случае не должны были увидеть.
С кошмарным грохотом леса со своим грузом рухнули вниз. Обломки дерева и камня, пыль, крошка – всё это в один миг ринулось на ничего не подозревающих людей. Поднялось облако пыли, закрывшее видимость. Следом раздались душераздирающие крики и кашель. Собор наполнился детским плачем и аханьем матерей.
Осторожно взглянув вниз, мужчина увидел поистине жуткую картину. Престона и ближайших к нему священнослужителей завалило насмерть – никто из них не шевелился. Несколько прихожан из первого ряда были ранены, но, похоже, не так серьёзно. Однако прекрасный собор превратился в отвратительное месиво из строительного мусора и окровавленных останков.
Толпа людей в панике помчалась прочь. Обезумевшие мужчины и женщины толкались и затаптывали друг друга, спеша покинуть злополучное место. Никто не желал разделить судьбу трагически погибших священников. Праздник обратился в трагедию.
Только одна женщина, несмотря на раны, ползла к тому месту, где лежал Престон. Видно было, с каким отчаянным трудом ей даётся каждое движение, но она не сдавалась. Но её целью был не архиепископ, а ребёнок – младенец, что сидел у него на руках во время обвала. Картина была отчаянно трогательной. Но помочь несчастной мужчина ничем не мог.
Обернувшись, Рендал увидел, что Эталь беззвучно плачет. Она не желала гибели всем этим людям. Ей нужна была только одна жизнь. В крайнем случае, жрица готова была смириться со смертью охранников Престона. Вышло иначе.
– Скорее, нужно убираться отсюда! – обратился мужчина к своей спутницу.
Но жрица не могла так быстро оправиться от душераздирающей трагедии. Она заметила ребёнка и тянущуюся к нему мать. От этого женщине стало в сто раз большее. «Из-за меня погиб этот младенец!» – укоряла она себя, не в силах пошевельнуться.
Подхватив любимую на руки, мужчина поспешил скрыться с места преступления. Церковники должны были вскоре спохватиться и перекрыть все выходы. Собор быстро наполнялся вооруженными служителями Сенарии. Находиться в нём становилось опасно.
Уже почти скрывшись в верхней галерее, Эталь бросила последний взгляд вниз. Женщина, откопавшая из-под завала своего младенца, лежала не двигаясь. Из страшной раны на животе текла кровь, быстро окрашивая всё вокруг в алый цвет. Ребёнок громко плакал у неё на груди. Руки мёртвой матери крепко сжались вокруг него в последнем объятии.
Тем же вечером небогато одетая женщина настойчиво рвалась в Собор мимо неподвижно застывших стражников, охранявших место трагедии. Велось расследование и разбор завалов. Посторонних не допускали. Слишком важная персона погибла, чтобы церковь не стала брать это дело под свой контроль.
Но её не пропускали, несмотря на истошные крики и требования вернуть ей младенца, который якобы пропал вместе с сестрой. Многие родственники погибших жаждали поскорее увидеть своих родных или хотя бы узнать их судьбу. Кого-то отправляли в лазарет, кто-то уходил, ничего не добившись. Но настырная барышня не унималась.
Уже ближе к ночи, когда никого кроме неё не осталось, один из сердобольных стражников вынес ей малыша, огорчённо сообщив, что её сестра погибла. Целители боролись за её жизнь, но так и не смогли спасти. Зато младенец чудом уцелел. Женщина прослезилась и попыталась всучить ему деньги – всё, что у неё имелось при себе. Но благородный мужчина наотрез отказался, пообещав молиться за судьбу несчастной погибшей.
Совсем уже поздней ночью двое сидели в трактирной комнате и разговаривали. Мужчина точил ножи, а женщина баюкала какой-то свёрток.
– Что ты будешь делать с этим младенцем? – удивился Рендал. Поступок Эталь казался ему необъяснимым и нелогичным – Ужели ты думаешь, что сумеешь найти время, чтобы ухаживать за ребёнком?
– Меня вырастила церковь. Моей дочери тоже найдётся место в её стенах. Это то немногое, что я могу сделать... – голос оставался твёрдым, но на глазах жрицы показались слёзы. Она сильно переживала случившееся.
Эти слова неуловимо изменили что-то в лице мужчины. Он отложил оружие в сторону, придвинулся к женщине и вгляделся в лицо малышки.
– Нашей дочери! – проникновенно произнёс Рендал, принимая малютку из рук любимой. – Пусть её пока что приютит Церковь, но обещаю, мы заберём её, как только сможем!
Верна посмотрела в его глаза, и на её заплаканном лице, словно радуга после дождя, появилась улыбка.
[1] Одарённые – служители сенарианской церкви, владеющие магическими способностями. В соответствии с религиозной доктриной считается, что это Шестеро наделяют их своим благословением, которое никоим образом не похоже на магию, называемую не иначе как эрадрианской порчей или демоническим проклятием.
[2] Кернат и София – известная сенарианская притча о том, как Бог в обличии смертного до последней капли крови защищал любимую женщину, а затем пал мёртвым от многочисленных тяжелых ран, но не раньше, чем победил всех злодеев. По преданию София так вдохновилась отвагой любимого человека, что родила ребёнка от его духа. Когда младенец, названный Кернатаном вырос, возмужал, он свершил множество доблестных подвигов во славу Шестерых.
Глава тринадцатая. Слуги случайности
408-412 годы третьей эпохи.
Я никогда не думал, что разовью в себе столь полезное чувство уверенности в собственных силах. Полагаю, именно благодаря ему мне удавалось не падать духом и неотступно двигаться к своей цели, преодолевая любые возникающие трудности. Ничто, казалось, не могло меня поколебать и повергнуть в отчаянье.
Слишком много раз я смотрел в лицо смерти, чтобы продолжать приходить в ужас от её вида. Должно быть, мы привыкли друг к другу и стали добрыми знакомыми. Она не спешила сцапать меня своими костлявыми культями, а я махал ей рукой, не сомневаясь, что мы ещё встретимся. Когда-нибудь. Признаюсь, этот момент хотелось бы оттягивать как можно дольше.
Немало всего произошло, многое переменилось. Я лучше узнал друзей и определился с врагами. Случались потери и поражения, но говорить хотелось бы не о них. Важнейшим приобретением моей жизни за этот период стала по-настоящему любимая женщина – Верна. Не знаю, удалось бы мне достичь столь многого без её помощи и поддержки. Она явилась светлым лучиком в полумраке проворачиваемых нами дел.
Я знаю, это звучит глупо, ведь мы были с ней достаточно давно знакомы и наши отношения дошли до стадии близости, но... Это всё не то. Любви не было. По крайней мере, у меня к ней. Эталь красивая, эффектная, интригующая, частенько пугающая – какая угодно но... не любимая. Так было раньше.
Всё изменилось в один момент. Будто щёлкнул поддавшийся отмычке замок – моё сердце распахнулось ей навстречу. И я внезапно понял, что не могу представить свою жизнь без этой женщины. Причём Верна была нужна мне вся целиком, включая каждую мелочь в её внешности и характере. Даже то, что не нравилось, что раздражало... оказалось просто необходимым! Словом, мне довелось влюбиться в женщину, которую давно знал. Нет, не так... Подлинно я узнал её позже. До этого мы были всего лишь знакомы. И как же это мало!
Войдя в жизнь любимой, я тут же перевернул её с ног на голову. Да что там – просто разрушил! Все планы, чаянья, карьера – всё кануло в реку забвения или оказалось уничтожено ради вспыхнувших меж нами чувств.
Казалось бы, что может быть невероятнее, чем ответное влечение с её стороны к такому как я? Но так оно и вышло. Верна полюбила меня, несмотря ни на что. И без трепета рассталась со своим прошлым ради нашего будущего. Поверьте мне, этот шаг дорого нам обошелся!
Знала ли она, спасая меня из казематов Лонара, обрекая себя на отречение от церкви, что сумеет вновь добиться расположения Понтифика? Догадывалась ли, что ей удастся однажды вернуться в вырастившую её Сенарию? Совершенно искренне считаю, что у моей возлюбленной не было никаких надежд на подобный исход. И всё же Верна решилась на этот безумный шаг. Быть может, именно поэтому я так много сил потратил на её возвращение в лоно церкви? Ведь её интересы во многом стали моими. Потому что мы сами стали едины.
План по спасению дочери, о которой я, разумеется, не забывал, постепенно воплощался в жизнь. Преграды устранялись одна за другой, головоломка складывалась в цельную картину. И пусть за недостающей частью приходилось пересекать пол империи, все они рано или поздно находились.
Другим важным свершением я считаю созданный и распространённый нами миф. Не без помощи Миртиса нам удалось переполнить таверны и трактиры Гнэша, а затем и всей Империи слухами о ребёнке императора, который воспитывается в секретном месте после гибели первого сына Тирема. Эта ложь была основным моментом заговора, в котором должны были невольно поучаствовать чуть ли не все граждане нашего государства.
Люди легко приняли этот обман. Пусть я ждал реакции с трепетом и волнением, но в успехе не стоило особенно сомневаться. Всем хотелось верить в светлое будущее, а оно казалось возможным только при стабильности династии верховного правителя. Не окажись у Бертрама наследников – неизбежно началась бы грызня за трон – это понимал последний пьяница. Впрочем, пьяницы вряд ли могли хоть что-то изменить в судьбе нашей Империи, да и не интересовались они политикой. Но не буду о грустном.
Кому нужно пророчество, в которое перестали верить? Императорская династия не прервалась – убеждённого говорили друг другу «знатоки» закулисных интриг. Слухи, гуляющие в низах, быстро достигли нужных ушей. Многие дворяне в тайне готовились доказывать своё право на трон, так что неудивительным стало скорое появление дознавателей, жаждущих докопаться до первопричины слухов. Когда им не удалось её отыскать – ложь показалась ещё более правдоподобной. Знатные династии притаились, до времени скрыв свои властные амбиции. Идти против Тиремов открыто никто не решался. Репутация ястребов была хорошо известна.
В отличие от знати простой народ ликовал. Казалось бы, что за дело всем этим людям до наследника престола? Оказалось, что есть! Неизвестность будущего сменилась уверенностью в завтрашнем дне. Будто на сером небе прорезался лучик света, знаменуя перемену к лучшему.
События скоро вышли из-под моего контроля. Толпа день за днём собиралась на центральной площади Гнэша, требуя только одного – чтобы Тирем показал им своего наследника. Осмелюсь предположить, что народный интерес материально подогревали провокаторы всех мастей – от слуг Церкви и Ковена до отпрысков знатных фамилий. Загадка будоражила умы – всем хотелось хоть что-то узнать о таинственном ребёнке. Кто-то просто изъявлял любопытство, но некоторые, несомненно, надеялись устранить угрозу своему будущему. И тем и другим тайна не давала покоя.
Не знаю, о чём думал в то время император, но слухи он на корню не зарубил. А потом было уже поздно что-то менять. Ложь стала правдоподобнее истины. Никто не поверил бы его словам о том, что никакого наследника не существует. Слушатели изобразили бы понимающие улыбки на лицах, а затем промолвили: «Ну, хоть имя-то нам скажи!» Миф воплотился в реальность с поразившей меня самого скоростью.
Я не был уверен в том, что Бертрам помнит о данном мне обещании назвать мою дочь
