, а хохмач и насмешник Митька Семенов, смеясь, завопил, передразнивая бригадира: - Почему надо нести доярку и корову в полю?! Мы же должны нести их на станцию, в Вулканешты!
- Мэй, бэете (эй, ребята), - терпеливо объяснял парень, - гнать корову с доярку (пацаны попадали от смеха), на станция будем через три сутки. Надо, чтоб они немножко покушал травку и набрался с весу. Смотрите за них внимателный, чтоб никто из них не убежался. Понятный?
- Понятный - корова, чтоб набрался с весу, а доярка, чтоб кушал травку и не убежался, – проговорил Митька, с самым серьезным видом, продолжая передразнивать бригадира, - а зачем нам доярка?
- Доярка будет доиться с корову. Если его не доить – он может заболетца. Так что, будьте внимателный. Понятный?
- Ага, понятный, - ответил Митька, - корову надо, чтобы он кушать травку, а доярку, чтобы его доиться. И еще смотреть, чтоб она не убежался, - не уставал он поддразнивать парня, - А нам можно доить от доярку, чтобы он не заболелся? – пацаны опять покатились покатом.
До бригадира, наконец, дошло, что над ним потешаются; он густо покраснел, глаза его зло заблестели: - Что, силно умный? – спросил он Митьку и, резко взмахнув рукой, громко щелкнул кнутом. – Смотри, я с тебя так отделать, что тебе сам себя будет жалкий, - пообещал он и, повернув лошадь, отъехал прочь.
- Мить, зачем ты так? – спросил Ромка.
- Пусть русский язык, как следует, выучит, - отмахнулся тот.
- Это ты должен выучить его язык - ты у него дома! А если не волокешь на молдавском, то веди себя прилично – нам ссориться с местными мужиками совсем ни к чему.
- Да ну тебя, - фыркнул Митька с недовольным видом, – какой-то ты
чересчур правильный….
- Да уж, какой есть. А ты?! Ты почему не хочешь признаться в том, что обидел чувака ни за что, ни про?
- Какой он чувак…?! – возмутился, было, Митька.
- Эй, ребята, идите немножко здесь! - перебил их перепалку приятный девичий голосок.
Подростки оглянулись – их подзывала к себе молоденькая и прехорошенькая доярочка в белоснежном халате. Подзывая их одной рукой, второй она протягивала им кружку с молоком. – Лапте дориць? Молоко хотите? – поправилась она.
- О, вот это доярочка! – воскликнул Митька. - Эту бы я с бо-ольшим удовольствием подоил! Чтобы он не заболелся, - пояснил он пацанам, не преминув передразнить бригадира. - Айда, пацаны! – крикнул он, вприпрыжку направляясь к доярке. - Парное молочко – просто обожаю!
- Митька, не хами! - успел предупредить его кто-то из пацанов.
Подросток, всем на удивление, подойдя к доярке, неожиданно оробел и не сказал ей, ни то, что грубого слова, а не смог даже, по своему обыкновению, чего-нибудь отчебучить. Молча, выпив целую кружку молока, попросил - вторую, сказал на молдавском: «Вэ мулцемим» (благодарю вас), - и как-то, очень уж скромно для себя, отошел в сторону.
Подошел к доярке, и Ромка с остальными ребятами. Ожидая своей очереди, он откровенно загляделся на хорошенькую молдованочку. Невысокая, ладно скроенная, - даже большой, чересчур большой халат, не скрывал ее стройной фигуры. Персикового цвета лицо девушки, с тонким, изящным носиком, большими карими глазами, вызвало в нем какие-то, и с кем-то, когда-то уже пережитые, чувства. Не зная отчего - ему хотелось смотреть на нее, не отрывая глаз. Когда Ромка, наконец, подошел к доярке, она, протянув ему полную кружку молока, взглянула на него. В лице ее, что-то неуловимо изменилось, и она, тише, чем другим, произнесла: Пофтим, я хотеть сказать, что пожалуйста, - поправилась она, и поспешно опустила глаза.
- Вэ мулцемим – поблагодарил он, беря поданную кружку. Нечаянно коснувшись ее пальцев, он почувствовал, что руку его, будто бы обожгло пламенем, и резко отдернул ее. От рывка рукой, часть молока выплеснулась на белоснежный халат доярочки.
- Извините, ради Бога! – умоляющим голосом, попросил он на русском, вспомнив, как это звучит на молдавском языке, добавил: - Извините, мэ скузаць, вэрог, - я нечаянно, - тоже поправился он.
- Нимик, нимик. Ничего, ничего, - поспешно ответила девушка, стряхивая с халата молоко и еще раз, как-то потерянно посмотрела на Ромку. Глаза их опять встретились…. И стали они у ребят какими-то, непонятно от чего, темными и, как будто даже, хмельными. Девушка и паренек неотрывно смотрели друг на друга, не говоря ни слова.
Ромка почувствовал легкое головокружение - ее глаза притягивали подростка к себе какой-то гипнотической силой, как притягивает к себе взгляд удава кролика или лягушонка. Не отрывая глаз от ее лица, совершенно не контролируя себя, он сделал к ней шаг, второй - совсем короткий, - дальше идти было некуда - подошел совсем вплотную: «Ты откуда взялась такая замечательная и красивая»? - вопрошали его восхищенные глаза.
Девушка, так же, как и он, почувствовала себя в роли кролика, нет, не кролика, а маленькой беззащитной
мышки! Неотрывно глядя на него, она стала приподниматься с ведра, на котором сидела. Едва привстав,
уже тянулась к нему руками и всем телом: «Господи! – отчаянно кричал ее взгляд. - Где ты был раньше?
Я так долго тебя ждала, а сейчас уже так поздно! А может быть, нет?», - можно было прочесть надежду
неизвестно на что в ее растерянно-ошарашенном взоре.
- Ро-ом, ты, что там застрял? Пей быстрее! - прервал их безмолвный разговор и обмен взглядами, кто-то
из пацанов. – Другие тоже хотят.
Ромка, ошалело, тряхнул головой, сделал шаг назад, поспешно выпил молоко, вытер губы, возвращая
посуду, еще раз поблагодарил доярку. Та, опустившись на свое место, сидела с совершенно отсутствующим,
ничего не воспринимающим взглядом. И только когда, кто-то из пацанов, легонько, но настойчиво похло-
пал ее по плечу, - она вздрогнув, тряхнула головой, как бы отгоняя наваждение, и, подняв голову, с уже
осмысленным видом на лице, спросила: «Чине тиам спус»? Что ты сказал?
- С вами все в порядке? – еще раз спросил парень.
- Да, - ответила она, виновато посмотрев на него, - с меня все в порядке, что-то немножко закружил
голова, - и налила ему молоко….
- …с этого место, - сообщил бригадир пацанам и парням молдаванам, поведя кнутовищем вокруг себя, -
надо пасти корову.
Место - заливные луга на берегу плавней, образовавшиеся от разлива пограничной с Румынией реки Прут.
Густо поросшие высокой сочной травой и папоротником, разбросанным тут и там отдельными густыми
кустами, они служили отличным пастбищем для скота.
- Корову в воды не пускать, - может застряться и утонуться, - объяснял бригадир, - пить захочет - пусть
пьется с отсуда, с берег. Ынцелес?
- Ынцелес, все понятный, - начал опять поддразнивать бригадира Митька.
- Митя, - укоризненно посмотрел на него Ромка, - Христофора Колумба, Николая Миклухо-Маклая, кон-
чай бузить, доведешь парня - могут быть большие неприятности, они тебе надо?
Митька, высунув язык наружу, дурашливо шлепнул несколько раз по его кончику указательным пальцем,
как бы наказывая его: «На, мол, тебе, болтунишка несчастный!», – и подмигнул мальчишкам. Те весело
заржали: - Вот баламут!..
Ребята, окружив коровье «воинство» полукольцом, наблюдали, как оно пасется. Время от времени они
подгоняли, отошедшую в сторону буренушку к стаду и возвращались на место. Очень скоро пацанам
надоело стоять, сидеть и лежать по одному и они, незаметно для себя, сбились в кучку. Покуривая – лениво
|