Исповедь перед Концом Света. Моя родня по отцу и по матери.

пыталась помочь дедушке надеть пальто, чтобы ему идти на работу, а он падал от одной только тяжести этого пальто; и бабушка плакала, когда рассказывала это, ещё живая, матери, 10-летней девчонке...

Жили они на Манежной площади, в том дворе, на который прямо выходит Малая Садовая, на 1-ом этаже. Мать мне указывала на этот двор в детстве, когда мы ходили в кинотеатр «Родина» или ещё куда-то мимо этого двора, но вовнутрь мы никогда не заходили.

Мать их очень любила, часто гостила у них в те 1930-е, предвоенные годы. Рассказывала, что особенно ласков к ней был дедушка, бабушка была строже. Ходили гулять с ним на Марсово поле, часто заходили там в мемориал жертвам революции, дедушка читал ей надписи на гранитных плитах и рассказывал, кто где похоронен. Мать никого не запомнила, но запомнила только, что там был похоронен мальчик...


Павел Артемьев, мой дед по матери

Артемьев Павел Артемьевич (1910, Ленинград – 1960, Москва).
После школы кончил ФЗУ со специальностью разметчика, работал на «Русском Дизеле».
В 1928 году познакомился с Валентиной (моей будущей бабкой) по комсомольской работе на заводе «Треугольник», где она работала. Вскоре и поженились.
Развелись в середине 1930-х, потому что она не простила ему измену. Он не хотел этого развода и страшно тосковал по дочке, моей матери, плакал, когда встречался с ней...
Поступил в Москве в высшее лётное училище (или академию, мать точно не помнила, когда рассказывала).
В войну базировался со своей частью под Горьким. Полковник (последнее звание).
Служил и воевал под командованием Василия Сталина. Говорил, любили вместе выпить, но и дело своё тот знал.
Прислал в войну бабке и матери аттестат лётчика (хотя они были с бабкой давно в разводе) в Шумерлю, в Чувашии, где они были в эвакуации, это им очень там помогло.
Воевал потом, в 1950-1953, лётчиком в Корее с американцами.
От 2-го брака у него были, в Москве, сын Игорь и дочь Ирина.

Дед Павел в молодости хорошо знал Кирова по своей комсомольской работе, исключительно его уважал. Тот его, фактически, и благословил ехать в Москву — поступать в лётную академию… Ездили с бабушкой Валей оба в Москву на его похороны в 1934 году, в декабре, после его загадочного убийства...

Это — невольно думаю — надо очень уважать человека! Чтобы оставить маленькую дочку — и поехать... Правда, оставили у дедушки с бабушкой, на Манежной. Было, у кого оставить… И, возможно, что насчёт поездки на похороны Кирова в Москву было и какое-то распоряжение по комсомольской линии...

Дед Нестор, как я писал выше, был с Кировым, в их родном Уржуме, в одном революционном кружке (хотя в разное время, как он говорил). Киров был постарше деда года на три…

Особое уважение в Ленинграде к Кирову, к памяти о нём, я чувствовал в детстве очень сильно. И загадка его убийства до сих пор не раскрыта...


Дядя Петя, брат моего деда Павла

Артемьев Пётр Артемьевич, брат деда Павла, был младше его на 2 года, или чуть больше.
«Пётр» и «Павел» они были названы, как говорила мать, по замыслу бабушки Натальи, в честь покровителей нашего города и Петропавловской крепости в частности.
Мать звала его «дядя Петя» и вспоминала о нём очень часто. А я его почти совершенно не помню.
В войну чинил подводные лодки в Ленинграде.
Работал на Суворовском проспекте в институте кораблестроения (всё со слов матери).
Женился на тёте Шуре в конце войны, в Мурманске.

Тётя Шура была очень приветливая, высокая, черноволосая, довольно полная женщина, с низким густым голосом. Очень часто ездили к ним в гости на Новгородскую улицу, в «сталинский дом», принимала она нас всегда очень радушно. Мылись довольно часто там в их большой ванной (вместо обычной еженедельной бани на Чайковского), что тогда было для большинства советского народа роскошью...

Сыновья дяди Пети и тёти Шуры: Миша и Саша. Немного постарше меня.
Я их помню очень хорошо, Мишу и Сашу. Саша был где-то на год постарше меня, очень толковый, интересовался книгами, всё время рассказывал мне что-то интересное, показывал свой конструктор, ещё какие-то инструменты; а Миша был очень скромный. Оба были очень добрые ребята. Но виделись мы только в детстве…
Миша умер по пьянке, страшной и глупой смертью, захлебнувшись в тарелке с супом, совсем молодым. Мой отец пытался устроить его у себя на работу, но тот проработал там недолго, уволился из-за пьянства...
Саша прослужил в торговом флоте, на Балтике, был капитаном, плавал на пароме в Финляндию и Швецию. Потом жил в Сосново, на Карельском перешейке.

Тётя Шура потом вышла замуж за какого-то охотника. Помню, что это был очень симпатичный мужчина с усами, что у него была двухстволка и большая охотничья собака.
А дядю Петю я помню чрезвычайно смутно, хотя дома он у нас бывал, но я тогда был ещё слишком мал.
Умер  Пётр Артемьев в 1955 году. На работе, от сердечного приступа. Мать рассказывала, что в его похоронах участвовали сотни людей, очень его на работе уважали...


Валентина, бабка по матери

Горюнова Валентина Алексеевна (1912, СПб, пр. Газа – 1978)
Горюнова — её девичья фамилия.
По первому мужу (моему деду) она стала Артемьева.
По второму мужу, Геннадию (Игнату) она потом стала Лановая.
Когда вышла, уже после войны, замуж в третий раз, за дядю Лёшу (Симоненко), в 1950 году, фамилию уже менять не стала. Возможно, в память о погибшем 2-ом муже, которого очень любила и уважала.

В молодости была очень красива, могу судить об этом по сохранившимся фотографиям. Но я её такой уже не помню, помню её уже сильно пожилой и сильно больной…

Должен признаться, что я любил её меньше, чем бабушку Веру: было в ней что-то не просто строгое, но жёсткое. Хотя успел увидеть и от неё очень много доброго...

Их было три сестры.
Катерина, старшая сестра, (старше примерно на 5 лет).
Ольга (Лёля), младшая сестра, (младше бабки на 5 лет).
Валентину и Олю воспитывал потом в Ленинграде, после смерти их отца и матери, дядя по отцу Борис, старший его брат.

Работала в Питере на заводе «Треугольник» на пошивке ботов и галош. Геннадий, её 2-ой муж, жаловался, что запах от неё — «как от химчистки»…

Лёля жила с Валентиной, а Катерина тоже перебралась в Питер, но жила с семьёй отдельно.

Родом они были из Псковской области, недалеко от Пушкинских мест. Давно ходят легенды, что в тех местах очень много потомков любвеобильного нашего Александра Сергеевича...

Про родителей бабушки Вали знаю по рассказам матери. Отец её умер рано. Поехал в голодные годы в Питер за хлебом, простудился, и вскоре умер. Бабушка Валя тогда была ещё совсем маленькая. Ухаживала за совершенно больной матерью и за младшей сестрёнкой Лёлей (Ольгой). Старшая сестра Катерина уже вышла замуж и им совсем не помогала; бабушка Валя затаила тогда на неё очень сильную обиду. Но Катерина умерла в блокаду со всеми своими тремя детьми: легли спать на ещё тёплую плиту на кухне и угорели…

Жили бабушка Валя и дядя Лёша с их дочерью Люсей, моей ровесницей, на улице Смолячкова, на Выборгской стороне, на 1-ом этаже, в 3-комнатной коммунальной квартире, в каждой комнате по семье. И чаще всего в гостях мы бывали именно у них, едва ли не каждые выходные…

Ходили гулять в сад имени Карла Маркса…

А ездили к ним, и обратно, на трамвае №2 (на «двойке»), самый запомнившийся мне с детства трамвайный маршрут. Наша остановка была у Марсова поля...

Последний раз в жизни я её видел 2.9.1970-го года, когда мне исполнилось 19 лет, и она, уже совершенно больная, приехала ко мне в армию, в Бугры (к северу от Питера, сейчас, практически, это уже часть города, хотя административно это Всеволожский район Ленинградской области). Приехала, едва живая, с какими-то пирожками, чтобы поздравить. Кроме неё тогда никто не мог ко мне приехать из родни. Несколько минут с ней у дверей КПП за пределами части, я их запомнил...


Тётя Лёля (Ольга Горюнова), младшая сестра моей бабки Валентины

Я её звал «тётя Лёля». Она была невысокого роста, голос у неё был очень высокий, и у неё было очень больное сердце, ходила она медленно и с трудом. Очень к нам ко всем была доброй...

В войну её занесло в Донбасс, там и осталась. А занесло, потому что в эвакуации, в Чувашии, подруга соблазнила её заняться спекуляцией «мануфактуры»; один раз их, ограбив, выкинули на ходу из поезда, она чудом уцелела; а потом она попалась «органам», какой-то срок отсидела и устроилась затем в Донбассе. Работала в шахтах, потом на разных работах (в 1969 году, когда мы жили у неё, сторожем).

Вышла там замуж, но муж вскоре умер. В 1950 родился сын; но в 1957 он погиб: был сбит грузовым автомобилем, по вине пьяного водилы. В одном из наших семейных альбомов хранится большая печальная фотография с его похорон, которую я помню с детства...

Благодаря тёте Лёле, прекрасное и жаркое лето 1969 года я, вместе с бабкой, матерью, сестрой и Люсей, провёл у неё в Донбассе, в городке Ханжёнково, что к востоку от Макеевки и Донецка. Бегал купаться на ставок и делал там зарядку. Потом бегал по тропке через поле в большую, глубокую балку, заросшую лесом. И по нескольку часов в день изучал и конспектировал за столом в садике у тёти Лёли «Капитал» Маркса и «Анти-Дюринг» и «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса (именно там я тогда стал убеждённым марксистом)...

Донбасс!.. Сколько нового смысла после 2014 года появилось для меня в этом слове и во всех этих моих воспоминаниях!.. И сколько огромной боли!..

Тётя Леля умерла через несколько лет после тех прекрасных дней, когда мы жили у неё. Бабушка Валя, сама очень больная и слабая, ездила в Донбасс, чтобы продать уже никому не нужный дом тёти Лёли...


Геннадий Лановой

2-ой муж бабушки Валентины, добрый отчим моей матери, которого она почитала так же, как родного отца. Практически всё знаю о нём только из многочисленных рассказов матери, она вспоминала о нём очень часто, и всегда с огромной любовью и уважением.

Лановой Геннадий (настоящее имя, видимо, Игнат) Васильевич (1912 июнь, село Россоша, 50 дворов, Каменец-Подольская область Украины — 1941 август, Антропшино под Ленинградом). Каменец-Подольский — это сейчас Хмельницкая область.
Брат Василий, 18 лет, погиб под Ржевом, в пехоте, раньше Геннадия. И Геннадий очень рвался на фронт, чтобы за него отомстить.
Мокий, средний брат, остался жив. Жил с женой в Николаеве (мать к ним ездила немного пожить, очень тепло вспоминала и их, и город).
Миша, самый младший, родился после войны.

В 1938 или 39 году Геннадий приехал в Ленинград, работал на ГОМЗе. Там познакомился с Валентиной, моей бабкой, работали в одном, 10-ом, цеху. Был прекрасным специалистом, краснодеревщиком, его очень ценили.

Ездили перед войной — он, Валентина и моя мать, девчонка — к нему на родину, на Украину, к его матери. И он очень просил мою мать, чтобы она всё время звала его «папа»...

Ушёл на фронт добровольцем, хотя у него была крепчайшая бронь, и отпускать его очень не хотели, так как он делал оптические приборы для фронта (видимо, специализируясь на оправе из особых пород дерева, пластмасса тогда была ещё не в ходу). Мать не раз говорила, что он написал свыше 30 заявлений, прежде чем его отпустили в Народное Ополчение.

Похоронен во дворе школы в