Знакомое каждому состояние... Пробудишься утром — грядущий день сулит течение ровное и безмятежное. Все так размеренно и привычно, и в этой обыденности нет ни малейшей оскомины, нет ни малейшего повода сетовать на скуку и однообразие. Наоборот, наполняет покойное довольство, избыток душевной теплоты изливается в лирический мотивчик, мурлыча который, радуетесь и пришедшему дню, и отдохнувшей плоти, и даже обязанности чистить зубы. А ступив за порог, сожалеющая грустинка не коснется, не царапнет сердца. Слов нет — жизнь что надо...
И вдруг благостная стезя нового дня внезапно прервется удручающим известием, и жизнерадостный настрой сменяется тягостным ожиданием навязанных обременительных дел...
Вы собрались прожить день тихо и мирно, уповая и впредь на подобный уклад. Конечно, дураку известно, что тишь и гладь, да божья благодать — не вечны, но когда там еще «рак на горе свистнет»... А тем временем исподволь готовилось посягательство на мирный сибаритский уют.
Не тайна, что ключ от невзгод заложен в конкретном человеке. Окажись вместо него некто другой, наверняка воспринял бы случившееся иначе, кому еще пришло бы в голову подводить философскую базу под обманувший надежды день.
В похожем духе рассуждал среднего роста мужчина лет двадцати семи, с фигурой еще юношеской, но стиснутый потугой на степенность. Минуту назад прямой начальник парня, Коротков Павел Петрович, спортивно-поджарый, рано поседевший из-за передряг и головомоек, доверительно шепнул Валентину...
Прошу извинить, представлю нашего героя — Валентин Спицын: инженер-конструктор, холост, образование незаконченное высшее. Впрочем, не каждый инженер с дипломом в кармане, и это ущемляет только недоучку — утыкает кто ни попадя, оттого на душе гарь неполноценности, и как не ухитряешься не загасить этот саднящий уголек.
Итак, Коротков, как бы сожалея (ну чисто по-приятельски), сообщил Спицыну: «Готовься, паря, сегодня же в командировку...» Тугого на подъем Валентина шокировало, стоило узнать, в какую даль угоняют... Вот сроду бы не ухитрился сыскать такую глушь: город Рославль Смоленской области, одним словом, у черта на куличках. На душу навалилась гнетущая тоска. Подступили обескураживающие мысли...
Но, как у каждого находящегося в воле начальства человека, в голове парня уже зародился компромисс: «Что с того, несахарный — не растаешь, люди едут и вовсе, куда Макар телят не гонял. А то ишь, какая цаца! Поезжай-ка, брат, не сетуй попусту на жизнь. Уж не такая безотрадная досталась доля, а то привык жить, как у Христа за пазухой.
Следом явились побуждения иного толка — взять да и увильнуть... манкировать невольной командировкой. Взять да отыскать хитрую лазейку, некую уважительную причину — и овцы целы, и волки сыты. А что — нельзя!..
Совесть осуждающе саднила — не годится перекладывать на других, а самому трусливо остаться в сторонке...
Инфантильная гордыня подпевала — ну и мужик выискался, негоже за мамкину юбку цепляться, испугался поц недельной командировки.
Гражданский (или еще какой там) долг, еще мизерный эмбрион спрятался, закопался во вспухшей куче хлама, наскребанных по сусекам к случаю обид.
И в диссонанс тянущему душу дискомфорту вдруг интригующе проснулась романтическая жилка. А что... — поездка предстоит дальняя, чуть ли не через пол-России, даже и заманчиво прокатиться по матушке Руси этаким кондовым способом. Представились неоглядные равнинные пространства, изредка перемежаемые лесополосой, вольный ветер сушит глаза, а в дневном солнечном мареве проплывают силуэты приземистых городков и сел. А еще попутчики, приблудные автостопом, не скрывающие заветных мыслей, да и зачем таиться, авось разминемся вовек... У иных устоявшееся нытье на негожую житуху, у других случаются душещипательные откровения, вплоть клади на бумагу. Так почему бы не поехать?.. Глупо и расточительно упустить подвернувшийся случай — порвать с повседневной скукой, отведать нови за казенный счет.
Но мерзкие путы обломовщины «тянули к лежанке» — ну и что там: новые горизонты, степной ветер... А мелочная суета просителя, подумай, сколько предстоит хлопот и обиваний негостеприимных порогов... Какая ждет бестолковая тягомотина... Надоела покойная жизнь, ну так полакай мурцовки...
Полный раздрай возник в мыслях Валентина, клубок противоречивых искушений и преткновений сводился к банальной фразе — хочется, да кусается...
С удручающим чувством неопределенности Спицын вошел в помещение технического отдела, и затаенная надежда окончательно обломилось. Глядя на заспанные физиономии сослуживцев, остающихся на месте, необязанных складывать сегодня вещички, ропщущих только на то, что по окончанию трудового дня придется добираться восвояси в битком набитом автобусе, а затем подогревать загодя сваренный супец. Валентин возненавидел эти уныло-мещанские рожи. Как жертвенный овен, отданный на растерзание бюрократическим стихиям — отдувайся за них, майся сутками, гадай, где приложить на ночь головушку — а эти тихони спокойно станут теми же ночами пускать пузыри во сне. Хороша же справедливость...
Но ничего не поделать, пришлось рассказать коллегам о предстоящей поездке. Конечно, те сочувственно улыбнулись, но тут же рассудили, что он не первый, не последний... Валентину пришлось проглотить, по сути, справедливое суждение.
— Да, так уж и быть. Придется ехать...
Спицыну только осталось стряхнуть с себя хмарь нерадения. Теперь хандру по боку, за тебя, любимого, вертеться никто не станет, выйдет себе дороже. Спицын справился о водителе, как назло, тот уехал в неизвестном направлении. Толком транспортники не стали объяснять, что и понятно... Ребята еще те мастаки наводить тень на плетень, но каждый знает, что тот не шофер, кто не калымит...
Вдруг Валентина кольнула каверзная догадка — пиликать придется за силовым кабелем, деревянный барабан скрутки одиннадцатого габарита (больше двух метров в диаметре) — уляжется ли такая махина на хилый заводской «газончик». В голове опять проявилась настырная слабина: если груз выходит за габарит, то возможна отсрочка поездки. Пока сыщут «большегрузку» — можно и заболеть на худой случай...
Валентин опять заметался. Однако на заводе найти палочку-выручалочку не удалось, увы, никто не петрил в размерах кабельных барабанов. Даже «шеф» Павел Петрович поначалу отмахнулся от Валентиновой нужды, но парень проявил настойчивость. Коротков призадумался и... и посоветовал созвониться с городскими электросетями.
Осведомленность электриков обманула затаенную надежду молодого хитреца. Главный инженер горсетей делано-оптимистично уверил, что «газон» сдюжит, мол, самим доводилось возить на таком же одиннадцатый номер, и ничего. Уповая с надеждой на противное, парень даже не обратил внимания на вскользь высказанное профессионалом опасение: «Поосторожней, потихонечку... с габаритными флажками, Бог даст, доедете...». Валентин поплелся к Короткову и нерадостно передал начальнику сущность услышанного — ехать можно.
Объявился водитель «газика». Которым оказался маленького росточка, крепко сбитый мужичок с маленьким вздернутым носиком, сморщенным лобиком, в «куфаечке» и растоптанных сапогах. Шофер вошел в отдел подобострастно, будто на аудиенцию к начальнику автоинспекции. Валентин предпочитал первенствовать, поэтому с удовлетворением отметил «затрапезность» малого и сразу же нацепил нимб благодетеля: радушно пригласил того к столу, усадил в продавленное кресло... Санька, как тот представился, освоясь, чуток приосанился и уже деловитым обликом пыжился показать, якобы в шоферском деле он тертый калач. И даже когда Валентин пояснил, что груз уж слишком громоздкий, «водила» без опаски и внутреннего сомнения уверил, что «газон» гору свезет: «Будьте спокойны, не сомневайтесь, довезем как нельзя лучше!»
Валентин малость приободрился. Человек, с которым придется делить и стол, и кров, показался в достаточной мере надежным и даже симпатичным. Потребности искать причину отказа от поездки окончательно отпала.
Валентин поинтересовался — знает ли Санька короткий маршрут до Рославля, ну хотя бы запасся дорожным атласом. Мужичок и тут не сплошал, хотя и нет у него карты, дорогу — «будь спокоен», узнает у ребят-водителей, задачка плевая... Они уже на ходу обсудили формальные детали поездки и отправились к «главному» — оформлять командировку.
Получив суточные, как и заведено веками в честном обществе, Валентин чертыхнулся на бухгалтерскую скаредность, но уж тут ничего не попишешь...
Но вот, кажется, и все... Спицын вышел за проходную уже частной персоной — птицей, свободной для полета, точнее и не скажешь.
Дома сообщение о поездке, как водится, вызвало уничижительные пересуды и профессии Валентина, и места работы, да и жизни парня — пока что непутевой и несостоятельной. Все ни как у людей, вечно «пустые» командировки, вечно ночные и праздничные дежурства, вечные хлопоты — неужели нельзя постоять за себя самого?.. (Впрочем, это отдельная тема для другого разговора). Итак, позудели, погудели, но делать нечего — смирились и дома...
Часа в четыре пополудни чистенький, сытенький Валентин прилег на тахту в надежде чуток вздремнуть, но сон не шел, на душе заныла давешняя надоедливая болячка — ох, как инженеру не в жилу предстоящая поездка. Парень ворочался с боку на бок, перебирая в недрах памяти лезшую в голову чушь, только бы отогнать невеселые мысли. Но те, растравляя душу, упорствовали. Но вот, наконец, липкая пелена дремы окутала страдальца.
Часто встречается забытье сладкое, располагающее к неге, доставляющее умиление, чуть ли не довольство самим собой. Но не таким было состояние Валентина, хотя тот и расслабился, хотя было приятно ощущать телом мягкое уютное ложе, но гнет обреченности удручал парня. Да уж, какой тут покой, когда нельзя заставить мозг переключиться хоть на время — под ложечкой так и осталась щемящая боль.
Пролежав «зажатой» колодой часа полтора, Спицын встал. Привычные занятия побоку. Разумно ли накануне отъезда читать увлекательную книгу, с азартным интересом смотреть телепередачу или прослушивать любимые мелодии?.. Голова забита насквозь другим... Валентин отыскал синий томик географического атласа, на пестром развороте европейской части России нашел заведомый Рославль и прикинул расстояние до родного города. Мысленно проследовал по очевидно предстоящему маршруту поездки, даже отложил в памяти попутные города и пересекаемые реки, так «потренировался» несколько минут. Все валилось из рук, полная апатия... С трудом скоротав вечер, Валентин опять брякнулся в постель. Да уж, какой тут полно или полуценный сон, если в два ночи затрезвонит будильник... Тоска, одним словом. Усилием воли парень заставляет себя уснуть, но ясно — сон не идет. То жарко, то холодно, то руку отлежишь, то под ребрами заломит, то еще что другое...
Чуть слышно потусторонне жужжит будильник, хочется, будь бы это греза, но явь отодвигает ленивый соблазн. И предстает «во всей красе» обступившая
