Произведение «Исповедь перед Концом Света. Моя родня по отцу и по матери.» (страница 2 из 5)
Тип: Произведение
Раздел: Эссе и статьи
Тематика: Мемуары
Автор:
Баллы: 2
Читатели: 341 +3
Дата:

Исповедь перед Концом Света. Моя родня по отцу и по матери.

21-й век...), и с моими собственными духовными поисками, с необходимостью неразрывно соединить все вещи в Абсолютной Картине Мира



После смерти матери, я нашёл записку отца, где он говорит, что дед был не только знаком с Дзержинским, но и был сотрудником ВЧК в 1918 году, по личной рекомендации Ворошилова (у которого дед в 1918 году был в Петрограде шофёром). Раньше я этих подробностей не знал, хотя и помнил, что он работал в ЧК. И сколько ещё можно было бы узнать!..

Сотрудником ВЧК… В 1918 году Петроградской ЧК, после убийства Урицкого, руководил Глеб Бокий, загадочный «красный эзотерик», чья секретная структура внутри ВЧК конкурировала в поисках и разработках с оккультной организацией «Аненербе», созданной потом Гиммлером в Германии…

И, конечно, тут невольно вспоминается эзотерическая легенда, что чаша Святого Грааля, которую искала и нацистская СС, находится где-то в Санкт-Петербурге, и что за ней охотились ещё во время Гражданской войны, в том числе, и ЧК...

Есть и версия, что Святой Грааль — это камень («философский камень»?)…

Да, Санкт-Петербург — Город Священного Камня...



А в одну из наших с дедом последних встреч, если не в самую последнюю, уже в Сестрорецке, в его последней квартире, у нас зашёл с ним — впервые в жизни — разговор о Библии, и он показал мне свою: страшно старый, совершенно растрёпанный экземпляр, небольшого формата, стянутый поперёк резинкой. Ещё дореволюционное издание (жаль, что я не рассмотрел всех данных).

И помню, как дед мне сказал, и с каким чувством:

«Володя, я ведь был благовестником!..»

Как это много значит для меня теперь!..

Дед всю жизнь старался понять Библию, христианство, религию. Хотя никогда со мной, почти до самой смерти, об этом не говорил: не то было время, мы жили в государстве с официальной атеистической идеологией. Дед говорил, что очень со многим в Ветхом Завете он не может согласиться. Говорил, что царь Давид был страшный человек, казнил своих врагов самой безжалостной и страшной смертью, и многие другие ветхозаветные персонажи поступали подобным же образом. И что только Христос учил настоящей любви…

Приводил, тогда уже хорошо известные мне, слова из Нового Завета:

«Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нём».
(1-е послание от Иоанна 4:16)



Дед прожил 102 года. Ровесник Сталина, односельчанин эсера-террориста Егора Сазонова (убившего министра внутренних дел Плеве), детский приятель Кирова и его сотоварищ по революционному кружку. Современник и участник великих исторических событий, до сих пор так мало понятых и осмысленных, но которые в огромной степени определяют то, что происходит сейчас…

И определяют, и будут определять… Впереди ещё столько войн и революций!..

И ещё столько раз надо будет понять: ради чего это всё...


Бабушка по отцу, Вера Гансовна Веретенникова (урождённая Сахкенберг)

Она была строже, чем дед. Но я всегда чувствовал в ней какую-то особую правду, она никогда меня не обманывала (в отличие от матери), и я ещё в самом раннем детстве понимал, что она всегда стремится поступать со мной по справедливости. Если она сердилась на меня — то это было всегда по делу. Ремнём она меня ударила только один раз в жизни, на даче, в Песочном, и это тоже было по делу...

Раз очень горячо, и очень сильно волнуясь, она заступилась за меня, на кухне, перед матерью, когда та била меня из-за какой-то ерунды, а больше от плохого настроения, а я сильно плакал; я это запомнил на всю жизнь…

Да, баптисты и евангелисты решительно были — и против всякой войны, и против всякого насилия; это было и у деда...

Бабушка Вера (как и дед когда-то) была баптисткой, но тогда об этом нельзя было говорить. Я просто знал в детстве, что она верующая, и что иногда к ней приходят какие-то тихие и добрые старушки, о чём-то тихо беседуют. В ней была очень сильная традиционная протестантская закваска — но это я смог оценить лишь после того, как сам в 1970-е годы близко познакомился не только с тогдашними опальными православными священниками и активистами, но и с протестантами: баптистами, адвентистами, пятидесятниками...

Она первая из людей — и единственный раз — что-то попыталась рассказать мне о Боге. На даче, в Песочном, летом 1959 года (мне ещё не было восьми лет), когда мы были с ней одни. И это было для меня чем-то похожим на какую-то очень серьёзную и важную сказку, меняющую мои представления о мире. Сказка — это уже что-то знакомое и привычное, и, вроде бы, понятное (с мифами Древней Греции я тогда ещё, кажется, не был знаком). И в то же время я видел и чувствовал, что бабушка Вера говорит о Боге не как о чём-то сказочном, а как о какой-то высшей реальности; и мне хотелось задать ей о Нём много вопросов. И ей, не только ей… Но мать, приехав в выходной на дачу, и услышав от меня слово «Бог», устроила бабушке Вере большой скандал, и больше этих разговоров у нас не было…

И поскольку бабушка Вера была единственным верующим человеком в моём окружении, то тема религии вообще очень надолго ушла из сферы моего внимания. Хотя, будучи атеистом, журнал «Наука и религия» я всегда читал с огромнейшим интересом ещё с детства…



Целых пять летних каникул, по почти полных три летних месяца, я и сестра Рита провели на разных дачах в Песочном (всего их было три) именно с бабушкой Верой, родители приезжали только с субботы на воскресенье, отпуская бабушку на сутки (как я теперь понимаю, хотя бы просто и для того, чтобы она могла сходить в баню).

За продуктами там ходил, по её поручению, обычно я, особенно последние три-четыре лета. Все наши дачные траты на продукты она аккуратно записывала и давала мне каждую неделю, чтобы я подсчитал общую сумму. И помню, что мать удивлялась в разговоре с родственниками или знакомыми (не в присутствии бабушки), как она умудряется тратить так мало. А я помню, что у бабушки Веры на даче я ел ровно столько, сколько хотел и никогда не переедал, и она никогда не заставляла меня есть насильно, в отличие от матери, и еда у нас не выбрасывалась...

Помню, как ещё в первые два лета ходили с ней на карьеры, через железную дорогу, чтобы купаться. Она сидела на траве, прикрыв голову от Солнца какой-нибудь газетой, и с тревогой смотрела, как бы со мной и сестрой там, в воде, чего-нибудь не случилось. Я уже тогда видел и чувствовал, что вся эта дачная возня с нами для неё довольно большая нагрузка, уже тогда у неё было довольно плохо с сердцем...



Нашёл в Сети документы.
Веретенникова Вера Гансовна, 1894 г.р.
Место работы: 2-е Дзержинское районное жилищное управление (РЖУ), домохозяйство №221, уборщица.
Награждена медалью «За оборону Ленинграда».
Дата решения о награждении: 03.06.1943.
Медаль вручена: 26.11.1943.
Место вручения: Ленинград.

В списке короткое пояснение:

«Тушила пожар и оказывала первую помощь пострадавшим».



Мои умершие в блокаду родственники по линии бабушки Веры (нашёл эти, поразившие меня, две записи в Сети в 2015 году, после смерти матери):

Сахкенберг Дарья Георгиевна, 1870 г. р. Место проживания: В. О., 16-я линия, д. 39, кв. 10. Дата смерти: апрель 1942. Место захоронения: Пискаревское кладб. (Блокада, т. 26)

Сахкенберг София Гансовна, 1917 г. р. Место проживания: В. О., 16-я линия, д. 39, кв. 10. Дата смерти: май 1942. Место захоронения: Смоленское лютеранское кладб. (Блокада, т. 26)   

Я об этих двух женщинах ничего не знал! Это абсолютно точно — родственницы моей бабушки Веры: Веры Гансовны Веретенниковой (Сахкенберг). Я хорошо помню, что её сёстры Елизавета и Мария жили на какой-то из линий Васильевского острова, в большой коммунальной квартире; в детстве меня возили к ним в гости, и они угощали меня чаем с вишнёвым вареньем...

София Гансовна — это явно её младшая сестра, хотя я о ней никогда не слышал. И разница в возрасте больше двадцати лет. Но слишком всё совпадает! У них была очень большая семья, кажется, десять человек детей, как говорила мать...

А Дарья Георгиевна — неужели это мать бабушки Веры?.. Моя прабабка?.. Выходит, так!.. Да, кажется, она была русская, замужем за Гансом Сахкенбергом, шведско-эстонского происхождения, у которого была какая-то мебельная фабрика в Питере (об этом тоже тогда было не очень принято говорить). И Георгием, значит, звали деда бабушки Веры по матери, как и её брата. И, значит, своего 2-го сына, моего дядю, младшего брата моего отца, не вернувшегося с войны, пропавшего без вести в 1941 году, она назвала и в честь своего деда по матери, и в честь своего брата Георгия, который в войну тоже погиб…

Сколько открытий о самых близких тебе по крови людях!..


Георгий (Юрий) Веретенников, брат моего отца, погибший в 1941 году

В семье его звали Юра...
Нашёл кое-что о нём в Сети, на сайтах, посвящённых погибшим в ВОВ...
Родился в 1921 году в селе Вавож Вятской губернии (ныне Удмуртия).
Место работы: завод 231.
Призван Дзержинским РВК 16.12.1940 года на действительную военную службу.
Военное звание и должность: красноармеец-артиллерист.
Начало боевого пути: город Луга Ленинградской области (отмечено на карте, других сведений не нашёл).
Письменная связь прекратилась с августа 1941 года.
Воинский адрес по последнему письму: город Новоград-Волынский (Украина, Житомирская область), п/я 227, п/о 2.
Пропал без вести в октябре 1941 года.
Разыскивала Веретенникова Вера Гансовна, мать (1894).
Сведения из анкеты 2.2.1947 года.

Я слышал от родных, что он был политрук. И помню его единственную военную фотографию, где он в военной форме, с отложным воротником и со знаками отличия на нём: кажется, это была не форма рядового. Эта фотография, наклеенная на синий картон, стояла у нас в доме на видном месте. Под фото, рукой деда, было крупно написано: «Веретенников Георгий Несторович». И ниже, более мелко, что пропал без вести в 1941 году. И, кажется, там был указан не только месяц, но даже и день, хотя в точности уже не помню. И было указано место: какое-то двойное название, похожее на Великие Луки. Но, кажется, это был не Новоград-Волынский; да и к октябрю 1941 года фронт откатился уже гораздо дальше на восток…

А под Великими Луками шли очень долгие, очень упорные и очень сложные бои...



Бабушка Вера рассказывала матери одну историю про своего Юру в детстве. Где-то в 1920-е годы ехали они на поезде (не то из Ленинграда в Вятский край к родне деда — не то возвращаясь оттуда назад). Было ему тогда лет пять или шесть; кто ещё ехал с ними — не помню. И Юра на какой-то станции пошёл с чайником за кипятком. И только успел набрать кипятка — как поезд тронулся. Он бежит к поезду — потом за поездом — и уже не успевает…

Бабушка Вера кричит ему с подножки вагона:

«Юра, Юра, да бросай ты чайник, бросай!..»

А он бежит, спотыкается, но чайник не бросает — хотя уже совсем отстаёт — поезд всё больше и больше набирает ход… И тут какой-то военный соскочил с поезда, подхватил его, и — передал его, вместе с чайником, ещё кому-то на руки на подножке последнего вагона…

Бабушка потом очень благодарила этого военного...



Говорили, что Юрий был парнем скромным, активно занимался комсомольской работой, но к девушкам подходить боялся…

А тут ещё и дед стращал обоих сыновей, говорил:

«Если какая-нибудь девка придёт ко мне с дитём в подоле и скажет, что это


Поддержка автора:Если Вам нравится творчество Автора, то Вы можете оказать ему материальную поддержку
Оценка произведения:
Разное:
Реклама
Обсуждение
Комментариев нет
Книга автора
Зарифмовать до тридцати 
 Автор: Олька Черных
Реклама